О том, зачем понадобилась «перезагрузка» попечительского совета, и о музейной стратегии в целом корреспонденту «Известий» рассказала президент ГМИИ Ирина Антонова.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Владимир Суворов
— Как изменилась концепция развития музея и кто ее изменил?
— Суть концепции осталась прежней. Просто теперь нам отведено значительно меньше земли, и музею приходится утесняться. Воли к дальнейшей борьбе нет, некоторые планы подорваны.
— На каких основаниях у музея забрали территорию?
— Например, одно здание планировалось снести, и у нас был готов проект нового строительства на его месте. Все, включая главного архитектора Москвы, дали разрешение на снос. Но буквально несколько месяцев назад обнаружилось, что там остался маленький кусочек старого фасада в несколько окон. Красивый кусочек, который решено сохранить. Тем самым наши планы на эту территорию оказались порушены.
Обещали отдать пустующую землю, на которой когда-то в XVIII веке стоял временный дворец Екатерины II, ехавшей в Крым. Никто этого здания не помнит, оно исчезло в том же веке. В общем, это такое «моление на пустом месте». И я не удивлюсь, если через два года без всяких архитектурных советов там возникнет большой многоэтажный дом.
Вообще, все происходящие перемены явно связаны с чьими-то интересами. Не буду показывать пальцем, потому что не могу этого утверждать, но многим не дает покоя удивительный кусок Москвы вокруг ГМИИ имени Пушкина. И никого из тех людей, кто видит там прежде всего землю, идея «музейного городка» не греет.
— Чем пришлось пожертвовать при корректировке планов?
— Выпал целый ряд крупных объектов. Во-первых, мы лишились многофункциональной аудитории. Подобные залы есть во всех крупных музеях мира: в Прадо аудитория на 700 мест, в Нью-Йоркском музее современного искусства четыре зала. Многофункциональная аудитория — это канал связи со зрителем, который нам особенно необходим, поскольку мы ведем большую концертную деятельность.
Во-вторых, не будет выставочного комплекса. А мы не можем больше эксплуатировать Розовую лестницу и Белый зал музея в прежнем объеме: там разрушается мрамор. Даже Иван Владимирович Цветаев (основатель музея. — «Известия») закрывал лестницу на два месяца в году — жалел ее, еще новенькую. Сейчас эта часть музея здорово травмирована.
За 30 лет Пушкинский музей приобрел 11 зданий вокруг себя. Часть из них мы уже привели в порядок, часть ожидает реставрации. Этот путь по-прежнему существует. А другой — строительство новых зданий — теперь для нас закрыт. «Музейный городок» остановится на том, что уже завоевано.
— Кто принял решение отобрать земли?
— В первую очередь архитектурный совет при Министерстве культуры. Он был создан недавно, при Александре Авдееве, и у меня есть большое подозрение, что одной из задач этого совета было вставление палок в колеса музея. На все наши предложения архсовет отвечал нет.
— Но вы говорили, что бизнес-интересы правили бал и в попечительском совете музея.
— Да, в прежнем попечительском совете многое указывало на заинтересованность некоторых людей в чем угодно, кроме развития музея. В частности, нижние этажи предлагалось отдать под торговые помещения. Вообще, работа всех наших попечительских советов основывается на документе, подписанном президентом Владимиром Путиным. Но у каждого учреждения есть своя специфика, и учет этой специфики не продуман. Надо более гибко прописывать в каждом конкретном случае права и обязанности попечителей.
Сейчас нам помогают очень многие люди, которые приносят музею бoльшие средства, чем существовавший попечительский совет. Намного бoльшие. Иногда речь идет о миллионах долларов. Эти люди дают деньги на «Декабрьские вечера», на покупку новых произведений, на организацию выставок — и ничего не требуют от музея взамен. Мы говорим им спасибо, мы о них пишем, но дальше их требования не простираются. Они даже не разрешают более торжественно их благодарить. И они сознательно не вступали в попечительский совет, поскольку считали, что там сложилась не очень хорошая ситуация.
Последние два с половиной года совет вообще не работает. Александр Авдеев вышел из его состава, не сказав никому ни слова. Эльвира Набиуллина совсем недавно прислала письмо, объяснив, что после ухода в Центробанк не может больше выполнять обязанности председателя.
— Сейчас состав изменился?
— Частично. Многие остались. Формирование совета еще не завершено, поскольку мы представили проект нового устава, и он не всем понравился.
— Почему?
— Потому что он не дает возможности давить на музей, ломать его структуру. Мы соберемся через какое-то время еще раз и посмотрим. Кто-то согласится, кто-то уйдет. Ничего страшного: придут те, кто согласится. Но оставлять ситуацию в прежнем виде больше нельзя.
— Кто занимался разработкой нового устава — Марина Лошак или вы?
— Мы вдвоем. Марина Девовна просто не совсем знала эту структуру, для нее это было новое дело. Но она разобралась.
— Про проект реконструкции, предложенный Норманом Фостером, можно забыть?
— Да, к сожалению, он похоронен.
Ярослав Тимофеев
Известия