О Германии и русском антисемитизме
Говорят, мол, человек уехал — оторвался. Для кого-то это, может, справедливо, но мне эта перестройка ничего нового не открывает, я свои темы не меняю. Я писал «Споры о Достоевском» в 1973 году, я писал «Место» с 1969 года с перерывами до 1976-го — и вот сейчас эта книга, может быть, более актуальна, чем тогда была. Потому что тогда это не было так востребовано — история русского фашизма, русского подпольного антисемитизма.
Конечно, я хочу добраться до немецкой темы, хочу написать несколько книг о Германии. Мне это важно. Я всегда касался немецкой темы, поэтому немцы меня почти и не издают. Но я сейчас хочу подойти к книгам, уже учитывая опыт моего десятилетнего проживания в немецкой среде. Несколько таких книг у меня задумано.
Я собирался ехать во Францию (в эмиграцию. — «МН»), но Бог помог мне приехать сюда. Для меня как для писателя очень важна Германия, это моя тема. В Германию и надо было ехать, но я думал о Франции — знаете, всегда стараешься облегчить себе жизнь. Францию я любил, Германию я любить не могу, хоть это хорошая страна. Хорошая в смысле цивилизации.
Во Франции я бы чувствовал себя в эмиграции — в Германии я не чувствую себя эмигрантом. Ведь Германия очень тесно связана с Россией. Связана не только географически, связана судьбой. Со времен Ивана Грозного она участвовала в построении русской государственности, русской империи, русского бюрократического духа, русской армии.
Отношения между Россией и Германией — это отношения между учеником и учителем. Немцы построили русскую науку. Но они это делали не из желания укреплять Россию. Они — Эйлер и прочие — делали это потому, что хотели заработать.
И потом Германия — очень славянизированная страна. Из всех западных стран самая славянизированная, даже по некоторым фамилиям это видно. Франция — далекая от России страна. Франция и Германия — соседи, а соседи друг друга ненавидят, немцы в особенности. Соседей всегда не любят, как в коммуналке. И это еще будет, это напряжение еще не разрядилось. Мировые войны дважды уже случались, и, может быть, это просто слишком много для одного века — три раза. Но в будущем веке это не исключено.
Теперь появилось нечто удивительное. Умные люди приезжают сюда, в Германию, и начинают говорить какие-то глупости. Задаются вопросом, кто победил. Самая большая глупость — «Сталин был хуже Гитлера». Даже в умном журнале «Страна и мир» печатается глупая статья с глупыми заявлениями, мол, Гитлер убивал только цыганских и еврейских детей, а Сталин убивал всех. Это само по себе глупо, и подход этот аморален.
Поэтому я считаю, что немецкая тема очень важна сейчас. Я это почувствовал, когда приехал, но теперь она еще важнее. Видите, какие судьбоносные процессы происходят на наших глазах (речь идет о падении Берлинской стены. — «МН»). И я надеюсь написать о Германии то, что задумал.
Об уставшем Моцарте
Думаю, если бы я остался в России, я бы написал другие вещи. Если меня сейчас будут признавать, то будут признавать сквозь зубы. Для меня сейчас важно написать то, что я еще не успел написать. И иметь на что жить.
После «Петра Первого», которого я написал чудом, — это была очень тяжелая работа, думал, что я ее не сделаю, — у меня замысел, давний, я собираю материал для пьесы по Грозному. Если мне удастся это сделать — это будет большая моя победа. Никак не прорвусь через русскую тему, Россию, боюсь, что засохнет русский материал, а мне его жалко.
Писательство — тяжелая работа. У меня есть опыт, и умение все-таки есть — уже столько лет я работаю. Чтобы поднять такие вещи, как «Петр» или вот «Грозный», нужно здоровье. Но само общение с материалами для «Грозного» мне уже многое дало. Оно открыло мне многие тайны России, истоки ее.
Очень важно отдыхать, без отдыха нельзя работать. Это тоже входит в профессию, в профессионализм. Возьмите Моцарта, который вовсе не был таким, каким его изображает Пушкин. Ведь Моцарт подорвал свое здоровье тяжелым трудом. А его изображают таким легким. Он словно дитя, ему все приходит само собой. Моцарт — совсем другой характер, более интересный, по-моему. Его описывают вслед за Пушкиным как гармоничного человека, который писал гармоничную музыку. А он был абсолютно негармоничной личностью, но писал гармоничную музыку. Он был воплощением дисгармонии как личность, но писал гармоничную музыку. Он был и завистливым, и озлобленным. Не Сальери ему завидовал, а он завидовал Сальери. Никто его толком не признавал, кроме него самого. Но это опять же и интересно в этом характере.
О книгах, которые начинаются с нуля
Все-таки у каждого писателя есть фундаментальные его вещи. У меня это прежде всего «Псалом» и «Место», это мой фундамент. Это два совершенно разных романа. «Псалом» якобы усложненный, «Место» внешне очень просто написано, традиционно, хотя сложность в нем спрятана. Многим людям, которым нравится «Место», не очень нравится «Псалом», по крайней мере так было раньше. Но есть люди, которые воспринимают и ту и другую книгу. Вообще мои книги, как говорят, в восприятии многих как будто написаны разными авторами.
Но если вы возьмете три мои пьесы — «Споры о Достоевском», «Бердичев» и «Детоубийца», там действительно ощущение, как будто писали разные авторы. Потому что я всякий раз ищу заново даже стиль с учетом конкретного материала. И это всегда трудно, потому что надо начинать с нуля.
Есть такие вещи, которые подрывают здоровье, подрывают или исчерпывают силы. Такое случилось с Толстым после «Войны и мира».
Где-то с середины 1960-х до середины 1970-х годов я написал свои основные вещи и изложил тот круг мыслей, которые для меня самого подтвердили, что я сумел прорваться через все невзгоды, меня преследовавшие. Но мне было бы обидно, если бы после этого я не написал бы, во-первых, «Петра», во-вторых, «Попутчиков», а также пятнадцать моих повестей, которые я здесь, в Германии, написал. И еще кое-что, о чем пока еще не хочу говорить. Я не перестраивался, не отбрасывал то, что раньше сделал. Если что-то не получалось, то по творческим причинам, а не потому, что я хотел угодить кому-то. У меня так сложилось, но я заплатил за это дорогую цену. В частности, ту, что меня не знают до сих пор.
***
Роман Фридриха Горенштейна «На крестцах. Хроника времен Ивана IV Грозного» был опубликован в 2002 году в нью-йоркском издательстве Слово/Word, в России пока не издавался. Немецкая тема, о которой идет речь в интервью, нашла отражение в последнем романе писателя «Веревочная книга» (не опубликован) и набросках пьесы «Адольф и его стадо».
Леонид Межибовский, Юрий Векслер
Московские новости