Арестанты Таганки

Жизнь московского театра на Таганке (1964–2011) оказалась спектаклем о нас с вами. О нашем неумении жить ни по закону, ни по понятиям, ни по расчету, ни по любви. О нашей неспособности отличать свободу от воли, а божий дар от яичницы. Великому режиссеру Юрию Любимову не хватило терпения, а его актерам не достало ума и таланта, чтобы доиграть эту пьесу до логического конца. Любимов, в отличие от своего Мольера, не стал умирать на сцене. Его труппа предпочла медленное, но верное самоубийство.

В нашей жизни очень немного нефиктивного, подлинного. У нас фиктивная государственность и необязательные к исполнению законы, у нас фиктивная собственность и фиктивное правосудие, у нас фиктивные выборы и фиктивный лидер. В советские времена таких фикций было не меньше. Театр Юрия Любимова потому и прославился, что всегда был настоящим. И еще он отличался от остальной советской жизни тем, что это был мир созидательного творческого произвола. Тогда как политика и повседневная действительность (впрочем, как и сейчас) была миром произвола бездарного, ничего не создающего, неконструктивного.


У Юрия Любимова было неограниченное неписаное право делать в театре все что угодно в рамках Уголовного кодекса. На том простом основании, что этот театр создал он и только он. Наиболее умные и самодостаточные его актеры сами покинули Таганку, не захотев жить в тени великой и сложной личности (великие личности редко, практически никогда не бывают простыми).


Ушел ведущий актер театра Иван Дыховичный, чтобы прожить личную судьбу кинорежиссера. Ушли Алла Демидова и Вениамин Смехов. Когда Любимов уехал, труппа натуральным образом сожрала мягкого Анатолия Эфроса, согласившегося прийти в чужой театральный дом. Был на Таганке и почти мхатовский раскол труппы. Но Содружество актеров Таганки во главе с Николаем Губенко, даже оставшись в «намоленном» помещении, так и не смогло стать живым театром. У них не оказалось Любимова.


На Таганке случился извечный российский конфликт между законом и порядком. Любимов по действующему закону и по порядку (читай — по тем же понятиям о месте создателя театра) был и художественным руководителем, и директором. Труппе это совмещение не нравилось, не нравились его жена и его самовластие. Не нравилось труппе и слишком нищенское, как ей казалось, существование. При этом Таганка не самый бедный и не самый богатый московский театр, а самые богатые театральные актеры все равно те, кто шабашит в кино или телесериалах.


Любимов сам не хотел держать совхоз бедных артистов в репертуарном театре. А потому еще в далеком 1991-м добивался приватизации своего детища. По сути, это ведь и был частный театр: ни в одном другом, даже в ефремовском «Современнике» и товстоноговском Ленинградском БДТ, не было настолько доминирующей роли личности.


В последние годы Любимов пытался перевести актеров на контракт, тогда как труппа, все равно советская по сути, хотя в ней еще оставались актеры, игравшие антисоветские спектакли, хотела жить на гарантированном пайке. Но чиновники не дали Любимову осуществить юридическое присвоение того, что без него и так никогда не существовало.


Любимову в ноябре исполнится 94, он ровесник той самой революции, которая усугубила нашу рабскую ментальность. Преемников он не готовил. Так что теперь в лучшем случае Таганка станет мертвым театром имени Любимова, но без него, без его духа и мощи. Незаменимые есть, но мы этого традиционно не замечаем.


Все мы в некотором смысле арестанты Таганки — не то театра, не то тюрьмы. У нас в жизни и головах тоже царит причудливая смесь рынка и совка, мнимой свободы выбора и реального отсутствия возможностей реализоваться в стране, где пока не пахнет оттепелью, породившей «Современник», а потом и театр на Таганке.


Если в театре еще возможна добровольная диктатура, в политике и экономике она вредна и пагубна, ибо убивает, а не развивает творческую инициативу. Многие из нас продолжают жить в репертуарном бюджетном государственном театре и не переходят на контракт с государством, чтобы нанимать его, а не заискивать перед ним. Мы не любим власть, но голосуем за нее по инерции.


В театре под названием Россия играется бесконечный и бездарный старый спектакль, где население — безмолвная массовка. И у нас уже очень давно не было премьер.


Семен Новопрудский


Московские новости


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе