Незамеченное убийство массовой культуры

О том, почему сегодня деление на массовую и элитарную культуру безнадёжно устарело, и что пришло ему на смену.


Идея разделить культуру на массовую и элитарную появилась в первой половине XX века. Тогда концепция хорошо уживалась с новыми явлениями вроде телевидения. Позже, в 60-80-х годах, данная идея эволюционировала в концепцию объединённой массово-элитарной культуры. И это тоже выглядело логично: тогдашние реалии окончательно смешали классы, и бедняк с зарплатой $100 мог покупать ту же туалетную бумагу, что и богач с зарплатой $5000. Иными словами, имелся внеклассовый потребительский сегмент. Но в наши дни термин «массовая культура» рождает парадокс: возможности говорить о разных классах больше нет, а обозначающий подобное деление термин активно используется. 

Сегодня называть какую-нибудь конкретную книгу или фильм массовым — всё равно что путать кантовскую «вещь в себе» с шизофренией. О нецелесообразности подобного «шизофренического» сравнения вам расскажет любой российский интеллигент. Но этот же интеллигент приходит в книжный и тычет в книги Стефани Майер с криком: «Массовая литература!». У русского человека нет понимания того, что книги серии «Сумерки» являются нишевым продуктом для подростков, точно так же как Дарья Донцова является нишевым продуктом для домохозяек. 


Кадр из экранизации книги «Сумерки»
(источник: st.peopletalk.ru)



Откуда такой парадокс? 

«Массовость» подразумевает принадлежность к значительной доле некой массы. Но действительно ли книги Дарьи Донцовой нужно считать массовыми при двухмиллионных тиражах в год на 140-миллионное население России? Действительно ли каждый монитор нашей страны регулярно показывает «Игру престолов», а в каждой паре наушников играет «Пошлая Молли» или Oxxxymiron? Да, продукция эта популярна, но где та граница, перейдя которую можно сказать: «Э-э нет, теперь это массовая культура»? То, что домохозяйки являются основным потребителем российского книжного рынка, ещё не значит, что к Донцовой надо применять термин «массовая литература». Все же прекрасно понимают, что мужское население России не читает Донцову и «50 оттенков серого». Так почему эти книги следует причислять к «массовой литературе»? 

Таким словосочетанием вообще лучше не пользоваться. Российские литературоведы до сих пор пишут диссертации с заголовками вроде «Массово-элитарность как маркер постмодернистского текста Бориса Акунина». При этом они не понимают ни что такое литература элитарная, ни что такое литература массовая: в филологии просто нет таких терминов — это термины философии и культурологии. Нет таких художественных приёмов или жанров, которые бы вписывались в определение «массовая литература».


Зато есть обыватель, который привык думать, что массовая литература — это «ну типа что-то простое». Вроде любовного романа или детектива. Но любая мало-мальски приключенческая литература была популярна всегда.


Пушкин — популярный или массовый писатель? И в чём вообще разница между «популярным» и «массовым»? В чём проявляется литература элитарная? И неужели, и правда, где-то есть российский культуролог, который сходу выделит некий элитарный слой потребителей, читающих сегодня некую элитарную литературу? И как быть с романами вроде той же «Игры престолов», которые являются популярнейшими текстами, но очень мудрёно написаны? Получается, филологи позаимствовали у философов мёртвый термин и активно им злоупотребляют.

Но российский литературовед со всеми подобными вопросами справляется просто: если текст много покупают — он массовый, если в тексте много отсылок — он элитарный. А когда встречается и то, и другое, русский гуманитарий называет увиденное постмодернизмом. Почему? Потому что это массово-элитарная культура. Кто так решил? Так решили гуманитарии 90-х, в спешке переводившие французских постструктуралистов. При этом современный филолог не задумывается, почему сегодня на Западе имеется тонна контента с отсылками, но этот контент никто постмодернизмом не называет (простейшие примеры — популярнейший мультик «Рик и Морти» и вызвавший в своё время ажиотаж на Reddit сериал «ОА»).


Кадр из мультфильма «Рик и Морти»
(источник: i10.kanobu.ru)



Почему «Марвел» не массовая культура

Проблема даже не в том, что в одном информационном продукте отсылок много, а в другом мало. Проблема в том, что их вообще кто-то считает.

На сегодняшний день экранизации комиксов являются самым популярным продуктом, но буквально в каждой минуте фильмов «Марвел» присутствуют отсылки и пасхалки. Медиаиндустрия осознала, что у всякого хорошего проекта имеется своя фанбаза, поэтому внутрь «простого кинца» начали вставлять множество уникального контента для фэндома, образованного фанбазой сообщества. И это не значит, что фильмы «Марвел» стали массово-элитарной культурой. 


Речь по-прежнему идёт о жвачке для отдыха мозгов. Просто в жвачке появился нишевый элемент для фанатов, которые поддерживают медийность продукта. Более того, ни один крупный проект сегодня не обходится без нишевой составляющей для фэндома: как показала практика, без подкармливания фэндомщиков у продукции резко падает прибыль. Поэтому в XXI веке возникла повальная мода на интертекстуальность в высокобюджетных коммерческих продуктах.



Популярный — не значит массовый. Заумный — не значит элитарный.

Более того, «заумность» стала модой, которую хорошо чувствуют новаторы вроде Бориса Акунина. Эти авторы понимают, что такое фэндом, и умело на него работают. Фэндом может относиться как к типу информационного контента, так и к самому контенту. Есть фэндом эдалтсвима и отдельных взрослых мультиков вроде «Южного Парка» или «Рик и Морти». Есть фэндомы любителей фантастики. Фэндомы сериалов и сериальщиков. Фэндомы аниме и анимешников. Фэндомы комиксов, игр, киберспорта, мобильного киберспорта. Фэндомы стали этакими аналогами ныне почивших субкультур. Только теперь их очень много. В мире огромное количество потребительских ниш. Сегодняшняя культура — культура нишевая.


Писатель Григорий Чхартишвили (Борис Акунин)
(источник: detaly.co.il)


Впрочем, российский обыватель на всё это отвечает просто: если проект приносит много денег, значит, он массовый. И это при том, что «далеко не массовый» продукт при грамотно вложенных деньгах приносит сегодня хорошие дивиденды. В 2016 марвеловский фильм «Доктор Стрэндж» при бюджете $165 млн собрал в США $232 млн. В 2017 году фильм «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» при бюджете $15 млн взял кассу в $54 млн. Никому в здравом уме не придёт мысль назвать «Три билборда» массовым кино, хотя степень окупаемости двух данных продуктов не сопоставима. Тем не менее, в глазах русского потребителя всё равно сохраняется ощущение чёткого деления кинематографа на массовый и элитарный лагерь. И это касается не только фильмов.

Русский человек употребляет слово «попса», не понимая, что попсы-то больше не существует. Есть музыкальные стриминговые сервисы, вроде Apple Music, Яндекс-Музыка или Boom — именно они сегодня являются источниками новой музыки. Эти сервисы анализируют пользовательскую медиатеку и выдают на основе неё рекомендации.  


Но вот что смешно: если вы зайдёте на Яндекс-Музыку в раздел с поп-исполнителями, то с большей долей вероятности увидите треки, о существовании которых и близко не подозревали. Возникает парадокс: номинально «популярная» музыка есть, но степень её популярности сопоставима со множеством других музыкальных направлений.


Мы привыкли мыслить словами «попса», «массовая культура», «конформизм», «конвейерное производство». Но потребительский рынок уже другой. У нас есть специализированные продуктовые магазины. Брендовые бутики. Футболки с уникальным дизайном. Рынок поменялся. Уникальность стала товаром, выставленным мировой экономикой XXI века на витрину. И товар этот востребован именно потому, что в веке XX пресловутый конвейер всех достал своей неизбежностью.



Почему всё вышесказанное не очевидно

Ещё в нулевые многие российские семьи от мала до велика садились по вечерам смотреть «Улицы разбитых фонарей» или «Бандитский Петербург». Не было ни компьютера, ни интернета, ни отдельного телеящика для игровой приставки. Массовость потребления этих сериалов рождалась неизбежностью их просмотра. Сейчас же на каждый возраст имеется своё информационное развлечение. Русский человек это знает — но игнорирует. Дед играет в «танки», бабка кормит свиней в браузерной ферме, где-то на фоне включена плазма с обсуждающей геймеров Малышевой — и при этом все трое готовы согласиться с ведущим «Первого канала» о вреде компьютерных игр. Возникает абсурдная ситуация, когда общество игнорирует собственную эпоху. Массовость в российском сознании проявляется лишь в массовой интеллектуальной каше. 


(источник: psyxi.ru)


Массово-элитарная культура — это плод воспалённого сознания французской философии, который давно должен покоиться в братской могиле постмодернизма. Постмодерн закончился максимум в 90-е. Мы уже давно живём в других социальных, экономических, информационных и потребительских реалиях. Русскому человеку пора понять, что в современном мире не осталось ничего по-настоящему массового. Массовые в стране могут быть гимн, правительственная пропаганда и туалетная бумага. А культура — у каждого своя.

Автор
Антон Седнин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе