Он азербайджанец, выросший на русской культуре. С удовольствием работает в России: ставит в российских театрах, пишет сценарии для российского кинематографа, но когда московская круговерть начинает ему надоедать, он возвращается в Баку – погреться на солнышке, пообщаться с друзьями. По случаю юбилея «Ибруса», театра, созданного им в Баку десять лет назад, в Москве недавно прошел фестиваль его спектаклей. Но разговаривали мы с Рустамом Ибрагимбековым не столько б искусстве, сколько о жизни. Об умении жить радостно.
— Рустам Ибрагимович, насколько мне известно, поначалу ваша жизнь протекала в сферах, от искусства достаточно далеких.
— Это был длительный процесс, но судьба непременно приводит человека к цели, то есть к его предназначению на этой земле, если он стремится делать то, что ему действительно интересно на данном отрезке жизни.
Европейский кинематограф у нас знают сегодня гораздо хуже, чем американский. Я занимаюсь французским кино. К сожалению, у нас много лет, если не десятилетий, отсутствовали серьёзные исследования французского кинематографа. Мы, как это ни дико звучит, до сих пор не знаем, кто такой Годар!
Владимир Виноградов: «В России слишком любят полусладкое!»
В школе я не был особо примерным учеником, в Азербайджанском институте нефти и химии поначалу тоже учился без особого энтузиазма и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы где-то на третьем курсе я, неожиданно для самого себя, не увлекся кибернетикой.
Учеба сразу брела смысл, институт я закончил блестяще, а затем был принят в аспирантуру лучшего научно исследовательского институт в мире – Института автоматики и телемеханики Академии наук СССР. Почти десять лет я занимался наукой, в частности проблемами оптимального управления в сложных системах.
— В каких, например?
— Да в любых: это могут быть люди в большом коллективе, самолеты, взлетающие и идущие на посадку в некоем аэропорту или даже продукты переработки нефти.
Принципы создания оптимальной системы взаимодействия объектов всегда одинаковы. Мне было очень интересно заниматься этими исследованиями, но в какой-то момент начла давать о себе знать тяга к литературному творчеству.
Несколько лет я прожил в таком раздвоенном состоянии, когда и наука и литература увлекали меня одинаково, но, в конце концов, сочинительство взяло свое.
— Люди творческие обычно в соавторстве работать не любят, но с Михалковым вы написали целых три сценария – «Ургу», «Сибирского цирюльника» и «Утомленных солнцем». Как вам работалось?
— Довольно долгий период моего сотрудничества с Никитой Михалковым – пожалуй, самый интересный и насыщенный в моей кинематографической жизни.
Мы начали дружить в начале 70-х, когда он снял свой дипломный фильм «Спокойный день в конце войны» по моему сценарию.
После 15-летнего перерыва он опять предложил мне что-нибудь сделать вместе. В результате были сняты три известных фильма, сценарии которых писались нами легко и радостно.
Помогало и схожее чувство юмора. Очень важно чтобы то, что кажется смешным одному соавтору, вызывало улыбку и у другого.
В отличие от меня Никита пишет охотно и с удовольствием. Во время съемок много импровизирует, даже снимая по сценариям, написанным с его собственным участием.
Я хорошо отношусь к тому, что мы сделали вместе, и благодарю судьбу за то, что она свела меня с этим талантливым режиссером, в фильмах которого блистательно выстроенные актерские диалоги соседствуют со сценами, где атмосфера не нуждается в словах.
Рад, что вы не спрашиваете о моем отношении к его общественной деятельности.
— А чем сегодня занят сценарист Ибрагимбеков? Есть какие-то кинематографические планы?
— Пока в большей мере телевизионные. В прошлом году снял по своему сценарию любовную историю «Глазами призрака», сейчас работаю над телеверсией.
Написал сценарий четырёх серийного телефильма «Грозное время» для канала ТВЦ. Для этого же канала сейчас снимается четырёх серийный фильм по моему сценарию о военных летчиках. Закончил сценарий о Сумгаитских событиях.
Продолжаю писать прозу. После повести «Сложение волн», опубликованной в «Дружбе народов», осваиваю новый для себя жанр – автобиографический роман.
Тратить время на описание собственной жизни не хочется, хотя, вроде бы, и пора, а создать художественный текст, построенный на фактах, оказалось намного сложнее, чем я думал. Трудно обойтись без подпорок вымысла.
— У человека пишущего, как правило, мало времени для чтения. Следить за литературным процессом удается?
— Из современных российских писателей время от времени читаю Улицкую, Слаповского, Пелевина, Иванова.
С удовольствием участвовал в создании сериала по роману Полякова «И замыслил я побег», слежу за своими однокашниками по Высшим сценарным курсам: Маканиным и Битовым.
— Ваш нынешний приезд в Москву связан с юбилеем театра «Ибрус». Авторский театр, живущий активной творческой жизнью посреди системного театрального кризиса, конца которому не видно – явление уникальное. Секрет непотопляемости раскроете?
— Никакого секрета нет. Стараюсь в жизни делать только то, что могу сделать только я.
Сегодня я беседую с директором НИИ киноискусства Дмитрием Львовичем Караваевым всё по тому же поводу, по поводу «слияния двух солнц»: ВГИКа с научным учреждением, вверенным моему собеседнику.
Спасти нацию от сумасшествия!
Когда-то судьба свела меня с замечательными бакинскими актерами, таланты которых, как мне казалось не были оценены по достоинству. И я понял: если я не создам для них театр, этого не сделает никто.
Так десять лет назад появился «Ибрус». За все это время мы не получили ни гроша из бюджета, хотя за рубежом, а гастролируем мы очень много, нас знают гораздо лучше, чем иные государственные азербайджанские театры.
У нас есть свой зритель – это самое главное. Мы играем спектакли и на азербайджанском, и на русском языке. С самого начала нам хотелось, чтобы у театра было две площадки и две труппы – в Баку и в Москве.
Воплотить эту мечту жизнь удалось лишь год назад: на площадке киноцентра на Красной Пресне мы играем свою первую российскую премьеру.
И юбилей театра мы отметили здесь, в Москве. В Баку это событие у чиновников от искусства интереса не вызвало.
— Театр вырос из желания попробовать себя в режиссуре?
— Нет, режиссурой я занялся намного раньше. Поставил несколько спектаклей в Бакинском театре русской драмы, потом в Стамбуле, были постановки и в московских театрах – в «Модерне» до сих пор идут «Дорогие мои мужчины» и «Петля» (театр показал их на фестивале, который мы организовали в честь юбилея «Ибруса»). Просто актеру нужно очень точно ставить задачу, а про своих персонажей я знаю больше, чем любой приглашенный режиссер.
— Какие-то спектакли из тех, что вы видели за последнее время, стали для вас событием?
— К сожалению, в театре бываю нечасто. За последние годы посмотрел два замечательных спектакля, поставленных в Театре Наций. «Шведская спичка» и «Шукшинские рассказы».
Эффектно поставил «Дядю Ваню» в Вахтанговском Римас Туминас – смотрится на одном дыхании. Блестящие актерские работы. Но в моем понимании почти не осталось Чехова. Жаль, но у каждого свой Чехов.
— Писатель, драматург, сценарист, режиссер – кем вы ощущаете себя в большей мере?
— А зачем устанавливать точные пропорции? Каждый новый замысел на какое-то время выводит на первый план соответствующее «амплуа», а когда ему на смену приходит очередная увлекающая меня идея, соотношение меняется.
Но чем бы я ни занимался, работа никогда не заслоняет остальные стороны жизни: моих друзей, семью, близких, мои увлечения – все то, без чего я не мог бы считать себя счастливым человеком.
Американский принцип «жить, чтобы работать» меня не устраивает. Я предпочитаю работать, чтобы жить. И радоваться жизни.
— Вы оптимист от природы или в силу воспитания?
— А что это меняет? Человек либо является оптимистом, либо нет. Мне важна красота рисунка моей жизни. И как он воспринимается другими людьми.
Мне важно, что думают обо мне окружающие. Я всю жизнь прожил так, что самые разные люди меня любят и уважают. Будь ты трижды великий писатель, что с того, если ты никчемный человек? Не мужчина. Не личность.
— А что означает для вас «быть мужчиной»?
— Соответствовать своей миссии. То же самое могу сказать и о женщине.
В каком-то смысле мужчина - это пыльца, оседающая на цветах и оплодотворяющая их. Так что если мужчина ведет себя несколько легкомысленно, его нельзя за это жестко судить, особенно, если это качественный мужчина: его биологическая задача заключается именно в этом.
А когда женщина пытаться стать «пыльцой», мне кажется, это неправильно. За редким исключением ей это удается красиво, и она роскошна в этом своем движении, и тогда осуждать ее невозможно.
Но все-таки миссия женщины – продолжать человеческий род. А мужчина должен помочь ей в этом. И если о женщине говорят, что она ведет себя неправильно, то причина не в ней, а в мужчине, с которым она связала свою жизнь.
Ее поведение на 80% определяется мужчиной, который с ней рядом. Практически, во всем виноват мужчина. И главная проблема нашего мира в том, что женщины в большинстве своем продолжают выполнять свою миссию, а мужчины перестают быть воинами и защитниками, отказываются нести ответственность за свои поступки. Они менее мужественны, чем это предопределено Богом.
— Что такое не быть мужчиной вы объяснили. А не быть личностью?
— В погоне за славой, успехом, деньгами, карьерой люди часто пренебрегают мнением тех, кто их окружает. И если они добиваются того, чего желают – становятся богатыми и известными преуспевают, то им кажется, что так будет всегда.
И начинают еще больше презирать все остальное человеческое сообщество. Но когда жизнь в одночасье сбрасывает их с небес на землю, никто и не думает их поддержать, утешить в трудную минуту.
Вот тогда они и ломаются. В детстве старик-татарин, живший в нашем дворе, говорил нам, мальчишкам: жить надо так, чтобы на твои похороны пришли приличные люди.
— Получается, что для вас жизненный успех не является неотъемлемой характеристикой состоявшейся личности?
— Успех – явление преходящее. Сегодня он у тебя есть, завтра – нет. А личность –это базовые свойства человека, то, что он старается сохранить даже в самых неблагоприятных обстоятельствах.
Главной темой для меня всегда была и остается проблема существования человека в агрессивной среде, нивелирующей личность.
Ведь не только советской системе не нужны были индивидуальности. Нынешнему обществу потребления они тоже без надобности – личность неизбежно будет требовать индивидуального к себе подхода, не признавая над собой законы массового потребления.
— Но мы же в этом обществе живем, несмотря на то, что многие уже ощущают на себе его разрушительную силу. Что же делать, если нет возможности или желания вести благостную отшельническую жизнь?
— Подчиняясь интересам общества человек вынужден от чего-то отказываться в самом себе. От чего-то можно отказаться безболезненно, а что-то принципиально важно сохранить.
Вот и нужно строить свои взаимоотношения с окружающими так, чтобы оставлять за собой право оставаться собою, не отказываться от своих принципов и убеждений, не нарушая при этом нормального функционирования общества.
— Это возможно?
— Это сложно. Но возможно. Во всяком случае, именно так я и стараюсь жить. Вроде бы получается.
— Берясь за новый роман, пьесу или сценарий, вы верите, что в наше время искусство может помочь человеку оставаться человеком?
— В каждом из нас смешаны зверь и человек. Звериное – результат эволюции, длившейся сотни тысяч лет, когда нам нужно было побеждать страшных врагов, которые были сильнее, быстрее, мощнее нас. Одолеть их мы могли только обманом, хитростью.
Благодаря этому опыту человек уцелел как вид, он записан в каждом из нас на генетическом уровне. Пропорция в этой смеси каждый день зависит от настроения, физиологии и огромного числа других факторов.
Задача искусства в этой каждодневной борьбе человека со зверем в себе – поддерживать человека. Это похоже на утреннюю гимнастику: спортсменом не станешь, но сохранять физическую форму можно. А искусство помогает поддерживать форму духовную.
Беседовал Дмитрий Бавильский
СНАSKOR.RU