Народный артист СССР — о концертах в провинции, возвращении в Санкт-Петербург и управлении оркестром без дирижерской палочки.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
В концертных залах страны продолжают чествовать художественного руководителя Большого симфонического оркестра им. П.И. Чайковского Владимира Федосеева, в августе отметившего 85-летие. Юбилейный марафон завершится 20 декабря концертом в Колонном зале Дома союзов. С маэстро встретился корреспондент «Известий».
— Многие города мира рады провести концерты в вашу честь. Почему вы решили начать с Москвы и Санкт-Петербурга?
— Вообще я не очень люблю что-то праздновать, меня это всегда стесняет. Но выступать на сцене Московской консерватории, работать с замечательными певцами — большая радость. В дирекции «Геликон-оперы» мне решили преподнести замечательный подарок: дали возможность исполнить шедевры русской музыки вместе с хором театра, оркестром «Геликон-оперы» и Большим симфоническим оркестром. Ну а Петербург-Ленинград — мой родной город, в котором я много лет не был.
— Как прошел вечер в Большом зале Санкт–Петербургской филармонии имени Шостаковича?
— Я переживал, потому что давно не ощущал стен филармонии и Большого зала. К тому же программа концерта была предложена мной. Пятая симфония Глазунова давно не звучала в Санкт-Петербурге. «Весна священная» Стравинского — показатель высокого уровня любого симфонического оркестра. Вступление к опере Римского–Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» («Похвала пустыне») в сравнении с музыкой Стравинского — другой взгляд на прошлое, русскую природу.
Когда все завершилось, я понял, что меня помнят, ждали. И пребывание в Санкт-Петербурге стало настоящим праздником. Был полный зал, публика нас отлично принимала. А после концерта я встретил своих родственников. Племянница вышла замуж, племянник женился. Они народили новых людей. Мы наконец увиделись.
— В зале «Стравинский» «Геликон-оперы» вы исполнили композиции для хора и оркестра. Дань оперному театру?
— Прежде всего это шикарные номера русской музыки: кантата «Москва», увертюра «1812 год» и симфоническая фантазия «Франческа да Римини» — сочинения Петра Ильича Чайковского, композитора моего сердца, моей души.
Возможности хора «Геликон-оперы» мы показали также в «Половецких плясках», фрагменте второго действия оперы «Князь Игорь». Бородин, как и Мусоргский, — выразители истории народа. Наши музыканты свободно интерпретируют эту музыку, поскольку умеют проникнуть в суть разных жанров и стилей.
— Полгода назад вы стали музыкальным руководителем и главным приглашенным дирижером «Геликон-оперы». Как вы оцениваете состояние оркестра?
— Это прекрасный коллектив, в котором все любят работать, всем помогают, один за другого болеет. Обычно в театрах плетут интриги, распространяют сплетни, здесь этого нет. Такая дружественная атмосфера во многом зависит от художественного руководителя театра Дмитрия Александровича Бертмана.
Сейчас я работаю над звучанием. Чтобы человек включил радио и сразу понял: играет оркестр «Геликон-оперы». При этом, конечно, ориентируюсь на стиль и качество исполнения моего родного Большого симфонического оркестра имени Чайковского.
— Каким должен быть звук, которого вы добиваетесь?
— Песенным, гомогенным и легатным. Тихая музыка выражает куда больше страсти, чем громкая. Если оркестр поет, то человек, когда его слушает, принимает звучание музыкальных инструментов близко к сердцу. Можно не понимать многого в музыке, а оркестр при этом будет ласкать душу. Среди труднейших задач дирижера — «слить» звук разных оркестровых групп, уравновесить звучание, добиться его наполненности.
— Несколько лет назад вы перестали использовать дирижерскую палочку.
— Она перестала мне быть нужной, мои руки стали быстрее «срастаться» с музыкантами. Однажды я дирижировал двухтысячным хором на стадионе в Стокгольме. Большущее расстояние. Меня с моей маленькой палочкой никто не видел, и я бросил ее. Как выяснилось потом, «загребающие» жесты лучше работают на голос и на большие амплитуды. Моих глаз и рук оказалось достаточно, чтобы овладеть общей энергетикой.
— В чем, по вашему, заключается уникальность дирижерской профессии?
— Дирижер — связующее звено между композитором и публикой. Он должен найти такие качества произведения, которые иногда не могут открыть в нем исполнители и автор. В каком-то смысле дирижера можно считать режиссером в музыке. В обеих профессиях очень важен момент влияния. Возможно, поэтому выдающиеся солисты, великие музыканты не становились великими дирижерами. Нам ведь важно не только говорить, объяснять свою точку зрения, но и убеждать в своей правоте.
— Ваши партитуры полны вкладок и пометок разноцветными карандашами. Что вы записываете?
— Я нахожу какие-то запоминающиеся вещи в природе. Она ведь питала умы многих композиторов. Так что записываю слова или выражения: «снег», «солнце», «вспоминай ветер», «вспоминай дождь». Вот, например, Чайковский ехал в поезде из Петербурга в Москву. Он написал под стук колес начало четвертой картины «Пиковой дамы». Я для себя отмечаю: «Вспомни колеса». Над Второй симфонией Брамс работал на озере Вертер в Каринтии. Я записал себе кратко: «волны». Никто другой, наверное, мои записи не поймет.
— В декабре в «Геликон-опере» премьера «Пиковой дамы». В России вы не дирижировали этой оперой два года.
— Мне кажется, что я открыл партитуру впервые. Что не дирижировал этой оперой никогда. Стараюсь, конечно, исходить из темпов. Темп выбираю в зависимости от внутренних состояний персонажей. В опере очень важна фразировка. Приходится часто просить того или иного солиста: «Прочти мне текст». Читает он замечательно, а спеть не может. Тогда говоришь: «Вникни в слова». К каждому певцу ищешь подход, чтобы раскрыть его талант, ведь музыка соединена со словом, особенно в русском репертуаре. Текст — выразитель музыки.
В «Геликон-опере» очень хорошие голоса, но печаль в том, что их обладатели «не дают мысли», будто бы заблудились в нотах. Певцы часто находятся во власти технических моментов: как бы взять звук повыше, пониже. Кстати, так обстоит дело во многих наших театрах. В России фактически исчезает вокальная школа. Есть опасность, что русское вокальное искусство может со временем раствориться среди искусств других стран…
— Будем надеяться, что вы этому воспрепятствуете. Какими еще сочинениями будете дирижировать в Москве?
— В следующем сезоне хотим показать публике оперу «Любовь трех королей» Итало Монтемецци. Это абсолютно не известное в Москве сочинение. Я его ставил в 1998 году в Брегенце. Дальше, надеюсь, последует «Кармен» Бизе и «Золотой петушок» Римского-Корсакова. О других операх пока говорить, наверное, рановато.
— С Большим симфоническим оркестром имени Чайковского в этом сезоне вы представите масштабные проекты, посвященные творчеству Бетховена, 145-летию со дня рождения Рахманинова, продолжите цикл «Письма к тебе…», где расскажете о Чайковском. Это магистральные идеи вашей творческой практики?
— И они год от года сохраняются. Мы столько городов и стран объездили, столько уже записали, что некоторые сочинения нужно вспоминать, в некоторых — оттачивать исполнение. Конечно, меня привлекают поездки в российские города. Там больше духовности, чем, например, в Москве или Санкт-Петербурге. Казалось бы, люди оторваны от консерваторий и филармоний, а происходит чудо: концертные залы переполнены. Сейчас Россия задышала, хотя после распада Советского Союза ощущался провал. У взрослых и молодежи растет интерес к классической музыке год от года.
— Мало кто из дирижеров вашего уровня проводит открытые репетиции для детей, а вы этим регулярно занимаетесь.
— Мне это интересно. Школьники часто спрашивают, как стать дирижером, как руководить оркестром, как перестать волноваться накануне концерта. Однажды меня спросили, о чем я думаю, когда уже вышел на сцену, вокруг все молчат, а оркестр должен начать играть. Сложный такой вопрос.
Я задумался, а потом понял, что всегда прошу благословения у Бога. В моем левом кармане лежит небольшая деревянная иконка, принадлежавшая Николаю Голованову (дирижер, народный артист СССР. — «Известия»). Николай Семенович ее тоже клал в левый карман. Молюсь, и мы начинаем. И так концерт за концертом, день за днем, год за годом…
Справка «Известий»
В 1974 году Владимир Федосеев стал главным дирижером и художественным руководителем Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения (ныне Большой симфонический оркестр имени Чайковского), которым руководит по сей день. С марта 2017-го — музыкальный руководитель и главный приглашенный дирижер Московского музыкального театра «Геликон-опера».