Все это объекты, появившиеся в городе в рамках Пабликарт программы музея PERMM.
Историческая Пермь небогата на архитектурные шедевры. Вот и выходит, что теперь город узнают по проделкам современных художников.
Слава труду
Близ вокзала «Пермь II», куда приходят дальние поезда, расположена двенадцатиметроворостая буква П, сложенная из сосновых дров. Поленья пропитаны антипожарным составом и скреплены друг с другом хищными железными винтами, которыми можно любоваться как локальным изящным триумфом инженерной мысли. Но если и не входить в букву, как под свод Эйфелевой башни, она и со стороны смотрится весьма величественно: буква-крепыш, внезапно вырастающая в поле зрения.
Недалеко от буквы катит в никуда резиновый шар жук-скарабей, скроенный из автомобильных покрышек. У жука есть собрат, произведение того же автора, украшающее парадные ступени музея PERMM (он находится в бывшем здании Речного вокзала; живой журнал Музея — rechnoy). Это автомобиль с широкими скулами, также слепленный из покрышек. Внутри объекта находится реальная машина, источник городской тайны. В Перми ходят слухи, что внутренний, настоящий автомобиль прошит автоматными очередями — будто бы в нем расстреляли конкретных рыцарей лихих девяностых. Это правда лишь отчасти: автомобиль испещрен выстрелами, но и эти выстрелы были уже художественной акцией, а не натуральным убийством. Так искусство порождает легенды, это одна из неочевидных его функций.
Перед лестницей Речного стоят десять красных человечков, гуманоидов, собранных из, можно сказать, деталей конструктора. В руках они держат буквы, складывающиеся в вечную истину — СЛАВА ТРУДУ.
Еще три красных человечка, повыше ростом, рассредоточились на небольшой площади перед Органным залом, а еще один залез на его крышу, свешивает оттуда ножки. Совершенно немудреные, на первый взгляд, модульные конструкции… но на деле человечки очень веселые и живые. Есть, что ли, в этих модулях какая-то просчитанная или прочувствованная гармония.
Напротив, перед краевым министерством культуры, на ступеньках расположилось странное существо: тело айконмэна, как и следует из его имени, составлено из компьютерных иконок, подобных тем, что мы ежедневно обильно лицезреем в интернете. Только у айконмэна картинки свои, специально придуманные: старость, огонь, инь и ян, обеденный перерыв.
Вот, пожалуй, самые активные, взрывающие городскую среду объекты. Но ими «интервенция» (можно да и лучше сказать мягче: интеграция) актуального искусства в старый полис не ограничивается.
Приятно, идя по улице и считая ворон, увидеть на балконе деревянного улыбчивого ангела — всего их по Перми штук двадцать. Приятно вдруг наткнуться на брандмауэре гимназии на старика Гомера, облаченного в роскошную тунику. Он смотрит в зеркало и видит там своего тезку, ближе знакомого современному школьнику, — Гомера Симпсона. Плюс девяносто автобусных остановок с репродукциями работ современных художников.
Плюс сорок заборов, разрисованных в ходе прошлогодней акции «Длинные истории Перми» во все цвета радуги, что производит впечатление в сером городе.
В общем, интервенция, как и было сказано.
С правом на ошибку
Работает программа с 2010 года. Всего за это время осуществлено около тридцати проектов; следы полудюжины из них уже слизнуло с пермских улиц своим шершавым языком время. Да и некоторые из здравствующих объектов не выглядят поставленными на века: больно уж хрупкие. «Чем отличается паблик-арт от традиционной городской скульптуры?» — это я спрашиваю у Наили Аллахвердиевой, руководителя Паблик-арт программы музея PERMM.
— Во-первых, у них разные функции. Традиционная городская скульптура — это, как правило, памятники, несущие мемориальную задачу, обращенные в прошлое. Это объекты с закупоренными смыслами, стоящие на высоких пьедесталах, визуально консервативные и скучные. С ними трудно наладить живой человеческий контакт, да они для этого и не предназначены. В паблик-арт объектах на первом плане интерактивность, вовлечение зрителя, открытость к контакту…
Словно иллюстрируя тезис об интерактивности, Наиля вертит в руках маленького красного человечка — музейный сувенир. К интерактивности, впрочем, мы так или иначе вернемся, пока о втором важнейшем отличии:
— Наши объекты не претендуют на вечную жизнь. Традиционно монументальные объекты приобретают статус памятников и остаются в городе на постоянную прописку. При смене идеологий они резко теряют актуальность, превращаясь в городской балласт, от которого невозможно избавиться, так как это историческое наследие. Наши произведения — это объекты временного характера. Даже эпические «Пермские ворота» (буква П из бревен. — В.К.) стоят на территории, которая по генплану подлежит в ближайшем будущем перестройке. Мы, таким образом, создаем условия для разной интерпретации пространства, мы имеем право на ошибку, на художественный эксперимент… Пока мы сохраняем проекты, чтобы насытить городскую среду, сделать ее плотной, содержательной. А потом, думаю, перейдем к нормальной европейской практике, когда произведение устанавливается на определенный срок — на сезон или на два.
У эксперимента, как водится, есть сторонники, а есть и принципиальные противники, причем как во властной среде, так и среди широких масс населения. Символом эксперимента стали красные человечки — видимо, в силу того, что заняли самое центровое место. Площадь перед Органным залом одновременно и площадь под окнами Законодательного собрания. Человечков видно из окон. «Головы маленькие, а руки подняты, как при голосовании». Нет ли какого намека?
У здания драмтеатра (сейчас он именуется театр «Театр») состоялся митинг против новой культурной политики вообще и человечков в частности. Глава местного Союза художников в сердцах пообещал спалить красных пришельцев. Видный единоросс Юрий Трутнев настоял на демонтаже человечков (потом они, правда, вернулись на свое место). На фестивале театральных капустников несчастные манекены были выведены с бензопилами в процессе распила краевого бюджета.
Московский гость Александр Проханов со свойственным ему куражом довел критический дискурс до абсурда:
— От вида этих примитивных существ холодеет душа, мутится разум, цепенеет взгляд. Тихое безумие овладевает жителями города. С тех пор как в Перми появились красные человечки, обострились психические заболевания. Участились выкидыши. Из тюрем побежали заключенные. Люди, охваченные страхом, бросаются с мостов в полноводную Каму. Отмечены случаи людоедства…
Недовольный народ отвечал фольклором и насилием. «Пермские ворота» дразнят пуквой, мечтой бобра и табуреткой. Их пытались поджечь, но безуспешно: технологии безопасности оказались сильнее. Впрочем, случаев вандализма не так уж много.
Директор музея PERMM Марат Гельман считает, что вандализм — нормальная стадия в восприятии горожанами современного искусства, и Пермь эту стадию уже преодолела.
Организаторам нашествия актуального арта несложно ответить на вопросы о «распиле»: бюджеты проектов они не скрывают. Человечки обошлись в двести тысяч рублей, зеленое яблоко — в миллион, айконмэн — в семьсот пятьдесят тысяч рублей. Для сравнения: на ледяной городок на центральной площади было потрачено в этом году семьдесят миллионов рублей бюджетных денег.
Но повисает вопрос о моральных основаниях: нужен ли контемпорери арт, тем более в таких количествах, в городе, изрядная доля населения которого плевать бы хотела на любой вообще арт?
Стоит ли, иными словами, потрясать своей «продвинутостью» именно в Перми?
600 снеговиков
Личный ответ автора этих строк радикален: деньги на непонятное искусство нужно тратить даже ради одного Васи Петрова, который, открыв для себя благодаря зеленому яблоку целую вселенную новых смыслов, вырастет в будущем в великого художника. Как говорил Бродский в нобелевской лекции, человечество в целом, может, и не спасти, а отдельного человека всегда можно. Тем более что речь, конечно, не об отдельном лишь человеке, не о единственном Васе Петрове, а о сотнях неравнодушных любопытных граждан, образующих тусовку вокруг Музея. Это примерно как с оперой: никого же не смущает, что серьезные деньги тратятся на ублажение кучки меломанов.
Олег Чиркунов, пермский губернатор, говорит примерно о том же иными словами: он считает необходимым всячески оживлять пермскую жизнь ради того, чтобы город не покидали представители «креативного класса». Благая цель.
Для тех же, кого слова о креативном классе не убеждают и даже противны, есть другой ответ. Объекты паблик-арта оказываются центрами приватных пространств, у них постоянно фотографируются люди (с детьми), к ним подъезжают молодожены, романтически настроенные горожане приделывают к объектам цветочки и пишут на бревнах «Пермских ворот» Аня + Коля. Это и есть искомая интерактивность: человек, смотрящий на детища Гельмана и Аллахвердиевой без пристрастия, понимает, что они призваны вызвать улыбку, пробудить мысль и создать хорошее настроение. Что искусство может быть прикольным. Даже не пародируя никому особо не интересных, чего уж там, краевых депутатов.
Абсолютным победителем в этом смысле стал недавний новогодний проект «600 снеговиков»: именно столько их выстроили на центральной улице без шляп, без глаз и без носов, а наряжали снеговиков и сооружали им физиономии уже частные горожане, и стало снежное войско настоящим объектом паломничества. История оказалась настолько востребованной, что ее повторили в городе Чайковском: там, правда, снеговиков было вдвое меньше. Другими словами, очень много людей позитивно воспринимают искусство, о котором в кураторском тексте может быть написано что-то вроде «В скульптуре модуль является опорой повторяющей себя (рекуррентной) структуры, выступает своего рода пикселом — но не изображения, а формы». Люди читают не куратора, а текст своего города, и им этот текст нравится.
Возможно, стоит добавить, что, по моему сугубо частному мнению, экспансия контемпорери арта в социальные пространства оправдывает ныне этого самого арта существование. Он сделал все свои формальные и концептуальные открытия и уже довольно долго занят подъеданием собственного хвоста, но в нем затаилась очень приятная функция «интерактивности», аттракционизма. Элитарное, тусовочное ловко превращается в демократическое. Рекуррентные, прости господи, структуры выходят на простор, в город, и по-настоящему его, город, украшают.
Выход в город красных человечков и их друзей поддерживает, если верить опросам, треть горожан. Треть — это в нашем хронотопе много.
Однако