Вы говорите на эсперанто?

В гостях у «Юности» Николай Иванович Левашов, программист, поэт и знаток редкого языка эсперанто. Он закончил университет аэрокосмического приборостроения в Ленинграде, карьеру программиста начал на Ярославском радиозаводе в 1967 – 1968 годах.

– Тогдашние компьютеры, насколько знаю, были похожи на здоровенные, с комнату ростом, железные шкафы. Наверное, они принципиально отличались от современных?

– Первые компьютеры были еще ламповые, огромные. Каждую команду им задавали клавиатурой, двоичным кодом. Я стал ведущим специалистом по компьютерам на Ярославском радиозаводе, самостоятельно разрабатывал все программы. Стал почетным работником радиозавода.
А когда завод начал «дохнуть» – ушел.

– В системные администраторы?

– Нет, гораздо скромнее – в программисты.

– А в чем принципиальная разница?

– Сисадмин от программиста отличается уровнем подготовки. Наш завод, например, посылает учиться на системных администраторов программистов, которые имеет по крайней мере 3 года стажа и знают 2–3 языка. Компьютерных, само собой. Но меня отправляли на другие курсы.

– То есть это специалисты достаточно «штучные». Но ведь сейчас практически во всех организациях есть собственные сисадмины. Уровень их подготовки соответствует названию?

– В рамках потребностей своих фирм, видимо, соответствует. Но как только возникает проблема более сложная, фирме приходится обращаться в специализированные организации. Или готовить, обучать собственного специалиста.

– Выходит, современные вузы должного уровня подготовки не обеспечивают? Кстати, почему?

– В университете на прикладной математике, например, на все, что касается общения с компьютерами, отводится 500 учебных часов. А на курсах системных администраторов люди занимаются по 8 часов ежедневно 9 месяцев подряд. При этом только по одному, достаточно узкому направлению.

– Обычно компьютерщики – люди замкнутые и ничем, кроме общения с «ящиком», не интересуются. А вы, насколько я знаю, даже стихи пишете. Про что, кстати?

– Только про любовь.

– Но ведь стихи и компьютеры не сочетаются, это разговор на разных языках! Пушкин, например, в математике, мягко говоря, не блистал.

– Надо понимать, все дело в уровне таланта. Гений действительно сосредоточен только в своей области. А мы «учились понемногу, чему-нибудь, и как-нибудь». Мы черпаем помельче – зато берем пошире. Я, например, изучил 6 языков.

– Компьютерных или обычных?

– Обычных, конечно. Английский, литовский, латышский, эстонский, эсперанто и немецкий. К украинскому с белорусским присматривался, но решил, что нет необходимости.

– А прибалтийские языки зачем? Вы там работали, наверное?

- Нет, я просто езжу на региональные встречи эсперантистов. И предварительно всегда стараюсь освоить в минимальном объеме язык принимающей страны, 100 часов ему посвящаю.
Обычно на всех таких конгрессах проводятся краткие ознакомительные курсы – немного об истории и географии страны-«хозяина», немного языка на уровне «вежливого гостя». А я приезжал уже подготовленным.

– Но ведь это же трудно – освоить совершенно неизвестный язык, вдобавок самостоятельно. Тем более эстонский, например, считается вообще самым сложным из европейских языков после венгерского.

– Я обычно списываюсь с эсперантистами принимающей стороны. И 6–7 месяцев по 2 часа в день занимаюсь – читаю присланные словарики, карты, популярные книги по истории. В результате словарный запас набирается, да и еду потом уже к знакомым людям. И никакого отчуждения у меня с ними не возникает.

– Кстати, об отчуждении – в Прибалтике русских вроде бы не любят?

– Я не замечал разницы между прибалтами и, например, украинцами. A что касается непонимания, мне говорили: «Вы к нам всего на неделю, а познакомились с нашим языком, проявили уважение. А они по 20 лет с нами живут и ни слова на местном не знают!». Конечно, это отчуждает, даже и на бытовом уровне. А представьте, что человек работает в госучреждении, он должен понять любого гостя, даже совсем не говорящего по-русски.

– Ладно, с этим понятно. А зачем людям эсперанто? Я слышала, что этот язык одно время пытались внедрять, но он не оправдал ожиданий. На что он нужен, если все и так знают английский?

– Эсперанто создал в конце XIX века польский врач-окулист Людвиг Заменгоф. Польша тогда входила в состав России, и первый в мире учебник эсперанто был издан именно на русском, и в языке есть даже несколько русских корней. Но в сновном эсперанто создан на основе пяти европейских языков – английского, французского, испанского, немецкого и итальянского. Отобраны наиболее краткие и красивые корни, они объединены в упрощенную, абсолютно логичную грамматику, произношение легкое. Словом, на его изучение нужно потратить раз в 10 меньше усилий, чем на освоение любого иностранного языка. И это могло бы дать возможность общения максимальному числу людей. Существует даже официальная резолюция ЮНЕСКО, рекомендующая ввести эсперанто в качестве «второго» языка во всех крупных странах.

– Но большие страны на это ведь не идут?

– Да, англичане говорят: наш язык и без того понимают во всем мире.

– А в XIX веке «международным» языком был французский.

– Да, а еще раньше – латынь. В СССР таким «общим» языком был русский. Все проходит. А насчет эсперанто – был проведен эксперимент, собрали группу «двухязычных» людей – англо-немецких, немецко-испанских и т.д. И переводили фразу «по цепочке». В конце цепочки точность перевода стала практически минимальной. Между тем перевод на понятный всем эсперанто дает точность почти полную. И язык этот не мертвый, он развивается, в нем появляются новые слова. В свое время Ленин отрицал эсперанто, Сталин за него сажал и расстреливал. Зато Горький и Лев Толстой изучили его буквально за несколько дней. При этом Толстой сказал: «Изучение языка настолько несложно, а польза так велика, что нет причин его не учить».

– А много ли сегодня людей увлекаются эсперанто?

– Конгрессы эсперантистов проходят в 110 странах, насколько мне известно. На эсперанто говорят примерно 2–3 миллиона человек.

– Немного.

– Да, но при этом надо помнить, что существовало около 200 проектов подобных языков, и ни один не выдержал испытания жизнью. Кроме эсперанто. И сейчас ведутся попытки создания такого языка уже с учетом элементов компьютеризации.

– Интернет, который сегодня активно входит в нашу жизнь, – это ведь тоже своеобразный язык международного общения?

– Без сомнения.

– Высказываются опасения, что всемирная паутина может в итоге привести к тотальному контролю над каждым человеком. Если цензура появится в интернете...

– На сегодняшний день интернет – это наиболее дешевый, мобильный и легкий доступ к информации. Это новая степень свободы для каждого человека. Цензура в интернете возможна, но даже в этом случае возможность обмена идеями во много раз возрастает.
Диалектика ведь всегда одна – любое оружие может быть обращено и на добро, и на зло.

– Наше время принято бранить за бездуховность и отсутствие тепла в отношениях между людьми. Вы, как поэт, что на этот счет думаете? В мире действительно становится меньше любви?

– Я считаю, любви в мире стало значительно больше. Если о данном предмете сказано 1000 слов – он славен 1000 раз. А ведь людей на земле уже 6 миллиардов, и все они рано или поздно начинают говорить о ней.

– Ну да, и стихи в юности многие пишут. Особенно у нас в России. Известно же, что Россия – страна графоманов. А хорошо ли это, когда каждый рвется самовыразиться, хотя толком не умеет?

– Я считаю, хорошо. Пусть каждый творит, как умеет, пусть будут всякие мнения – вздорные и невздорные, от этого мир только богаче. И потом, это еще вопрос личного восприятия. Мы, например, считаем музыку индусов монотонной, гудят что-то на одной струне. А они просто-напросто различают не то что четверть, а даже одну восьмую музыкального тона! И то, что для нас монотонность – для них полноценная мелодия.

Словом:

«Людей неинтересных
в мире нет,
Их судьбы, как истории планет...».

Оксана ЯКУБОВИЧ

Юность-Ярославль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе