Константин Лавроненко - о букве Z, спектакле в "Табакерке" и европейских ценностях

Фото: предоставлено Театром Олега Табакова


Не только на киноэкранах. В "Табакерке". Константин Лавроненко играет сэра Лоренса Уоргрейва в спектакле-детективе "И никого не стало".


Напомню: Агата Кристи убрала когда-то из названия и заменила в своей пьесе "10 негритят" индейцами - чтобы не смущать щепетильное общество. Все герои здесь - люди приличные. У каждого за пазухой своя вина, свой грех - цивилизации не важно, что внутри, важна лишь внешняя корректность. Пусть даже добро на самом деле - замаскированное зло, а белое на самом деле черное. Но стоит только тронуть этот мир, загнать героев в угол так, что всплывут их старые грехи - симпатичные герои не станут брезговать ничем. Чтобы только оправдать себя и свой хороший мир. И что в итоге? Никого не станет.

Интересная такая пьеса. Вполне созвучная сегодняшнему времени. Мне показалось, есть о чем спросить актера Константина Лавроненко. Тем более что и ему есть что ответить.


Константин, вы же давно не играете в репертуарных театрах - и вдруг согласились на предложение Театра Табакова. Дело в худруке, Владимире Машкове? Или в Агате Кристи? Между прочим, она написала свой роман перед самой мировой войной, а через пару лет переделала в пьесу. В ней, разумеется, нет никакой войны, но ощущение осталось: зловещее время, зловещие смыслы. Сегодня нет такого ощущения?

Константин Лавроненко: Во-первых, почему позвал Володя, почему я согласился? Наверное, был определенный риск с его стороны: у Театра Табакова своя актерская школа, убеждения и взгляды - а я со стороны, чужак. Но жизнь, мне кажется, и состоит из вечных проверок на слабо: доказывая, открывая что-то новое в себе, и познаешь мир.

Ставить детектив - всегда двойной риск. Зритель следит за сюжетом: кто убийца. Но в спектакле, конечно, несколько слоев. У каждого героя, включая моего, своя философия, своя правда и неправда. Все виновны, все остались безнаказанны - и все готовы осудить не себя, а других. Наверное, это и перекликается с нашим сегодняшним миром, в котором лжи невероятное количество. Хотя не только этим…

Кто кого судит, осуждает. Вот вопрос: на фасаде Театра Табакова, где вы играете Агату Кристи, вывешен огромный баннер с буквой Z. Мне кажется, что это правильно - но мне, да и вам наверняка приходилось слышать мнения "эстетов", которые находят эту букву оскорбляющей их художественный вкус․ Вас эта большая буква Z на здании театра не "оскорбляет", не "пугает", не "смущает"?

Ветерану БДТ Георгию Штилю известна тайна - как остаться оптимистом в 90 лет
Константин Лавроненко: Она меня абсолютно не пугает и не смущает. Мне за нее не стыдно. И я, наоборот, горжусь этим. Меня скорее удивляет, как много значительности придается тем актерам, певцам, людям искусства, которые чего-то испугались и уехали. Возникает ощущение, что кроме них нет никого - а это не так. Речь идет о единицах - а наш актерский цех силен совсем другими людьми, которые поддерживают и букву Z, и свою страну. И я в их числе. Дело не в них, дело во мне. Буква Z для меня как гвардейская ленточка - она полита кровью миллионов русских дедов и прадедов. В нашей истории все время все идет по кругу - нас всегда хотели придушить, а мы всегда давали по зубам. Мне кажется, любому здравомыслящему человеку очевидно: нам опять не оставляют выбора, и речь идет о безопасности, о выживании моей страны.


Фото: Московский театр Олега Табакова


Вам же на это сразу скажут: вы облучены "кремлевской пропагандой", вы одурманены, не видите, не слышите "другую сторону".

Константин Лавроненко: Я слышу, что говорят и там, и тут, просматриваю самые разные источники, каналы, западные, наши, - мне кажется, что очевидно: кто где лжет, кто чего хочет. Среди "уехавших" и "возмущенных" есть талантливые люди, есть рок-музыканты, под песни которых я рос, пел сам под гитару, восхищался ими. Но одна их фраза или поступок перечеркивают все. Они годами завоевывали сердца и души людей - а теперь оказывается: и эти ватники, и вся страна для них уже значения не имеют? Но кто они, кем бы они были - если бы не эти непонятные им люди, подавляющее большинство народа? А вот теперь получается: они ноль, пшик.

Пытаюсь найти объяснение: почему им не хочется видеть очевидное. И этот их "объективный" взгляд, мне кажется, лишь отговорка. Не нахожу чаще всего ответа. Кроме одного, ужасного: это какая-то непостижимая ненависть. К стране и к тем, которые тебя любили. Но я же понимаю: для художника такая ненависть - путь к саморазрушению и опустошению. Не в ненависти сила, а в жизнеутверждении и правде. А правда, как говорил в "Брате" Сергей Бодров, на нашей стороне. Я это знаю.

На это тоже отвечают: тут "война архаики с модерном". Мы неспособны воспринять передовые евроценности, а значит, встали на пути истории, прогресса. Значит, "правдиво" и "справедливо" все, что против России. Нас надо смести. Не может же бессовестно обманываться или лгать сразу весь цивилизованный мир.

Константин Лавроненко: Помните, в 2014 году была история в Париже с террористами в редакции французского журнала "Шарли эбдо". Люди в Европе вышли с табличками в поддержку - "я Шарли". Но в те же дни, параллельно с этим убивали детей на Донбассе. Я все смотрел - а где же европейцы, которые выйдут с табличками "Я Ваня, меня убили в два годика" или "Я Света, мне пять лет, меня убили"? Бог с ними, с этими европейскими ценностями, тем более что они оказались просто блефом. Но где были наши правозащитники и пацифисты все последние восемь лет? Ладно, им власть не нравится - но дело же не в том, чтобы ее любить. И мне нетрудно вспомнить, чем я недоволен. Но в непростые времена русский народ всегда объединялся. И сегодня я поддерживаю всем сердцем и душой наших ребят, которые защищают нас, выполняя специальную операцию. А льющим грязь на свою Родину могу сказать одно - нельзя так: здесь вижу, а вот здесь я не хочу ничего ни видеть, ни замечать, ни ощущать. Ты в чем-то талантлив, у тебя много денег - и что? И что? Уборщица или шахтер - меньше тебя? Простые вещи - стали вдруг такими сложными.


Фото: Московский театр Олега Табакова


Вы в своей жизни часто совершали неожиданные повороты. Не все вас понимали - но вы все равно поступали по-своему. Не страшно так вот - вдруг все в жизни поменять? Взять и уйти со сцены - и заняться рестораном. Р-раз, и уйти из ресторана к Звягинцеву в "Возвращение", потом в "Изгнание", потом стоять в лучах софитов в Каннах и Венеции… А если бы не получилось?

Константин Лавроненко: Как говорил один из моих учителей, нужно все время идти в неизвестную зону - только там, где неизвестность, можно открыть в себе что-то новое. Там, где комфортно, - нет ничего, там все заранее понятно. Театр - только одно из представлений о жизни, а сама жизнь гораздо больше. Мне кажется, актеры схожи с альпинистами: вбивают колышки, карабкаются вверх, у каждого своя вершина. Но внутри накапливается что-то постепенно.

Когда я уходил из профессии, так и случилось. Все вокруг ныли, чем-то были недовольны, а я проснулся в одно октябрьское утро - и ясно понял, что нет ничего страшного. Надо просто уйти, просто бесстрашно смотреть на себя - и с этим жить.

Но, даже уходя с киноплощадки или со спектакля, ты не перестаешь быть актером - все равно продолжаешь наблюдать за собой, людьми и миром. На новом месте накопились новые знания и новый опыт. И когда поступило предложение, и я встретился с режиссером, стало понятно, куда меня тянет: хочу сниматься у этого человека. Я говорю о Звягинцеве, о первом фильме "Возвращение". Для многих этот фильм тогда стал своеобразным "возвращением" в профессию - от режиссера, оператора Миши Кричмана, снявшихся в картине мальчишек, до композитора и продюсера. И я пришел не новичком, со своими взглядами на профессию - но многое открыл в этой работе для себя. Друзья, которые не одобряли резких поворотов, потом звонили и поздравляли: все оказалось правильно.

Так что ничего особенно сложного. Делаешь выбор, дальше - вперед. Надо пройти как иголка сквозь шар, и чтобы шар не лопнул.

А что вам дал Кащей бессмертный - вы снялись в этой роли во всех трех "Последних богатырях" и оказались непохожим на прежних Кащеев из старых фильмов-сказок Роу и Птушко?

Константин Лавроненко: Удивило, конечно, когда предложили сыграть Кащея - но появился какой-то азарт: сняться в русской народной сказке. Режиссер рассказал, что он видит этого персонажа не дряхлым и тощим, как всегда, а, наоборот, мужественным и крепким, раз уж он такой бессмертный. И это показалось интересным. Тоже ведь испытание: а слабо тебе каждый день с пяти утра по три часа делать сложный грим? Слабо ходить в костюме весом в 20 кг и бегать и драться? Тут и профессиональное - сможешь или нет - и просто азарт: похулиганить, переплюнуть предыдущих Кащеев. Артисты все-таки как дети. Риск, конечно, был. Но все же мне не стыдно за эту работу.

то: Фото: Московский театр Олега Табакова


Большой артист не может быть предсказуемым - всегда нужна какая-то загадка?

Константин Лавроненко: Мы же общаемся, пытаемся разгадывать друг друга в жизни. А искусство должно идти на шаг впереди - печально, если я смотрю и понимаю заранее, что произойдет на экране, если вижу сразу, кто плохой, а кто хороший. Люди разные, они и хороши, и плохи одновременно. Конечно, Жан Габен - загадка. Сергей Бондарчук - огромная загадка: откуда эта мощь и эта боль, когда в "Войне и мире" он кричит своей жене Элен: "Во-о-он!". Такую силу боли и трагизма невозможно сыграть. Или когда в "Судьбе человека" мальчик Ванюшка бросается на шею герою Бондарчука: "Па-а-апка!" - это прошибает от пяток до мозгов.

Об умонастроениях, о понимании-непонимании. Вечный вопрос о поколениях сегодня, кажется, один из самых острых. "Отцы" и "дети" обречены на вечные конфликты? На вечные подсчеты, кто перед кем виноват, кто перед кем в долгу? Как нам не отрицать, а понимать друг друга?

Константин Лавроненко: Понятно, тема вечная. Но думаю, что никаких универсальных рецептов нет. И виноватых искать бессмысленно. Когда родилась моя дочь, глядя на ссоры и непонимание в семьях друзей, я поначалу тоже голову сломал: что же такого сделать, чтобы спустя годы дочь от меня не отвернулась. И в какой-то момент понял: да ничего специально делать не нужно. Просто любить ее, и все. Родные говорили, я ее балую. Я отвечал: любовью не избалуешь. Слава богу, так и произошло. Мы как были, так и остались с дочкой очень близкими - как путешествовали вечно вместе всюду, с друзьями, семьями, по горам и морям, - так и осталось. И она рада этому и выросла очень глубоким человеком, с тонким чувством юмора. Главное, тесная связь и любовь у нас сохранилась и никуда не денется.

Наверное, вот это на родителях - любовь к жизни, к себе и друг к другу. Это опять к тому же: на ненависти, лицемерии и лжи ничего хорошего не вырастет. Любовь - она не ждет взаимности: главное, ты сам или любишь, или нет. Простая вещь - а в жизни сложная.

Время сейчас такое: верим в лучшее - но страшно нервничаем. Есть у вас совет: бояться нам чего-нибудь - или не стоит?

Константин Лавроненко: Философы всегда говорят, что не надо бояться ничего. Страх делает нас маленькими и неспособными ни на что. Другое дело - опасаться. Страшна ведь не сама ситуация, а ее ожидание. Страшно не почувствовать чужую боль, не попытаться понять другого человека. Со мной случалось разное. Тонул - но воды не боюсь. В аварию серьезную попадал - но чувствую себя спокойно за рулем. Надо, чтобы все были здоровы, добились мира - и хватило сил помочь. Жизнь бесконечна, и бояться нечего.

Поделиться