Кому достанется "морской узел" наследия юнги Пикуля

К 90-летию писателя Валентина Саввича Пикуля.
90 лет назад, 13 июля 1928 года, в Ленинграде родился советский писатель, автор многочисленных художественных произведений на историческую и военно-морскую тематику Валентин Пикуль.
Писатель Валентин Саввович Пикуль 
Фото: РИА Новости


Всего несколько минут потребовалось первому морскому лорду Великобритании Дадли Паунду, чтобы отправить на тот свет арктический караван PQ-17 летом 1942 года. В бетонной цитадели Уайтхолла, на глубине более 30 метров, он и принял это роковое решение, отозвав боевой конвой.

Что мог знать тогда о тайной интриге правительства Его величества четырнадцатилетний юнга Валентин Пикуль, служивший на эскадренном миноносце "Грозный" Северного флота? Тридцать лет прошло, прежде чем писатель, отложив в сторону неоконченный роман, решил рассказать о мужестве моряков северного каравана и предательстве тех, по чьей вине путь из Великобритании в советский порт Мурманск превратился в братскую могилу при выполнении союзнического долга.

С этих строк начинался в далеком 1978 году очерк о 50-летнем писателе Валентине Пикуле в латвийской газете "Советская молодежь". Принял меня сорок лет назад писатель в своей квартире на тихой улице Весетас, рукопись читать не стал, а сразу передал супруге - Веронике Феликсовне, которая, откинувшись на диване, стала неторопливо шелестеть страницами.

Валентин Саввич жестом руки увлек меня в соседнюю комнату, вслепую раскупорил бутылку коньяка, торопливо расплескал его по фужерам. Из закуски только шоколад, иначе услышит, - пояснил он, - указывая на соседнюю комнату. Долька шоколада не успела растаять во рту, как раздался голос супруги: "Валя, ты как…?" Пикуль вздохнул и от безнадежности произнес: "Вероника, ты - шпионка!" Ответ из соседней комнаты был не менее красноречивым: "Нет, Валя. Я - советская разведчица!"

Сразу оговорюсь, конфликт на этом был исчерпан. Допускаю, Вероника Феликсовна, дочитав, посчитала: на ее взгляд, это было не самое банальное, что она читала о Пикуле, и тем самым благословила редкий по тем временам сюжет на публикацию.

К слову сказать, Вероника Феликсовна, владевшая многими европейскими языками и активно выручавшая писателя переводами европейских авторов, в годы войны входила в состав спецгрупп, совершавших рейды на оккупированных территориях Прибалтики. На знание латышского языка перед отправкой в тыл, рассказала она мне, ее лично проверял премьер довоенной Латвии, академик Август Кирхенштейн, пожелавший отважной разведчице (оценив ее знания языка на "отлично") ни при каких обстоятельствах не попадаться в руки латышских головорезов. О зверствах Виктора Арайса и частей ваффен СС уже тогда было известно за пределами Латвии. О них говорили позже и с трибуны Нюренбергского процесса.

Историческая память. Она хранит калейдоскоп величайших открытий и чудовищных преступлений человечества, и,  культивируется в том числе, благодаря художественному вкусу и таланту отечественной литературы. Валентин Саввич всегда признавал огромную роль исторической романистики в развитии народа читающего, и много читающего, каким является многонациональный народ России. Именно память о событиях минувших лет и веков воспитывает в обществе чувство национальной гордости! "История требует от нас и уважения к себе, как и дедовские могилы. Летом 1941 года мы выстояли еще и потому, что нам в удел достался дух наших предков, закаленных в прошлых испытаниях...", любил повторять писатель. Жаль, что так и остался не завершенным его роман "Барбаросса" о разгроме армии Паулюса под Сталинградом. Тем более, что он начал его создавать в память и о своем отце, погибшем на берегах непокоренной Волги.  

А возвращаясь к той первой памятной встрече на рижской улочке Весетес, с грустью должен признать: она оказалась первой и последней с легендарной музой великого писателя. Вскоре он овдовел, и наши встречи в его холостяцкой квартире в компании любимой дворняги по кличке Гришка (в честь героя романа о нечестивце Григории Распутине) стали бесконечными путешествиями по лабиринтам малоизученной российской истории.

Отношения с этим прямолинейным энциклопедистом становились постепенно все более откровенными, порой бесшабашными, и очень доверительными, несмотря на солидную разницу в возрасте. Десятки книг, включаю, почему-то, "Историю кабаков в России" Ивана Прыжова, с комментариями автора, выделяются на стеллажах домашней библиотеки. А в личном архиве отдельным файлом собраны мои беседы с Пикулем, переданные в конце XX века на многих европейских языках по каналам ТАСС.

Должен сегодня с грустью признать, что борьбы без потерь не бывает. Чего стоила нам обоим только операция по размножению "Нечистой силы" в годы запретов и тотальных доносов. Но когда все-таки удалось принести Валентину Саввичу два переплетенных в типографии экземпляра рукописи в тысячу страниц с серебряным теснением на обложке, которую даже жены членов Политбюро не рекомендовали к изданию, мне в тот момент показалось, что это был один из победоносных эпизодов в непростой судьбе российского "пастыря" исторической истины.

Темы для кинжального как дуэль разговора с Пикулем находить нам не составляло труда. Да он и сам предлагал на выбор диалог по историческим анфиладам любой эпохи, хотя чаще всего погружался в "бабий век" русской истории - восемнадцатый. Казалось, он мог часами комментировать исторические эпизоды из своих романов "Слово и дело" и "Фаворит", "Пером и шпагой" и "Битва железных канцлеров", в которых оживали дочь Петра Великого и Великая Екатерина, а то "митавская затворница" - герцогиня и русская императрица Анна Иоанновна, то пушкинский друг-лицеист и будущий канцлер великой империи - князь Александр Горчаков.

Но мог неожиданно спровоцировать тебя и на любой вопрос на "засыпку".  Скажем исторический портрет латыша, в чем его неповторимое "совершенство"? Готового ответа, понятно, у нас быть не могло.

Но чтобы выглядеть правдоподобно откровенным, решил поделиться одним своими наблюдениями. В природе латышей заложен, на мой взгляд, уникальный генетический код - на сохранение всего прекрасного, кем бы и когда бы оно ни было создано на балтийской земле. Добросовестно, но по-своему: не как созидатели, а скорее, как трудолюбивые садовники, не особо разбираясь и ориентируясь в культуре созревших плодов эпохи.

У меня сохранилось впечатление, что писателю такой культурологический феномен тогда показался логичным, он даже предложил вернуться к этой теме во время очередной поездки по ночному городу, что мы с удовольствием и не раз предпринимали в компании с его новой супругой - Антониной Ильиничной Пикуль.


Антонина Ильинична Пикуль и Юрий Владимирович Сизов. 
Фото: Юрий Сизов


Листали мы в беседах с писателем и страницы довоенный истории Латвии и связанные с ней легенды. Ведь у каждого народа они свои. Человек, не знающий истории, любил повторять Пикуль, как трава без почвы, без корней. Отсутствие исторических знаний оставляет народ без умного руководства.

Вот скажем, президент Карлис Улманис - тоже из серии мифов, который до сих пор считают одним из символов Латвии 20- 30-х годов. Он был главой первого сформированного в 1918 году латвийского правительства, позже руководил еще тремя кабинетами подряд, а в 1934-м стал "заурядным" диктатором (Европу этим уже удивить было трудно).  Естественно, что у писателя был свой взгляд и на военный переворот, организованный Улманисом и военным министром Балодисом. 

Наблюдая за тем, когда уже в ХХI веке в латвийском зоопарке выбирали очередного латвийского президента, становятся все более мотивированными диктаторские замашки 30-х годов. Более того, мне даже порой кажется, что майский разгон парламентской трибуны в 1934 году могла бы и в наши дни поддержать не меньшая часть населения, чем в тот период. Ведь запрет более сотни политических партий у кого-то в те годы вызвал бурный восторг. Да и концлагерь для депутатов, который появился впервые в Латвии по распоряжению Улманиса, особого огорчения в обществе не спровоцировал. И вот на таких дрожжах вождь "латышской Латвии" и стал одухотворенной иконой для национал-патриотов.

Многое успел поведать читателям удивительный мастер слова и дела,  исторический пейзажист Валентин Саввич. Но еще больше так и осталось храниться в его архивах и записных книжках. Небольшая комната с пола до потолка уставлена книгами. Библиотека писателя - больше десятка тысяч изданий. В основном это книги по истории, в том числе военной, но много и по искусству - целая стена. Писатель интересовался и импрессионистами, и немецкой живописью, но в первую очередь произведениями русской истории и живописи - свидетельствами величия империи, драматическая история которой была для него источником удивительных героев.

Культура нации, любил ненавязчиво, но упрямо повторять при встречах писатель, начинается с бережного отношения к могилам своих предков. Один взгляд на разоренное кладбище уже скажет, что здесь был Х-А-М. А между тем всякая история начинается с могил. Храмы, обращенные в гаражи и картофелехранилища, кладбища, где сворочены кресты и разворованы надгробные плиты, - это явный признак падения нравов, бескультурья, преступности и злобного хамства. Сегодня эпидемия подобного вандализма приобретает во многих точках Восточной Европы особенно вульгарные проявления.

Уникальная картинная галерея писателя хранит изображения многих поколений дворянских родов империи, венценосных особ и композиторов, дипломатов и кавалергардов. Портретов одного только князя Таврического - Григория Потемкина, героя двухтомного романа "Фаворит", полсотни. Наиболее ценной считается картотека исторических деятелей России и их биографических данных.

Количество своих исторических героев писатель знал наперечет. На каждое событие, на каждого своего героя Пикуль имел уникальные материалы. При этом он свободно перемещался в историческом пространстве - от Гомера до Арагона. От эпохи Ивана Грозного до Второй мировой войны. Он первым сказал доброе и о вице-адмирале Российского флота Колчаке, показав его выдающимся полярным исследователем, океанографом и, бесспорно, патриотом России. А в романе "На задворках великой империи" писатель показал и Столыпина грандиозным политическим деятелем.

Читая заказные рецензии на свои книги, Пикуль порой огорчался, становясь свидетелем того, что их авторы элементарно не знают не только русской истории, но и истории своего языка. Помню, как он выходил из себя за письменным столом: "Да будет им известно, что в XVIII веке - да! - аристократы были образованы в языках и часто употребляли французский язык. Но когда они переходили на язык природный, своего народа, то разговаривали тем же простонародным языком, какой слышали крестьяне, какой употребляли кучера...".

Исторический романист подарил читателям множество ярких, увлекательных книг. На страницах его произведений жили, боролись, думали, творили во имя Отечества люди разных эпох и разного времени. Не сбрасывая со счетов тупиковых периодов, не деля время на петровское, екатерининское, николаевское, ленинское, сталинское, он писал об истории России. И призывал обращаться за просвещением, знаниями и примерами для подражания именно к нашей истории, к собственному народу, пробуждая истинно человеческие ценности: любовь, дружбу, верность и гордость за свое Отечество.

Само наследие Пикуля составляют 30 романов и повестей, более 150 исторических миниатюр. Общий тираж его изданий уже давно превысил полмиллиарда томов, а биографическая картотека писателя насчитывает около 100 тысяч карточек и 50 000 исторических портретов, охватывающих период с XV до начала ХХ века.

Около десятка книг успела уже написать Антонина Ильинична Пикуль о своем муже, разобрав его архивы и черновики. За переиздание книги "Валентин Пикуль. Из первых уст" она удостоена престижной литературной премии Александра Невского. Только до сих пор болит душа, что не удается открыть музей писателя-патриота, в который она могла бы со спокойной душой передать его бесценный архив.  


Могила Валентина Пикуля на 1-ом лесном кладбище в Риге. 
Фото: Юрий Сизов


Было очень трогательно спустя много лет прочесть о впечатлении, которое оставили наши контакты с этой удивительной личностью у очаровательной женщины, талантливого литературного секретаря и писателя - Антонины Ильиничны. В своей книге о муже она вспоминает: "Несмотря на разницу в возрасте, Пикуля с Юрием Сизовым связывали теплые, дружеские отношения. И не только с ним, а и со всей его семьей. Доброй традицией было у Юрия и его очаровательной супруги Танечки (так рано ушедшей из жизни), бывая в Риге у родителей, наносить обязательный визит Пикулю. Ради таких встреч Валентин Саввич откладывал в сторону все свои дела. Правда, готовиться к ним было не нужно: Юрий Владимирович звонил, они появлялись, общались и потом быстро исчезали, оставив добрый след в душе писателя. Этот обаятельный, общительный, многознающий человек всегда готов был помочь, если в этом возникала необходимость… И почти все веселые дружеские вечера общения с Юрием Сизовым заканчивались далеко за полночь".

А когда в конце 80-х годов и меня настигла потеря очень близкого человека, Пикуль, встретив в своем доме, от безысходности и в молчаливой тоске пытался чуть не с порога протянуть солидный пакет денежных знаков. И так же с пониманием отложил его в сторону, когда уловил, что это уже за реальными бастионами нашей сложившейся дружбы, и уже ничего не может вернуть или добавить к нашим искренним отношениям…

Время безжалостно: оно сокращает дистанцию для возвращения наследия писателя в Россию. Антонина Пикуль трижды обращалась за последние годы только ко мне (а сколько исхожено кабинетов и написано писем!), как к одному из друзей писателя, за содействием в возвращении его архивного наследия. В начале этого века нам всем показалось, что общественность, наконец, услышали: мелькнул луч надежды. Из Российского посольства в Риге даже пришла информация о создании музея Пикуля в Петербурге и передаче его архива в Центральный военно-морской музей.

Было выделено помещение, набрали штат, даже директора успели назначить, но… сорвалось.  И вот спустя десять лет, осенью 2017 года, Русская община в латвийском городе Лиепая (бывшей Либаве) сообщила о предстоящем открытии - с согласия вдовы писателя - постоянной экспозиции исторических портретов из авторской коллекции.    

Приезжали к Пикулю в Ригу в 80-годы из Пушкинского дома, знакомились с архивом, восхищались его титаническим трудом и честно признавались: "Валентин Саввич, даже если бы вы не написали ни одного романа, только то, что вы оставили такую библиографию, собрали коллекцию по истории портрета, обессмертило ваше имя". С другой стороны, по информации Антонины Пикуль, которой она поделилась со мной, англичане предлагали ей около 800 тысяч фунтов стерлингов, а американцы - более миллиона долларов (оба предложения она отвергла). Сын друга и поклонника Пикуля давно предлагает Антонине Ильиничне открыть музей у себя, в Финляндии. Но она все медлит, потому что уверена, что музей Валентина Пикуля должен быть только на его исторической Родине, если и не к его девяностолетию - 13 июля 2018 года, то в любом случае - при ее жизни.

Автор
Текст: Юрий Сизов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе