«В Донбассе гораздо лучше чувствуются ложь и правда»
10 сентября 2022 ● "Известия"
Музыкант Петр Лундстрем — о благодарных солдатах, запросе на высокое искусство и классической скрипке в соседстве с роком.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Андрей Эрштрем
В Донбассе сейчас невероятное количество пассионарных людей из совершенно разных сфер, начиная от слесарей-добровольцев и заканчивая музыкантами, поэтами, художниками, говорит известный скрипач Петр Лундстрем. О новой российской элите, а также о концертах для бойцов, фортепиано в парке Луганска и особом мнении Дмитрия Шостаковича о советском джазе представитель знаменитой музыкальной династии рассказал «Известиям» в предверии Фестиваля Олега Лундстрема, который откроется 20 сентября. Более 20 концертов, посвящённых памяти великого джазмена, пройдут в Чите, Петровске-Забайкальском, Краснокаменске, Нерчинске, Сретенске и других городах Забайкалья.
«Джаз — легкая музыка, но подлинное искусство»
— Вы стали художественным руководителем Фестиваля Олега Лундстрема. Почему именно Забайкалье выбрано его базой?
— Олег Лундстрем и его брат Игорь, мой дед, родились в Чите. С 1921 года жили в Харбине, где в 1934-м основали свой джазовый оркестр, прославили свое имя на весь мир, а когда в 1947-м было объявлено, что Советский Союз открывает двери для всех своих граждан, кто хочет вернуться, они, не задумываясь ни секунды, сели на паром до Находки. Дядя Олег, как мы называли его, всегда говорил: «Я хочу быть полезен своей Родине, хочу делать лучшее из того, что могу». Он классик джаза на самом деле. Если бы он занимался чем-то другим, то и там был бы классиком.
— Какая программа запланирована?
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Михаил Терещенко
— Это будет крупный культурный форум, посвященный всем граням личности Олега Леонидовича. Ожидается три блока: джаз, классика и театр. Выступят Московский джазовый оркестр под управлением Игоря Бутмана и Оркестр джазовой музыки имени Олега Лундстрема, а также молодое поколение музыкантов. Классическую программу представит Российский национальный оркестр под управлением Николая Цинмана. В рамках фестиваля пройдет творческая встреча «Музыка и Слово» с писателем Захаром Прилепиным. Кроме того, зрители увидят спектакль Иркутского драматического театра «Прощание с Матёрой» по одноимённой повести Валентина Распутина. Завершающим событием станет постановка «12» Центра театра и кино под руководством Никиты Михалкова.
Очень большой, просто огромный запрос внутри страны на высокое искусство в сочетании с искренностью. Оркестр Олега Лундстрема в свое время объездил 600 городов Советского Союза — сумасшедшая цифра!
— А вы сами не хотели заниматься джазом?
— Мой отец — классический скрипач (Леонид Лундстрем, руководитель именной Творческой мастерской. — «Известия»), и я в четыре года уже знал, что хочу играть на скрипке. Если мой сын будет так же хотеть играть на скрипке, я его тоже отдам. А к джазу, как ни странно, в семье сейчас практически никто не имеет отношения
Но он все равно остается в нашей жизни — мы очень дружим с Игорем Бутманом, который начинал в оркестре Олега Лундстрема, а привел его туда Игорь Лундстрем. В этом оркестре начинали Алла Пугачева, Майя Кристалинская, Валерий Ободзинский, Ирина Отиева.
Известна история про то, как оркестру Олега Лундстрема дали зеленый свет, когда на одном из съездов Союза композиторов он сыграл в Малом зале Консерватории. Там находился Дмитрий Дмитриевич Шостакович, который сказал: «Мне кажется, что наша так называемая легкая музыка должна развиваться именно в том направлении, в котором играет оркестр Олега Лундстрема». Так что джаз — легкая музыка, но подлинное искусство.
— Вы собираете в своем телеграмм-канале средства на разные нужные нашим военным вещи — от касок до бинтов. Покупаете всё это, везете в Донбасс. Играете там концерты. А помните, как впервые приехали туда?
— Если брать время после начала спецоперации, я первый раз оказался там в апреле, 8-го числа. А если говорить про Донбасс после 2014 года, то в 2019-м, играл в филармонии несколько концертов. Творческая мастерская Леонида Лундстрема, моего отца, директором которой я работаю, на протяжении всех этих лет последовательно поддерживает Донбасс.
Многие наши солисты приезжали в Донецк с концертами, мы поддерживаем тесные связи с Донецкой филармонией. Олег Наумович Бахтиозин, мой родственник, на протяжении многих лет до 2017 года был художественным руководителем филармонии. Мой дед (пианист, народный артист России, профессор Михаил Воскресенский. — «Известия») родился в Бердянске, семья его сестры как жила, так и живет в Донецке.
— Как подбираете репертуар? Насколько сложно играть для неподготовленного слушателя?
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Андрей Эрштрем
— Если я еду один, репертуар для скрипки достаточно ограниченный. В первую очередь я почти всегда играю «Чакону» Баха. Это произведение — часть цикла «Шесть сонат и партит для скрипки соло» — одно из немногих, написанных для скрипки соло.
Бах был человеком глубоко религиозным, вся его музыка связана с верой в Бога, с евангельскими сюжетами. Альберт Швейцер, который создал о Бахе монументальное исследование, пишет, что «Шесть сонат и партит» — это программное произведение, которое посвящено земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, а чакона находится в точке золотого сечения цикла и хронологически соответствует восхождению на Голгофу, то есть крестному пути, страданию и смерти Спасителя.
У меня не было даже сомнения, что играть, когда я ехал в Донбасс первый раз. После крестного пути и смерти Спасителя всегда наступает воскресение, а воскресение — это победа жизни над смертью. Такая донбасская Голгофа получается, символика очевидна. Это произведение никогда не устареет.
Конечно, я сомневался, волновался, тем более что первые концерты мы играли вместе с Юлией Чичериной и Джанго. Меня интересовал вопрос, как рядом с рок-музыкой и подзвучкой будет звучать классическая скрипка без всякой подзвучки. Все сомнения быстро развеялись, потому что любое подлинное искусство никого не оставляет равнодушным и оказывает большое воздействие, энергетическое в первую очередь. Мы не заставляем солдат сидеть полтора часа, концерт длится 20–30 минут.
— А если вы не один, какой репертуар предпочитаете?
— С моим другом Тамерланом Тедеевым, замечательным скрипачом, первым концертмейстером Красноярской филармонии мы играли дуэты Глиэра, Генделя, Моцарта. С еще одним моим другом, выдающимся пианистом Александром Романовским, исполняли сонаты Моцарта, с прекрасной пианисткой Валентиной Лисицей — сонату Бетховена.
«Они постоянно оправдываются — не за себя, а за русский народ, который они
вынуждены представлять»
— Как вас встречают? Вы играете только для военных или для мирных жителей тоже?
— И для мирных, и для солдат. Играем везде, куда приглашают. Для солдат в военном госпитале, для резервистов, для мирных жителей в Мариуполе. Ездили также по линии фронта — по частям и соединениям. А когда приехали с Романовским в Луганск, просто вышли в городской парк, поставили бензиновый генератор, подсоединили к нему фортепиано и дали концерт для людей, которые прогуливались в парке.
Встречают везде замечательно, а как может быть иначе? Когда люди видят, что к ним приехали, о них не забыли, о них помнят, их любят, для них это важно, они чувствуют поддержку. В этом и заключается смысл наших концертов.
— У вас в Донбассе появились друзья, поклонники?
— Да, всё больше появляется друзей. В Донбассе невероятное количество пассионарных людей. С моей точки зрения, именно там сейчас сформировалось, может быть, впервые на моей памяти, такое огромное силовое поле и такая атмосфера. Туда приезжают именно пассионарии из совершенно разных сфер, начиная от слесарей-добровольцев, заканчивая музыкантами, поэтами, художниками.
— Куется новая элита?
— Безусловно. Во всех сферах деятельности. Настоящая элита может быть сформирована только таким образом — под влиянием внешних, иногда может быть, страшных обстоятельств.
— Отчасти хорошо, что старая элита уехала?
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Бедняков
— Это очень наивный взгляд, что старая уехала. Уехала небольшая часть в процентном соотношении, остались те, которые очень хотят, чтобы всё было по-старому. Я их по-человечески мог бы понять, если бы не гибли люди. Они хорошо устроились, у них есть свои театры, своя культурная жизнь, свои биеннале, и всё это финансируется государством. При этом они прямым текстом выступают против этого самого государства.
В любой стране мира, с которым нас всё время пытаются сравнивать, такое просто невозможно. В Америке, если не поддерживаешь американских солдат, вылетишь отовсюду. Морпехи у них там — герои. Идет матч NBA, в перерыве показывают кого-то, и все сразу: «А-а, это наш военный. Он защищает нас, Америку». В Ираке они защищают Америку, понимаете, да? И это страна, которая развязала такое количество войн, какое не развязал никто, убила миллионы мирных людей.
А у нас? «А-а, какой кошмар, мы представители русской культуры, мы пацифисты». Эти люди всегда выбирают сторону, которая воюет с Россией. Убогое, двуличное, отвратительное лицемерие. Здесь нет никакой логики, кроме: «Мы ненавидим русских». Плохих русских, конечно.
— Русская интеллигенция всегда была протестно настроена, ближайший пример — советские диссиденты.
— Хороший вопрос. Им в 1948 году в беседе с Константином Симоновым задавался Сталин. Человек, который держал полмира в своей руке, тогда сказал: «Меня волнует, меня беспокоит, что недостаточно развито чувство патриотизма у нашей советской интеллигенции». Я думаю, что это глубинное психологическое явление, какой-то комплекс неполноценности. Они постоянно оправдываются. Самое смешное, что не за себя, а за русский народ, который они вынуждены представлять. Это меня до глубины души поражает.
— Актер и поэт Влад Маленко говорил «Известиям», что по-разному его Театр поэтов принимают в Донбассе, иногда даже с недоверием: говорят, что вот, опять пришли жизни учить…
— Мне легче. Мое искусство без слов. В Донбассе истончилась грань между жизнью и смертью, гораздо лучше чувствуются ложь и правда. Ты не можешь врать, когда идешь в бой или в разведку. Почему говорят со времен Великой Отечественной: «С тобой в разведку пойду, с тобой не пойду»? Да потому, что если на фронте ты соврал, то все погибли, а в мирное время соврал — и никто об этом не узнал. Там люди очень хорошо это понимают.
Когда они чувствуют, что ты приехал не ради пиара, не ради того, чтобы тебя снял Первый канал, а потом «Известия» взяли у тебя интервью, а просто потому, что тебя влечет твое сердце, здесь не может быть никакого недоверия.
Я всегда говорю солдатам: «Ребята, спокойно, скоро мы вас отпустим». Понимаю, что они могут подумать: собрали командиры народ, типа надо сидеть. Но часто после концерта, когда объявляю: «Ребят, всё, мы заканчиваем», слышу: «Нет, сидели бы и сидели еще». Это большое для меня удовольствие.
Справка «Известий»
Петр Лундстрем учился в Московской консерватории им. П. И. Чайковского ( класс Евгения Бушкова, аспирантура — у Эдуарда Грача) и Высшей школе музыки Королевы Софии в Мадриде (класс Захара Брона). Выступает с ведущими оркестрами и дирижерами, в том числе с Хансьоргом Шеленбергером, Игорем Манашеровым, Денисом Власенко и другими. Гастролирует в России и за рубежом. Лауреат международных конкурсов.
В Донбассе сейчас невероятное количество пассионарных людей из совершенно разных сфер, начиная от слесарей-добровольцев и заканчивая музыкантами, поэтами, художниками, говорит известный скрипач Петр Лундстрем. О новой российской элите, а также о концертах для бойцов, фортепиано в парке Луганска и особом мнении Дмитрия Шостаковича о советском джазе представитель знаменитой музыкальной династии рассказал «Известиям» в предверии Фестиваля Олега Лундстрема, который откроется 20 сентября. Более 20 концертов, посвящённых памяти великого джазмена, пройдут в Чите, Петровске-Забайкальском, Краснокаменске, Нерчинске, Сретенске и других городах Забайкалья.
«Джаз — легкая музыка, но подлинное искусство»
— Вы стали художественным руководителем Фестиваля Олега Лундстрема. Почему именно Забайкалье выбрано его базой?
— Олег Лундстрем и его брат Игорь, мой дед, родились в Чите. С 1921 года жили в Харбине, где в 1934-м основали свой джазовый оркестр, прославили свое имя на весь мир, а когда в 1947-м было объявлено, что Советский Союз открывает двери для всех своих граждан, кто хочет вернуться, они, не задумываясь ни секунды, сели на паром до Находки. Дядя Олег, как мы называли его, всегда говорил: «Я хочу быть полезен своей Родине, хочу делать лучшее из того, что могу». Он классик джаза на самом деле. Если бы он занимался чем-то другим, то и там был бы классиком.
— Какая программа запланирована?
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Михаил Терещенко
— Это будет крупный культурный форум, посвященный всем граням личности Олега Леонидовича. Ожидается три блока: джаз, классика и театр. Выступят Московский джазовый оркестр под управлением Игоря Бутмана и Оркестр джазовой музыки имени Олега Лундстрема, а также молодое поколение музыкантов. Классическую программу представит Российский национальный оркестр под управлением Николая Цинмана. В рамках фестиваля пройдет творческая встреча «Музыка и Слово» с писателем Захаром Прилепиным. Кроме того, зрители увидят спектакль Иркутского драматического театра «Прощание с Матёрой» по одноимённой повести Валентина Распутина. Завершающим событием станет постановка «12» Центра театра и кино под руководством Никиты Михалкова.
Очень большой, просто огромный запрос внутри страны на высокое искусство в сочетании с искренностью. Оркестр Олега Лундстрема в свое время объездил 600 городов Советского Союза — сумасшедшая цифра!
— А вы сами не хотели заниматься джазом?
— Мой отец — классический скрипач (Леонид Лундстрем, руководитель именной Творческой мастерской. — «Известия»), и я в четыре года уже знал, что хочу играть на скрипке. Если мой сын будет так же хотеть играть на скрипке, я его тоже отдам. А к джазу, как ни странно, в семье сейчас практически никто не имеет отношения
Но он все равно остается в нашей жизни — мы очень дружим с Игорем Бутманом, который начинал в оркестре Олега Лундстрема, а привел его туда Игорь Лундстрем. В этом оркестре начинали Алла Пугачева, Майя Кристалинская, Валерий Ободзинский, Ирина Отиева.
Известна история про то, как оркестру Олега Лундстрема дали зеленый свет, когда на одном из съездов Союза композиторов он сыграл в Малом зале Консерватории. Там находился Дмитрий Дмитриевич Шостакович, который сказал: «Мне кажется, что наша так называемая легкая музыка должна развиваться именно в том направлении, в котором играет оркестр Олега Лундстрема». Так что джаз — легкая музыка, но подлинное искусство.
— Вы собираете в своем телеграмм-канале средства на разные нужные нашим военным вещи — от касок до бинтов. Покупаете всё это, везете в Донбасс. Играете там концерты. А помните, как впервые приехали туда?
— Если брать время после начала спецоперации, я первый раз оказался там в апреле, 8-го числа. А если говорить про Донбасс после 2014 года, то в 2019-м, играл в филармонии несколько концертов. Творческая мастерская Леонида Лундстрема, моего отца, директором которой я работаю, на протяжении всех этих лет последовательно поддерживает Донбасс.
Многие наши солисты приезжали в Донецк с концертами, мы поддерживаем тесные связи с Донецкой филармонией. Олег Наумович Бахтиозин, мой родственник, на протяжении многих лет до 2017 года был художественным руководителем филармонии. Мой дед (пианист, народный артист России, профессор Михаил Воскресенский. — «Известия») родился в Бердянске, семья его сестры как жила, так и живет в Донецке.
— Как подбираете репертуар? Насколько сложно играть для неподготовленного слушателя?
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Андрей Эрштрем
— Если я еду один, репертуар для скрипки достаточно ограниченный. В первую очередь я почти всегда играю «Чакону» Баха. Это произведение — часть цикла «Шесть сонат и партит для скрипки соло» — одно из немногих, написанных для скрипки соло.
Бах был человеком глубоко религиозным, вся его музыка связана с верой в Бога, с евангельскими сюжетами. Альберт Швейцер, который создал о Бахе монументальное исследование, пишет, что «Шесть сонат и партит» — это программное произведение, которое посвящено земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, а чакона находится в точке золотого сечения цикла и хронологически соответствует восхождению на Голгофу, то есть крестному пути, страданию и смерти Спасителя.
У меня не было даже сомнения, что играть, когда я ехал в Донбасс первый раз. После крестного пути и смерти Спасителя всегда наступает воскресение, а воскресение — это победа жизни над смертью. Такая донбасская Голгофа получается, символика очевидна. Это произведение никогда не устареет.
Конечно, я сомневался, волновался, тем более что первые концерты мы играли вместе с Юлией Чичериной и Джанго. Меня интересовал вопрос, как рядом с рок-музыкой и подзвучкой будет звучать классическая скрипка без всякой подзвучки. Все сомнения быстро развеялись, потому что любое подлинное искусство никого не оставляет равнодушным и оказывает большое воздействие, энергетическое в первую очередь. Мы не заставляем солдат сидеть полтора часа, концерт длится 20–30 минут.
— А если вы не один, какой репертуар предпочитаете?
— С моим другом Тамерланом Тедеевым, замечательным скрипачом, первым концертмейстером Красноярской филармонии мы играли дуэты Глиэра, Генделя, Моцарта. С еще одним моим другом, выдающимся пианистом Александром Романовским, исполняли сонаты Моцарта, с прекрасной пианисткой Валентиной Лисицей — сонату Бетховена.
«Они постоянно оправдываются — не за себя, а за русский народ, который они
вынуждены представлять»
— Как вас встречают? Вы играете только для военных или для мирных жителей тоже?
— И для мирных, и для солдат. Играем везде, куда приглашают. Для солдат в военном госпитале, для резервистов, для мирных жителей в Мариуполе. Ездили также по линии фронта — по частям и соединениям. А когда приехали с Романовским в Луганск, просто вышли в городской парк, поставили бензиновый генератор, подсоединили к нему фортепиано и дали концерт для людей, которые прогуливались в парке.
Встречают везде замечательно, а как может быть иначе? Когда люди видят, что к ним приехали, о них не забыли, о них помнят, их любят, для них это важно, они чувствуют поддержку. В этом и заключается смысл наших концертов.
— У вас в Донбассе появились друзья, поклонники?
— Да, всё больше появляется друзей. В Донбассе невероятное количество пассионарных людей. С моей точки зрения, именно там сейчас сформировалось, может быть, впервые на моей памяти, такое огромное силовое поле и такая атмосфера. Туда приезжают именно пассионарии из совершенно разных сфер, начиная от слесарей-добровольцев, заканчивая музыкантами, поэтами, художниками.
— Куется новая элита?
— Безусловно. Во всех сферах деятельности. Настоящая элита может быть сформирована только таким образом — под влиянием внешних, иногда может быть, страшных обстоятельств.
— Отчасти хорошо, что старая элита уехала?
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Бедняков
— Это очень наивный взгляд, что старая уехала. Уехала небольшая часть в процентном соотношении, остались те, которые очень хотят, чтобы всё было по-старому. Я их по-человечески мог бы понять, если бы не гибли люди. Они хорошо устроились, у них есть свои театры, своя культурная жизнь, свои биеннале, и всё это финансируется государством. При этом они прямым текстом выступают против этого самого государства.
В любой стране мира, с которым нас всё время пытаются сравнивать, такое просто невозможно. В Америке, если не поддерживаешь американских солдат, вылетишь отовсюду. Морпехи у них там — герои. Идет матч NBA, в перерыве показывают кого-то, и все сразу: «А-а, это наш военный. Он защищает нас, Америку». В Ираке они защищают Америку, понимаете, да? И это страна, которая развязала такое количество войн, какое не развязал никто, убила миллионы мирных людей.
А у нас? «А-а, какой кошмар, мы представители русской культуры, мы пацифисты». Эти люди всегда выбирают сторону, которая воюет с Россией. Убогое, двуличное, отвратительное лицемерие. Здесь нет никакой логики, кроме: «Мы ненавидим русских». Плохих русских, конечно.
— Русская интеллигенция всегда была протестно настроена, ближайший пример — советские диссиденты.
— Хороший вопрос. Им в 1948 году в беседе с Константином Симоновым задавался Сталин. Человек, который держал полмира в своей руке, тогда сказал: «Меня волнует, меня беспокоит, что недостаточно развито чувство патриотизма у нашей советской интеллигенции». Я думаю, что это глубинное психологическое явление, какой-то комплекс неполноценности. Они постоянно оправдываются. Самое смешное, что не за себя, а за русский народ, который они вынуждены представлять. Это меня до глубины души поражает.
— Актер и поэт Влад Маленко говорил «Известиям», что по-разному его Театр поэтов принимают в Донбассе, иногда даже с недоверием: говорят, что вот, опять пришли жизни учить…
— Мне легче. Мое искусство без слов. В Донбассе истончилась грань между жизнью и смертью, гораздо лучше чувствуются ложь и правда. Ты не можешь врать, когда идешь в бой или в разведку. Почему говорят со времен Великой Отечественной: «С тобой в разведку пойду, с тобой не пойду»? Да потому, что если на фронте ты соврал, то все погибли, а в мирное время соврал — и никто об этом не узнал. Там люди очень хорошо это понимают.
Когда они чувствуют, что ты приехал не ради пиара, не ради того, чтобы тебя снял Первый канал, а потом «Известия» взяли у тебя интервью, а просто потому, что тебя влечет твое сердце, здесь не может быть никакого недоверия.
Я всегда говорю солдатам: «Ребята, спокойно, скоро мы вас отпустим». Понимаю, что они могут подумать: собрали командиры народ, типа надо сидеть. Но часто после концерта, когда объявляю: «Ребят, всё, мы заканчиваем», слышу: «Нет, сидели бы и сидели еще». Это большое для меня удовольствие.
Справка «Известий»
Петр Лундстрем учился в Московской консерватории им. П. И. Чайковского ( класс Евгения Бушкова, аспирантура — у Эдуарда Грача) и Высшей школе музыки Королевы Софии в Мадриде (класс Захара Брона). Выступает с ведущими оркестрами и дирижерами, в том числе с Хансьоргом Шеленбергером, Игорем Манашеровым, Денисом Власенко и другими. Гастролирует в России и за рубежом. Лауреат международных конкурсов.