«Прежде власти относились к искусству с пиететом»

Актриса Светлана Немоляева

Светлана Немоляева, известная актриса театра и кино, считает, что сегодня мало настоящей драматургии. О том, как складывалась ее кинематографическая и театральная карьера, о своем отношении к скандалам в Театре имени Маяковского и о том, может ли актер быть примером нравственности, Светлана НЕМОЛЯЕВА рассказала в интервью «Новым Известиям».

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– Светлана Владимировна, ваша кинокарьера, чего уж там скрывать, могла бы сложиться более удачно. Наверное, переживали, когда вас не утверждали после проб?

– У меня очень легкий характер – долго не огорчалась. Конечно, хотелось сниматься, но в то время попасть в кино было очень сложно. Это сейчас молодых артистов приглашают сниматься в сериалы, которых стало дикое количество. А в те времена кино было элитарным. Во-первых, его было немного, а во-вторых, был страшный конкурс.

– А как-то объясняли отказ снимать вас?

– Нет. Если нравишься и с тобой захотят иметь дело, то после проб сообщали. Если нет, то просто не звонили, и не надо было ждать извинений и разъяснений.

– И ножи на режиссеров не точили?

– Нет, я все понимала. Мой папа был кинорежиссером, мама звукооператором. Можно сказать, я выросла в павильонах «Мосфильма» и прекрасно понимала, что такое кино. Иллюзий у меня не было.

– А ваши родители не давали вам советов, как выживать не только в киномире, но и в театральном?

– Какие могут быть советы, когда они сами были примером? Если случалось, что встречала в театре несправедливость, то делилась с ними, и они что-то говорили, но все это было по-домашнему.

– Знаю, что в вашем доме, когда вы были маленькой, часто бывали и известные артисты. Например, Михаил Жаров. Лидия Смирнова рассказывала, что он был очень самовлюбленный. Она, на ваш взгляд, права?

– Лидия Николаевна была старше меня, и она снималась вместе с Жаровым. Какие выводы могла делать я, когда сама была маленькой восьмилетней девочкой? Дядя Миша мне очень нравился. Он очень хорошо к нам относился, играл с нами – со мной и братом Колей, но мог дать и щелбан. Потом я часто встречала его в Доме актера. Директором дома был Александр Эскин, а Жаров – творческим руководителем. Мы с Сашей (муж Александр Лазарев-старший. – «НИ») ходили в Дом актера, часто его там встречали. У нас был пиетет перед ним.

– Вы вспомнили про легендарный Дом актера на Арбате. Как он сейчас поживает? В прессе писали о больших переменах в нем.

– Они происходят и в обычной жизни. Сначала ушел Эскин, который держал его в руках. Он был бессменным руководителем и душой дома, просто обожаемым человеком. Я даже не знаю, были ли у него враги. Потом домом руководила его дочь, изумительная Маргарита. Но она тоже ушла. Естественно, трудно сразу найти замену такой легенде. Сейчас там руководят два человека, которые были к ней приближены, и они знают, что такое Дом актера.

– Ваш театральный дебют – Офелия?

– Нет. С театром у меня сложилось все интересно. Я пришла в него в мае 1959 года, и театр сразу поехал на гастроли – сначала в Ригу, потом в Горький. Вернувшись в Москву, стала репетировать Офелию. Одновременно меня ввели в «Маленькую студентку» Погодина. Еще вышел спектакль «Весенние скрипки» Александра Штейна, в нем я играла героиню. Так получилось, что все эти три роли вышли одновременно. Но первой моей ролью считается роль в «Весенних скрипках». «Гамлета» ставил Охлопков еще до прихода в театр нашей группы – Саши Лазарева, Анатолия Ромашина, потом Эдуарда Марцевича. Спектакль был популярный, конная милиция стояла у входа.

– Эдуард Марцевич рассказывал, что удостоился похвалы самого Лоуренса Оливье, который увидел его в роли Гамлета…

– Это был знаменитый спектакль. Охлопков поставил его в 1954 году, и первым исполнителем роли Гамлета был Евгений Самойлов, а после него Михаил Козаков. Когда Козаков ушел в «Современник», то Охлопков взял Марцевича, которому была нужна молодая Офелия, под стать ему. И роль дали мне. Как только мы вернулись с гастролей, Охлопков сказал мне: «Ты будешь играть Офелию». Я сразу была задействована в театре. Играла без передыха.

http://www.newizv.ru/images/photos/other/20121025222607_11.jpg

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– Можно сказать, что в театральной карьере вам повезло.

– Повезло. Но не только мне, всей нашей когорте повезло. У меня, повторюсь, подряд вышло сразу три спектакля. В то время в год ставили по четыре спектакля, и я была почти во всех занята. Поэтому у меня не было комплекса по поводу того, что меня не брали в кино.

– В советское время были так называемые «датские» спектакли. Вам довелось играть в них?

– Скорее, не «датские», а по плану. Тогда управление культуры давало театрам план по выпуску спектаклей по пьесам советских драматургов. Конечно, были и такие – к 1 Мая или 7 Ноября. Мы злились, но в принципе, оглядываясь сегодня назад, понимаю, что тогда были замечательные драматурги. Сейчас ведь никто не пишет…

– Может, никто не ставит?

– Не знаю, если бы была хорошая пьеса, то поставили бы. Все драматурги молчат. Они, как и режиссеры, штучный товар. На двадцать–тридцать советских пьес была одна хорошая. Но это поощрялось – к классу драматургов, художников, писателей относились с пиететом. Невозможно, чтобы все создавали шедевры, но среди плевел созревали роскошные зерна – Володин, Арбузов, Вампилов, Радзинский, Розов. Если сейчас посмотреть со стороны на то, что я играла, то понимаю, что было много макулатуры. Сколько валек-нинок-машек, какую-то кучу девочек я сыграла. Но все-таки я играла еще и в пьесах Арбузова, Радзинского, Погодина. К сожалению, никогда не играла в володинских и розовских пьесах, они не шли в нашем театре. У нас были спектакли по пьесам Салынского, Бориса Ласкина, Александра Штейна. Это ведь, как говорил Сервантес, как поглядеть: кто видит замок, а кто постоялый двор.

– Вы считаете, что тогда власть относилась к искусству иначе, чем сейчас?

– К искусству относились с пиететом. Они понимали, что для народа оно важно. Тогда и мир был другой. Это было заметно и потому, как собирались в Политехническом музее слушать Окуджаву, Евтушенко, Рождественского, Вознесенского.

– А куда это ушло потом?

– В принципе, я говорю о том, что была высокая культура. Мы были самой читающей нацией. Не знаю, сейчас читают ли в метро? Тогда читали…

– Неужели так все было хорошо?

– Любимов, Эфрос, еще ряд режиссеров могли бы пожаловаться. Да, за идеологией следили страшно, но все равно это была элитарная верхушка общества, и это были люди, которые имели значение.

– А сегодня вы это чувствуете?

– У нас уникальная страна. У нас удивительная зрительская любовь к актерам. Она существует. И во власти тоже. Мне кажется, она неровно дышит к актерскому миру, художникам. Потому что перед ними непознанное. Они не знают, как написать музыку, стихотворение, как артист может запомнить столько текста. Это всегда вызывало интерес.

– С другой стороны, есть наступление чиновников, которые говорят, что репертуарный театр устарел, что он невыгоден экономически.

– Может, это не наступление чиновников? Это жизнь перевернулась, и во главу угла стал золотой телец и выгода.

– Как вы отнеслись к тому, что внутритеатральный скандал с худруком в вашем коллективе выплеснулся наружу?

– Я не участвовала в этом. Да, мы видели все недостатки, о которых говорила труппа, и я, и Александр Сергеевич предлагали ему какие-то вещи. Но я, как меня ни упрашивали журналисты, нигде – ни по телевидению, ни в газетах – не выступала. Моя позиция была такой: если театральная труппа, которая мне дорога и с которой я проработала 52 года, против, то я не имею права быть против труппы. Не знаю, как дальше сложится, но приход Карбаускаса сказался очень благотворно. Театр сразу стал другим.

– Свежая кровь?

– Да. Я сразу вспомнила Гончарова. Его часто упрекали: «Вы разрываетесь на сто частей. Вы и в театре, и в ГИТИСе преподаете…» На что он отвечал: «Я никогда не оставлю ГИТИС, скорее оставлю театр. Потому что, когда работаю с молодежью, понимаю, чем живет мир. Для меня ГИТИС – животворная река».

– Как вам театральная молодежь?

– В нашем театре очень талантливая молодежь. Сейчас те, кто сидел за дверью, без работы, задействованы в новых спектаклях и проявили себя необыкновенно интересно. У нас есть очень серьезные удачи. К нам в театр пришел зритель. Особо он нас не покидал, но если быть справедливым, то интерес был потерян. Сейчас интерес снова большой.

– А молодые актеры в кино?

– По кино очень трудно судить. Особенно если говорить про сериалы. К тому же я смотрю кино, как дилетант.

– Вот вы говорили, что в советское время у власти был пиетет перед актерами. А вообще актеры могут быть примером нравственности?

– Безусловно, могут. Но, как все люди, актеры не отдельная каста. Они так же, как и врачи, учителя, связаны с людьми и работают для людей. Все профессии могут быть примером, и их представители – духовными лицами, к которым люди приходят на исповедь. Но не все соответствуют идеалам, которые есть в душе у людей. Есть актеры, которых после знакомства хочется поскорее забыть. Есть врачи, которые не могут помочь тебе. Так же можно сказать и про учителей. Мне вот с ними повезло, и я их помню.

Справка «НИ»

Актриса Светлана НЕМОЛЯЕВА родилась 18 апреля 1937 года в Москве в семье кинорежиссера Владимира Немоляева и звукооператора Валентины Ладыгиной. Окончила Высшее театральное училище имени Щепкина. Весной 1959 года была принята в Театр Маяковского, в котором служит по сей день. Одной из первых ролей Немоляевой стала Офелия в спектакле «Гамлет». В марте 1960 года вышла замуж за актера Александра Лазарева, артиста Театра Маяковского. Сыграла в нескольких десятках спектаклей «Маяковки», среди которых «Таланты и поклонники», «Трамвай «Желание», «Разгром», «Бег», «Женитьба», «Карамазовы», «Мертвые души». В фильмографии актрисы более полусотни фильмов. В частности, Немоляева снялась в нескольких картинах Эльдара Рязанова – «Гараж», «Служебный роман», «О бедном гусаре замолвите слово», «Небеса обетованные». Артистке присуждены орден «За заслуги перед Отечеством» IV и III степеней, а также орден Почета за большие заслуги в развитии театрального искусства.

Андрей МОРОЗОВ

Новые Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе