Михаил Боярский, Валентин Гафт, Иосиф Райхельгауз и Николай Дупак — об ушедшем Льве Дурове. Народный артист России и СССР Лев Дуров скончался в реанимации Первой градской больницы в Москве после продолжительной болезни в возрасте 83 лет. «Известия» попросили коллег Льва Дурова сказать несколько слов.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Владимир Суворов
Народный артист России Михаил Боярский:
— Мы снимались у Юнгвальда-Хилькевича в «Трех мушкетерах». Он играл капитана де Тревиля, а я его мушкетера. И он остался моим капитаном после этой картины — я учился всю жизнь у него. Больше всего я любил его рассказы и анекдоты. Он умел давать советы, как никто. У него было море обаяния, но он также и владел актерским мастерством в совершенстве. Его любили коллеги по цеху, любили и будут любить зрители.
Народный артист РСФСР Валентин Гафт:
— Это был по-настоящему великий артист и человек. Уникальное дарование и потрясающий юмор. По нему можно было изучать страну, в которой мы живем. Это истинно русский человек, умеющий радоваться и гулять. Меня всегда поражала его энергия. Он был отчаянным человеком, который ничего не боялся. У него не было разговоров о том, что он чего-то не может. Таких мало ходит по Земле, но они делают Землю лучше, богаче и интереснее.
Заслуженный артист РСФСР, бывший руководитель Театра на Таганке и Театра на Малой Бронной Николай Дупак:
— Трудно выбрать какие-то определенные слова, потому что всё доброе характеризует Льва Константиновича. Конечно, очень грустно и жалко. Это был чрезвычайно талантливый человек, которые многое сделал для искусства. Он был порядочным человеком и хорошим семьянином. Я снимался с ним в множестве фильмов. Он всегда жаждал работать и умел дружить. Кроме того, сыграл выдающие роли в театре под руководством Анатолия Эфроса и его команды. Когда я работал на Малой Бронной, в коллективе была дружная атмосфера, в том числе за счет доброжелательности и отзывчивости Дурова.
Худрук театра «Школа современной пьесы» Иосиф Райхельгауз:
— Вот живешь и вроде бы понимаешь, что жизнь конечна. Но когда происходит такое, не хочешь с этим ни мириться, ни соглашаться. Не верится. Тем более что Лев Константинович был (вот опять же я сказал слово «был», это странно) необычным человеком. Он не просто артист, он был невероятно разнообразен и разносторонен, его интересовал весь мир как таковой, да он и сам был целым миром.
Нашему театру — я имею в виду и русский театр, и мое детище «Школа современной пьесы» — очень и очень повезло, что много лет с нами был Дуров. Работать с ним, репетировать, всегда было счастьем. Он всегда излучал легкость, азарт, удовольствие и самоиронию. Он всегда желал сыграть роль по-новому.
Ему можно было позвонить по делу и без дела, в любое время суток, он тут же рассказывал какую-то новую смешную байку или анекдот. Человека, который находился в грусти и печали, Дуров выводил из этого состояния мгновенно. Он терпел разные удары от жизни — болезни, инсульты, инфаркты. Другому человеку этого давно хватило бы, чтобы оставить жизнь, но Дуров прошел через все испытания. Когда он лежал после инсульта в палате реанимации, он всё равно шутил, строил планы на будущее.
Я думаю, что еще долго-долго мы будем жить мифами и легендами Дурова.
Я познакомился с ним, когда мы были студентами ГИТИСа, это было очень много лет назад. Когда великий режиссер Анатолий Эфрос репетировал свои спектакли, мы студентами пробирались на балкон, чтобы подсмотреть репетиции. Дуров безусловно был самым ярким артистом. Он спорил с Эфросом, выдвигал самые разные идеи. Тогда же я с ним и познакомился. Когда я основал «Школу современной пьесы», я первым делом позвал Дурова, потому что он фантастический актер.
Можно было его долго не видеть и знать, что Дуров есть, это помогает жить. А вот сейчас Дурова нет, и это будет сильно мешать жить.