Британский театральный мэтр Брук привез в Москву Мейерхольда

Спектакль выглядит как лекция, легкая, забавная, с юмором.
Фото: пресс-служба фестиваля


Что есть театр и зачем он нужен? С этого сакраментального вопроса, собственно, и открылся фестиваль Нового европейского театра (NET), который показал спектакль «Why?» в постановке не кого-нибудь, а Питера Брука (драматургия Питера Брука и Мари-Элен Этьен).


«Why?» — последняя работа Питера Брука, премьера состоялась в Париже в июле, и, можно сказать, московская публика раньше многих европейцев увидела ее. На сцене — тотальный минимализм и аскетизм, которыми отмечены работы Мастера последних лет десяти-пятнадцати. Кто этого не знает, шокирован: великий Брук — и так бедненько… А у него все просто, и проще, кажется, не бывает. Почти пустое пространство черной сцены со скромнейшими намеками на театральную атрибутику — декорацию (убогая ширма), костюмы (кусок ткани на ней) — все как из подбора. Наиболее выразительно рядом с ними представлен звуковой цех в виде клавиш и еще каких-то инструментов и музыканта на возвышении. Три артиста, как сказали бы снобы, неартистической наружности, внешности самой заурядной.

В самом деле, таких «артистов» сколько хочешь по улицам ходит — не фактурные, без грима, в самой что ни на есть обычной одежде (черные майки с такими же брюками). Вот они (Хейли Кармайкл, Кэтрин Хантер и Марчелло Маньи) стоят лицом к залу и начинают повествование, как зачинают сказку или притчу какую. На седьмой день люди пришли к Богу: «У нас выходной. Скучно», — сказали они ему, и тогда Бог создал... театр. Ну и понеслось: тут же появились группы людей, которые стали называть себя актерами, режиссерами, драматургами, директорами и т.д. И все они стали мериться амбициями: кто из них в театре важней?

Спектакль выглядит как лекция, легкая, забавная, с юмором. Трио раскладывает ее на три голоса проворно, как стендаперы в каком-нибудь «Камеди клабе», где собрались люди, далекие от театра, гораздые беззлобно поржать: «А че? Тут театр прикольный такой! Гы-гы!!!». Смех усиливается, когда выясняется, что создатели театра окончательно запутались и снова пришли к Богу за советом — как им быть? Тот подумал и передал им свиток с текстом. Когда его развернули, онемели — в нем оказалось одно (!!!) слово. Какое? Это мы узнаем в конце.

А до развязки — легкий, непринужденный рассказ о театре вообще, который как-то бесшумно, незаметно перейдет в рассказ уже о конкретном — русском театре, представленном Константином Станиславским, и его могучей системе. Впрочем, изложенной так же просто и смешно (импульс от плеча в палец и по руке обратно), как и вся предыдущая информация об истории театра. Марчелло Маньи покажет этюд «пьяный» и втянет в него зрителя с первого ряда. И NETовская публика (своя, не случайная, не вокзально-командировочная) с детской непосредственностью включится в интерактив, который, скорее всего, презирает.

Как-то естественно всплывет имя Всеволода Мейерхольда, ученика Станиславского, театрального реформатора, дерзко пошедшего своим путем, который ему во многом помогла реализовать Октябрьская революция. Куда его привел этот путь и связь, впрочем, искренняя, с большевиками — всем хорошо известно.

Блуждания в театральном лабиринте с его поисками и открытиями подтверждаются краткими цитатами из документов, воспоминаниями разных людей. Вот один известный французский актер видел в Париже двух разных Мейерхольдов — за кулисами театра и на приеме. Среди артистов он был красивым Богом, который знал, что такое театр и его суть, а на светском рауте — потерянный чужак.

Мейерхольд в этой простой и от этого страшной притче фигура неслучайная совсем. Самая, может быть, трагичная за всю его историю: создатель театра, эстетики, своего метода, своих артистов. Написавший как пророчество: «Театр — очень опасное оружие». Вознесенный на вершину как Бог, униженный как раб, уничтоженный как простой смерд. Зачем?

Автор
Марина Райкина
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе