Рыба не хочет плавать

Сергей Шнуров и его "Ленинград" выпустили альбом "Рыба" — самую грустную подборку песен в русской музыке за последние 10 лет.

Нет, он не стал петь или сочинять менее зажигательно, чем во времена "Камон эврибади". Его мат так же искрометен, как тогда, одна только песня "Х... — не просто х..." чего стоит. Его пацанские шуточки по-прежнему уморительны. Разве что раздолбайское ска золотого периода сменилось более гладким эстрадным рэгги. А в остальном все похоже. С годами Шнуров не растерял цинизма. Куча лихо ворованных мелодий, жесткий стеб над "всем хорошим" и фирменная философия: бухло, бабло, три аккорда, а остальное гори огнем.

Шнуров, как в анекдоте про бракованные елочные игрушки, уже не радует

Фото: Вячеслав Прокофьев / Коммерсантъ

С этого и начинается альбом: Москва горит, а россияне ждут, "когда остынут кирпичи". И издевательская цитата из Газманова: "Москва, почем твои колокола..." Но если 10 лет назад подобные вещи казались свежим ветром и чуть ли не откровением на фоне унылого и заумного русского рока, сейчас почему-то остается осадок. Сергей Владимирович злится, нет того веселья, и это мешает кайфовать вместе с ним. Шнуров, как в анекдоте про бракованные елочные игрушки, уже не радует. Но дело тут явно не в нем, дело в нас.

Казалось бы, зачем так серьезно говорить об очередном альбоме поп-музыканта? Ну, был героем, а стал героем вчерашних дней, бывает. Но Шнур не просто музыкант, он один из главных авторов нулевых, их воплощение, точнее, чем он, смысл эпохи не выразил, пожалуй, никто. Эпоха обнулила все ценности, сняла с нас обязательства быть умными, честными и хорошими — и Шнур сделал то же, причем на высоком идейно-художественном уровне. Не хуже Пелевина в своем жанре. Потому и стал звездой — безо всякой раскрутки, безо всякого шоу-бизнеса.

Шнуров и его гоп-компания появились из ниоткуда. Из гнилого воздуха нулевых, из всеобщего отвращения к пафосу и серьезности, из разговоров о том, что да, вот такие мы уроды, но не фиг грустить по этому поводу, давайте лучше бухать, оттягиваться и будь что будет.

Поначалу "Ленинград" был эстетским проектом, стилизовавшим кабаре. Его поддерживали Леонид Федоров из "Аукцыона" и Артемий Троицкий. Затем Шнура стали слушать тусовщики из клубов, а потом и обыкновенная гопота. Он почувствовал это и смело сделал шаг от кабаре к откровенному блатняку и попсе. Эстеты считывали его песни как крутой концепт, массовый слушатель принимал за своего парня. Фокус в том, что и то и другое — правда.

Шнур всегда был слишком умен, чтобы строить из себя последнего героя и требовать перемен. "Нет героев",— спел он, и их действительно не стало. О, с каким упоением отплясывали в клубах под "Люди не летают" и "По какой-то глупости нам всем может повезти"! Это был следующий шаг после мамоновского: "Я гадость, я дрянь, зато я умею летать!" Шнур пошел дальше. Оказалось, что и летать необязательно. Да, мы такие, и что? Ничего не умеем, не хотим, ничего собой не представляем, но нефтяные деньги текут рекой, в "Ашане" новая распродажа, а съездить в Турцию вообще ничего не стоит. Характерная примета эпохи: именно в то время на ТВ стали браковать ведущих с грамотной русской речью и отпечатком интеллекта на лице: не отвечают запросам целевой аудитории. Каждый, кто хоть недолго работал в больших компаниях, мог заметить: хорошо оплачивается и продается только низкое качество. Мало-мальски серьезное отношение к своему труду и попытки сделать хорошо настораживают. Или, как об этом поется в "Рыбе": "Любит наш народ всякое говно".

А еще он пел: "Никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его". Раз никого не жалко, можно все себе разрешить: пьяный угар, глупых баб, тупые разговоры о мобильниках и бабле. Так "Ленинград" стал группой для менеджеров среднего звена, которые ходят по струнке в своих бессмысленных офисах, а вечером отрываются под крики Шнура про "яйца, табак, перегар и щетину". Освобождающий эффект налицо.

Потому он и стал общенациональной звездой, что обозначил планку, ниже которой падать уже некуда. Казалось бы — так просто. Но то, что у какой-нибудь "ВИА Гры" ясно прочитывается как желание заработать на глупых слушателях, у Шнурова — выверенная идейная позиция. В отличие от них ему, одному из самых умных российских музыкантов, было откуда падать. Его простота — результат преодоления сложности, а не душевная лень. И прежде всего нежелание что-то изображать собой, выглядеть круто.

Недаром ему так ненавистна любая идеология, как провластная, так и оппозиционная. Широко известна его полемика с Шевчуком по поводу Химкинского леса и нелестные высказывания в адрес "белого движения". Но мало кто знает, что во время исторической встречи рок-звезд с Сурковым Шнур был чуть ли ни единственным, кто не пошел на контакт с властью. Все пошли — и Гребенщиков, и Земфира, и "Чайф" и многие другие. И только он на сделанные ему предложения ответил: "Лучше не надо, а то ведь я деньги возьму и съе...ь". Против такого обезоруживающего цинизма возразить нечего.


За любой идеологией, неважно, политической или нет, Шнурову видится лицемерие, стремление казаться лучше, значительнее, чем есть. Главный хит "Рыбы" "Мы за все хорошее" — об этом. "Мы за все хорошее, а вы за г..." и так далее. Идентификация себя с хорошим, будь то державность, антитоталитаризм, высокое искусство или духовность, раздражает Сергея Владимировича всерьез. Это противоречит основной его установке — полюбить себя черненьким. С самого начала и по сей день он проводит в каждой песне нехитрую, но важную мысль: человек недалеко ушел от своего пещерного предка, что бы из себя ни строил. В кресле чиновника, в подворотне, на Болотной площади, на стройке — все одинаковы и равны, как в бане. Идеалы идеалами, Бодрийяр Бодрияйром, а животное в тебе не умрет, во что его ни одень и какой идеологией ни оснасти.

Мысль неутешительная, противная, честная, как зеркало, но, в сущности, на том же построен и весь Зощенко. Дураки считают его критиком мещанства. Те же дураки, которые называют своих сограждан совками. Нет, не совки, не мещане, не быдло. Это не имеет отношение к общественному строю вообще, это корневое свойство человека, всех: радостно валяться в грязи и тащить туда за собой весь мир. Это, как ни обидно, правда, а все остальное — ложь.

И вот "Рыба". Пусто-пусто, как говорят доминошники. Мысль о том, чтобы сбросить оковы культуры и ощутить себя дерьмом, достойным самого лучшего,— по-прежнему актуальна для подавляющего большинства населения. Но эта мысль уже не радует и не приносит освобождения, от нее становится очень грустно. В 2001-м можно было говорить с гордостью: "Да, мы такие и пошли все на фиг!", сейчас, в 2012-м, это звучит так: "Да, мы такие, но что дальше?"

На вопросительный знак ответить нечего. Тупик, рыба протухла. Идея не предполагает развития. Опускаться ниже уже некуда, нулевые и их певец Шнуров показали нам самое дно, край плинтуса. И подняться тоже невозможно, мешает глубокое неверие в себя, усталость, исчерпанность и цинизм. Рыба не хочет плавать, она разжирела, обленилась, легла на дно. Эпоха явно уходит, а новая все никак не начнется и даже признаков ее наступления незаметно. Рецепты кончились. Больше нет ни национальных звезд, ни национальных идей. Шнур освободил нас, но, как и предыдущие герои, никуда не привел. Теперь каждому придется выбираться и выбирать самому. И самому отвечать за свой выбор.

"Время считать очки"

Сергей Шнуров рассказал "Огоньку" об этапности альбома "Рыба", предсказал, когда станет динозавром, и подсказал, что запускать в плеере после прослушивания его нового альбома

— Сергей, альбом "Рыба" — явно этапный у вас. Это завершение какого-то периода или начало нового?

— Очень правильный вопрос. Имеется в виду не та рыба, что в речке. Наша "Рыба" — это доминошный термин, после которого все выкладывают кости на стол и начинают считать очки. То есть скрытый смысл именно такой — что-то заканчивается и пора считать очки. Кинчев когда-то спел "Время менять имена", а теперь пришло время считать очки. Для меня, наверное, для группы "Ленинград".

— Закончилось что-то в России или российской музыке?

— И там, и там, наверное. Большое что-то закончилось.

— Вы были культовым героем нулевых годов. Как вы сами сказали, какой-то этап закончился, нулевые закончились тоже. Вы ощущаете изменение своего статуса?

— Вы знаете, я недавно нашел свое интервью 2000 года. Очень хорошее интервью, мне понравилось. И там я себя — в 2000 году — называю гением. Так что легендой мне быть не привыкать. Но если серьезно, то я вряд ли когда-нибудь был культовым героем. Культовым героем нулевых был... Ну я не знаю, "Мумий Тролль", наверное. Культовый — это тот, на кого хотят быть похожим, а мною, наверное, никто не хотел быть.

Хотя, с другой стороны, в России есть привычка рубить хвосты и сжигать мосты. У нас все ненавидят недавнее прошлое и просто обожают давнее. Лет 5-10 назад, например, все обожали брежневское время — помните все эти старые песни о главном. Поэтому время еще пройдет и лет через десять нулевые назовут золотым веком российской музыки. Не, правда. Лет через десять я буду сидеть и ждать — когда же я стану обожаемым, всеми нежно любимым ископаемым динозавром.

— "Рыба", наверное, самый мрачный ваш альбом. Вы стали злее, кураж и раздолбайство первых альбомов потерялись?

— Да я не чувствую, что кураж куда-то делся. Здесь надо просто понимать, что группа "Ленинград" никогда, с самого начала не была явным андеграундным проектом. Это была обратная сторона медали. Все той же медали. И альбом "Рыба" — это мое обращение к русской и советской эстрадной традиции. Если, допустим, альбом "Пуля" — это были такие "Веселые ребята" и Утесов, то в "Рыбе" это совсем советская эстрада. Это такие Хиль, Магомаев...

— Кобзон?

— Нет. "Слышишь, время гудит БАМ-М-М-М!!!" — такая музыка меня никогда не интересовала.

Подготовил Вадим Нестеров

Огонек

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе