Юрий Куклачев: «Для вас это кошки, а для меня — часть семьи»

«Культура» поговорила с известным артистом цирка о жизни и, конечно же, о кошках, с которыми жизнь Юрия Куклачева тесно связана.

— Я родился в 1949-м, после войны, и детство оказалось непростым — часто даже с едой было плохо. Самое главное в моей жизни началось с того, что, когда мне было лет семь, к нам в гости пришел мой дядя и спросил, чем я собираюсь заниматься: «Если ты не будешь думать о завтрашнем дне, тебя ждет пустота. Вырастешь и будешь, как бобик, бегать и искать, где тебе больше заплатят».
Становиться бобиком я не хотел, и у меня появился дающий стремление рефлекс цели, о котором еще в 1895 году говорил великий русский физиолог Иван Петрович Павлов.

А когда мне исполнилось восемь лет, отец принес телевизор. Он его включил, показывали какой-то фильм Чарли Чаплина. Я вскочил, и начал ходить, как Чаплин — переваливаясь. Кто-то засмеялся, и я почувствовал такую радость! Так я решил стать клоуном. К этому я пошел совершенно практическим путем: взял трусики, маечку и отправился заниматься балетом.

— Какая связь между клоунадой и балетом?

— Посмотрите на Чарли Чаплина, он же прекрасно танцует!

Потом я увидел выступление Енгибарова и понял, что клоун должен владеть разными цирковыми жанрами. И я начал работать над собой — жонглировать, заниматься акробатикой, крутить сальто. А после четвертого класса отправился поступать в цирковое училище.

Тогда меня в цирковое училище не взяли. Не взяли и после пятого, шестого и седьмого классов. И после восьмого класса не взяли. А мне тогда было уже четырнадцать лет, я уже и жонглировал, и на руках стоял.

— Почему вас не принимали?

— «У вас, — говорили они, — данных для клоунады нет. Вы что, молодой человек? Посмотрите на себя в зеркало. Какой из вас клоун? Вот Никулин — это да! Вышел — и все смеются».

Дома я подходил к зеркалу. «Да, — говорил я себе — лицо у меня не смешное... Зато у меня глаза живые, у меня сердце клоуна!»

Когда я поступал в цирковое училище после восьмого класса, они надо мной даже надругались.

— Как это?

— Грубо поговорили. Оскорбили — чтобы больше не приходил. Сказали, что если еще раз меня увидят, двери передо мной закроют.

И я пришел домой убитым.

Тогда я разозлился, и пошел заниматься в народный цирк. В Советском Союзе это было бесплатно. Я ездил в народный цирк и два года усиленно занимался.

После восьмого класса я понял, что школа мне не нужна, и пошел учиться на печатника. Все ребята из моей компании пошли — и я за компанию.

Дали мне стипендию в тридцать рублей, в то время это были хорошие деньги. Мой отец получал семьдесят... И я имел возможность подрабатывать печатником в типографии «Молодой гвардии». Но работал я только четыре часа, как студент. А еще я занимался в народном цирке и учился в вечерней школе рабочей молодежи.

Окончил одиннадцатый класс, и вдруг смотр художественной самодеятельности, посвященный пятидесятилетию Советской власти. Я выступаю и становлюсь первым клоуном Советского Союза!

— Это все-таки только самодеятельность была.

— Но ведь какой прогресс большой! Меня показывают по телевидению, мы выступаем в цирке на Цветном бульваре! Зал буквально визжал, столько смеха было!

После этого меня взяли в цирковое училище, и я его окончил как клоун-пародист. Умел жонглировать, по проволоке ходить, в воздухе летать.

А еще я девушку встретил на свадьбе у друга. Я у него был свидетелем, а Лена моя — у его жены. Так мы познакомились, и на следующий год расписались. Лена стала мне и женой, и партнером, мы уже пятьдесят три года вместе.

— Она тоже окончила цирковое училище?

— Лена танцевала в Ансамбле Моисеева, но после свадьбы мы с ней начали работать как клоуны. И поехали в цирковом конвейере вместе — из цирка в цирк.

Я тогда часто повторял: «Нам надо стать ни на кого не похожими». И однажды мы встретили кошечку на улице, начали с ней работать. Сначала у нас был Кутька, но он убежал. Потом появилась Стрелка.

— От вас убежал кот? Не могу поверить.

— Коты очень обидчивые. Я привел Стрелку, Кутька уже был немолодой, доминантный кот... А я с ней обращался очень ласково. И Кутька обиделся. Он ее пытался царапать, бить, хотя обычно коты кошек не трогают. Вот он и ушел от нас — к моей маме. А Стрелка осталась.

Мы придумали номер «Кот и повар» и стали сенсацией.

Все советские цирковые артисты мечтали попасть в московский цирк: тогда о тебе пишет московская пресса, тебя смотрят мировые импресарио. Меня в него взяли в 1974 году. Брежнев ходил в цирк каждые десять дней. Кошек он любил, полюбил и меня.

— Вы были знакомы с Брежневым?

— Он меня к себе в ложу пригласил.

— Ну и как?..

— Поцеловал меня крепко. И сказал: «Коньячку ему налейте!»

А если тебя полюбил генеральный секретарь ЦК КПСС, то и все тебя любят. Вскоре мы стали «выездными». Нас увидел канадский импресарио, и мы поехали в Канаду, а затем и по всему миру.

Когда мы начали выступать в Канаде, это сенсация была. К нам на представление пришел премьер-министр Жозеф Филипп Пьер Ив Эллиот Трюдо с женой. Посмотрел наш номер, обернулся к советскому послу — а им был Александр Николаевич Яковлев, будущий «прораб перестройки», и сказал: «Нам эти клоуны очень понравились, приглашаем их завтра на обед».

Мы только-только из циркового училища — и вдруг едем к премьер-министру Канады на обед!

После обеда с семейством Трюдо мы с Леной по всей Канаде проехали, как короли. Все знали, что этих клоунов Трюдо к себе домой пригласил. Нынешний канадский премьер Джастин Трюдо, старший сын Пьера, тогда был совсем маленьким. Когда мы с Леной были в гостях у его родителей, он у меня на коленях сидел.

В Канаде я получил приз «Золотая корона клоуна».

Из Канады мы поехали в США, затем во Францию, из Франции в Японию, потом в Аргентину... И так по всем странам мира, вдоль и поперек.

— А сколько у вас тогда было кошек?

— У меня было семь кошек и собачка, болоночка Паштет.

Дома мы тогда появлялись редко. Приедем, оставим то, что купили за границей, и тут же куда-то уедем опять. Раньше детей с собой брать не разрешали, их приходилось оставлять в СССР, как залог нашего возвращения. Они очень на нас обижались.

Я получил звание народного артиста... А в 1988-м меня уволили из цирка.

— Почему?

— Пришел Горбачев, начались новые времена. Я создал кооператив «Цирк» и стал очень много зарабатывать. Когда я был во Франции, то заключил контракт со страной Израиль и подписал договор от имени кооператива.

Вот чиновники «Росгосцирка» мне и сказали: «Как ты смел заключить договор со страной-агрессором, с которой у Советского Союза нет дипломатических отношений?! Ты государственный человек, ты работаешь в «Союзгосцирке» — и заключаешь контракты через нашу голову!»

Я отвечал им так: «Вы подписываете контракты на три тысячи долларов за спектакль. Я заключил его на тридцать тысяч. Куда у вас уходят остальные двадцать семь тысяч долларов? Почему вы такие копеечные контракты подписываете?»

Они вытаращили глаза, разозлились — и уволили меня.

Ну, что же делать... Многие артисты уволились вслед за мной, и мы поехали в Израиль с цирковой программой. После этого я поехал по всей Европе как частный цирк. А «Союзгосцирк» решил меня засудить.

— Как это?

— Когда я ушел из «Союзгосцирка», я уже был человек коммерческий. И я обратил внимание на то, что на название «Московский цирк» никто не взял патент. Тогда я нашел в Москве международное патентное бюро, заплатил три тысячи долларов и взял патент на этот бренд.

Когда мы были в Бельгии, представители «Союзгосцирка» написали заявление, что я проходимец и не имею прав на такое название. Это было неприятно: в таком случае за границей у тебя все арестовывают. Весь багаж, все вещи, банк перекрывает счета. И говорят: «Судитесь, докажите, что обвинение ложное. А патент на суде предъявите...»

Вот я с ними и судился. Выиграл процесс, западный импресарио который им помогал, обанкротился.

Когда мы вернулись в Москву уже открылись ворота на Запад, и все люди из циркового цеха уезжали. Уехал Олег Попов, уехал Полунин — всем «звездам» пришли зарубежные контракты. Нам с Леной его прислали из Лас-Вегаса. Там нам давали театр.

Я спросил детей, хотят ли они уехать. Они ответили, что им больше нравится дома. И я не очень хотел надолго уезжать. Зачем это было мне? Я уже весь мир объездил.

А в государственном цирке мне работать не разрешают, и я как бомж какой-то...

Тогда я поехал в Моссовет. А что такое Моссовет в 1990-м? Проходной двор. Говорю охраннику: «Мне нужно Гавриила Попова!»

«Юрий Дмитриевич, беги скорее, вон он по коридору идет!»

Догоняю Попова, рядом с ним его первый заместитель Сергей Станкевич.

И все решилось за несколько минут, мы со Станкевичем пошли к начальнику отдела культуры. Тут же было подготовлено распоряжение: закрыть кинотеатр на Кутузовском проспекте и передать его под выступления кошек.

С 1990 года мы начали работать в Москве, как ООО, частный театр, а помещение было у нас в аренде.

За аренду мы платили семь тысяч рублей в квартал. Когда в 2000 году я услышал, что у всех снимают арендные льготы, то понял, что наш театр умрет. И побежал к Юрию Михайловичу Лужкову с заявлением, стал просить, чтобы наш театр сделали государственным.

Меня вызвала заместитель мэра Москвы по социальной политике Людмила Ивановна Швецова: «Вы соображаете, что делаете? Помещение вашего театра две тысячи квадратных метров на Кутузовским проспекте, уже стоит 30 миллионов долларов!»

Я ответил, что мне этих миллионов не надо. Владимира Леонидовича Дурова почти сто лет как нет, а театр «Уголок Дурова» существует. Сколько я еще проживу? Но у меня трое детей, и театр кошек по-прежнему будет существовать.

Так мы стали государственным театром. Получили дотацию, сделали капитальный ремонт, и наш театр стал одним из самых красивых мест Москвы.

Я Хрустальный замок для кошек построил, они живут в апартаментах... У нас целая ветеринарная клиника при театре. Сегодня есть очень хорошая ветеринарная аппаратура. Мы берем кошку с улицы и сразу проверяем ее кровь, по крови можно определить все, что с ней происходит. У кошек есть предрасположенность к мочекаменной болезни. Кошке нельзя есть мясо, рыбу — иначе она через пять-шесть лет умрет. Поэтому мы даем им специальный корм.

— Кошки от работы в цирке какое-то удовольствие получают?

— Конечно. Дело в том, что у нас они не работают, а играют. А если плохо что-то идет, значит, кошка приболела.

— Что вас радует кроме кошек?

— Мои дети меня радуют. Радует, что каждый ребенок создает свои спектакли. У Димы уже их двадцать, у Кати шесть, у Вовочки пять. Все они друг на друга не похожи.

Дима, старший сын, окончил ГИТИС. Он режиссер драмы и делает драматические спектакли. Катя училась в художественной академии, она ставит детские разговорные спектакли. Вовочка окончил балетную академию, он создал балет с кошками. Сделал спектакль «Щелкунчик» (я считаю его шедевром), где участвуют пятьдесят кошек.

— Я не представляю, как можно управиться с пятьюдесятью кошками. Тут с одной-то не справляешься.

— Репетируют с утра до ночи.

— Давным-давно я брал интервью у клоуна, который работал с кошками. Он мне говорил, что кошка — опасный зверь, и показывал шрамы на руках. Они-де обидчивые, упрямые, и с ними тяжело работать: очень высокий травматизм.

— Глядя на меня, многие кинулись дрессировать кошек, но мой принцип не поняли. Они работали с ними, как принято в цирке — кнутом и пряником. Почему кошка царапается? Потому что они ее не кормят перед работой, и она хватает лапами, чтобы поесть. Не кормить кошку нельзя. Поэтому сейчас клоунов с кошками и нет. У них кошки года три поработают и умирают. А у меня кошки по двадцать пять лет живут.

Принцип, который я нашел, дает животному возможность работать от двадцати до двадцати пяти лет. И никакого царапанья при этом нет. Я отталкиваюсь от индивидуальности кошки, она у нас член семьи, актер. Ее хвалят, и она к нам лапками тянется, зевает — улыбается по-кошачьи.

Кошки помогли мне создать программу «Школа доброты». Моя школа доброты — это школа жизни. Идет работа над собой, развиваются внимание, воображение, ум и наблюдательность. Я учу детей тому, что есть «закон бумеранга» — пожелал плохого, позлорадствовал, и тебе все вернется обратно, да еще в десятикратном размере. Поэтому не желай никому зла. В любой школьной библиотеке есть девять книг «Школы доброты Куклачева». Мне даже звание заслуженного учителя дали.

В соответствии с такими принципами я и живу. Это себя оправдывает: мне семьдесят три года, а я в прекрасной форме. Устаю, правда, быстрее, чем прежде, но так же много работаю.

— И что бы вы напоследок хотели пожелать кошкам?

— Для вас это кошки, для меня — члены семьи. А что можно пожелать члену семьи? Здоровья, счастья, радости...

Автор
Алексей ФИЛИППОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе