Как в театре пытались установить дисциплину.

Неоконченная пьеса.

В мемуарах Станиславского есть откровенное признание. Оказывается, создавая Художественный театр, Константин Сергеевич ввел целую систему штрафов и наказывал своих подопечных за опоздание на репетицию, за посторонний разговор, за неряшливый вид или незнание роли… Преследовались флирт, сплетни и любая неряшливость.

Лет тридцать спустя, уже будучи седовласым мэтром, народным артистом СССР, Станиславский иронизировал над этой своей системой санкций. В театре, утверждал он, есть только один гарант спокойствия и порядка – увлеченность интересной игрой. На что Немирович-Данченко ему возражал: «Игра – это результат наших усилий. А что делать, если декорацию поставили небрежно или актер опоздал на репетицию по вине костюмера?»

И, в самом деле, как тут поспоришь? Сменилось много эпох, но театр так и не нашел универсальное средство борьбы за дисциплину…



Пытка для Аль Пачино

В США не первое десятилетие подряд действует жесткая система штрафов. Рабочий день служителей театра расписан с точностью до минуты. И если, скажем, наступает час, когда монтировщики должны устанавливать декорации к спектаклю, но в этот момент на сцене еще продолжается репетиция, то монтировщики имеют право пожаловаться в профсоюз, который, в свою очередь, оштрафует артистов.

Оштрафовать можно за любую провинность, даже если репетицию задержали на 10-15 минут. Недаром в разгар нынешнего сезона американские СМИ облетела сенсация: 75-летний Аль Пачино по пути на работу (актер играет на Бродвее в спектакле «Китайская кукла») застрял в пробке и, оставив свое авто посреди гудящего потока, бегом добрался в театр.

Но то – США с их коммерческим, проектным театром. Другое дело – Россия, которая со времен Станиславского находится во власти психологического репертуарного театра. Возможно поэтому средства наведения порядка здесь тоже преимущественно психологические.



Урок Вахтангова

На каждом историческом этапе у любого прославленного коллектива есть своя поучительная история. Вспомнить хотя бы начало 1920-х годов. Молодые артисты Вахтанговской студии (театра еще не было) плывут на пароходе по Волге. Лето, молодость, шумная пьянка. От актерской гульбы все идет ходуном.

Но вдруг в полночь, в самый разгар веселья, Вахтангов вызывает к себе юную студийку Александру Ремизову. В момент всё затихло, а перепуганная артистка, собравшись духом, робко направилась в каюту, ожидая увидеть разгневанное лицо своего учителя.

Но вопреки ожиданиям история развивалась совершенно иначе. Евгений Багратионович сидел на койке, свет был погашен, разве что небольшая свеча горела на столе. Ремизова принялась сбивчиво что-то объяснять, оправдываться. Вахтангов молчал. Она заплакала. Вахтангов молчал. Снова ее сбивчивый монолог. Он молчит. Она падает на колени, просит прощения. Вахтангов молчит. С ней начинается истерика, он продолжает молчать. Наконец она чувствует, что сейчас потеряет сознание, но не может остановить рыдания, не может встать с пола. Вахтангов подымается, гасит свечу, зажигает электричество и тихо произносит: «Идите, по-моему, вы все поняли». Надо ли говорить, что этот мини-спектакль стал для студийцев настоящим уроком. Никогда больше Вахтангов к этому эпизоду не возвращался, зато Ремизова и все студийцы запомнили его на всю жизнь.



Разгневанный Ширвиндт

Сегодня худрук Театра сатиры Александр Ширвиндт часто сетует на то, что невысокая актерская зарплата мешает полноценной работе.

– Невозможно собраться на репетицию! – говорит он. – Один снимается в мыле, другой – в перхоти. У одной актрисы контракт на бесконечный сериал, другая заседает в очередном жюри. Я кричу: «Да как вам не стыдно!» Но начинаются оправдания: «Извини, отец родной, я целиком душою с театром, но… развелась, сошлась, влюбилась, с квартирой накрылась, родила». Ругаюсь, но толку от этого чуть. На стороне, понятно, заработки выше. Дисциплина хромает, но выживать надо. Возможно, для худрука я слишком мягкий, но когда в труппе три четверти твоих учеников, неизбежно ко всем начинаешь относиться с отцовской нежностью.

Но все же, надо полагать, не каждый педагог станет мириться с актерской оплошностью. Когда студентка Щукинского театрального училища, а ныне прославленная актриса Мария Аронова, блестяще дебютировала в роли Екатерины II, педагог Владимир Иванов заметил в ней черты звездной болезни. Актриса и сегодня вспоминает об этом, как о досадном моменте своей биографии.

– Я сидела травила анекдоты, вела себя достаточно шумно и уверенно. Еще бы, такой успех! – говорит она. – И вдруг слышу голос Владимира Владимировича: «Студентка Аронова! В массовку». Знаете, у меня моментально все опустилось. Комок подступил к горлу: «Что? Как в массовку?» Но это был урок на всю мою жизнь – с тех пор держу себя в руках.



«Знать тебя больше не хочу. Вон отсюда!»

Вообще дисциплина в театре – понятие, конечно, относительное. Кто позволит, например, артисту играть спектакль, а краем глаза смотреть по телевизору футбол? Такой поступок чреват наказанием. Косые взгляды коллег и конфликт с руководством театра обеспечен. Для всех, но только не для Георгия Менглета, который за кулисы в Театр сатиры приносил небольшой черно-белый телевизор и прямо со сцены следил за игрой. Ни единого упрека в свой адрес он не услышал, поскольку и с работой в спектакле, и с ролью футбольного болельщика народный артист СССР справлялся блестяще.

Но, кстати, в юности из-за своей безграничной любви к футболу Менглет едва не лишился профессии. Произошло это в 1932 году, когда артист учился в ГИТИСе, а параллельно был занят в крошечном эпизоде спектакля Театра сатиры.

Однажды спектакль поставили в афишу ровно в тот день, когда на стадионе «Динамо» шел футбольный матч. И потому Менглет отправился на футбол, договорившись, что на сцене его заменит однокурсник. Задача ведь простая: по сюжету нужно было протянуть монетку буфетчику и умоляюще сказать: «Бутылку ситро!»

Все прошло хорошо, но на следующий день Менглета вызвал к себе педагог и худрук Театра сатиры Андрей Петровский и устроил жуткий разнос, который заканчивался словами: «Знать тебя больше не хочу. Вон отсюда!»

Всю ночь юный артист бродил по Москве, а утром пришел на репетицию. Но оказалось, что Петровский уже подобрал ему замену. Просить о прощении было бессмысленно. На протяжении целого сезона (!) худрук не замечал своего ученика. Когда же наконец Менглет понял, что пора забирать документы, он случайно столкнулся в коридоре нос к носу с Петровским. Хотел от него скрыться, но тот вдруг сказал:

– Здравствуй, Георгий! Когда начинаем занятия?

Что было дальше, актер помнил смутно. От счастья он зарыдал и бросился обнимать своего педагога, просил у него прощения и сквозь всхлипывания слышал, что худрук в тот момент просто вынужден был нанести удар по юношеской самоуверенности.



У Табакова на сцене зазвонил телефон

Несколько лет назад на сборе труппы художественный руководитель МХТ им. Чехова Олег Табаков заявил, что поскольку зарплаты в его театре достаточно высокие, он вынужден будет штрафовать артистов, которые из-за съемок часто переносят спектакли или опаздывают на репетицию. Всерьез под горячую руку попал ведущий программы «Фазенда» Сергей Колесников. С ним МХТ договор расторг. Немного раньше оштрафовали Александра Семчева.

Для таких серьезных решений, надо полагать, были не менее серьезные основания. Но все же штрафы и увольнения не превратились в МХТ в карательную машину. Здесь по-прежнему предпочитают решать дело миром.

– У Олега Табакова есть одна давнишняя особенность, – говорит его супруга Марина Зудина. – Он настолько привык к тому, что руководит двумя театрами и школой, что не может расстаться с телефоном ни на минуту. Однажды прямо во время спектакля «Кабала святош» у него на сцене зазвонил мобильник. Олег Павлович попросту забыл оставить телефон в гримерке. Другой артист бы засуетился, растерялся, но Табаков уверенно взял трубку и под громовые овации объявил звонящему, что играет сейчас спектакль. К счастью, комедийная атмосфера той постановки позволяла так сделать. Публика была счастлива. А меня, признаться, постоянно звонящий телефон только раздражает. Он ведь и интервью дает по телефону, и в комментариях никогда не отказывает прессе – в какой бы точке мира ни находился.

Особенно мешают эти звонки во время репетиций. Однажды мы выпускали «Чайку» – начинались уже финальные прогоны, а Олег Павлович продолжал решать по телефону какие-то важные дела. Все нервничали, включая режиссера. А просьбы оставить телефон за кулисами не помогали. Куда деваться, Табаков – худрук, ему важные вопросы решать надо. Наконец, я подговорила одну из своих коллег, чтобы она в самой ответственной сцене позвонила мне. Начинаем играть, я беру трубку и убедительно несколько минут подряд болтаю по телефону. Олег Павлович очень удивился. Режиссер и партнеры, судя по лицам, откровенно занервничали. Я положила трубку и сказала, что хотела всего лишь продемонстрировать, как звонки мешают работе. С тех пор мобильники на репетициях в МХТ не звонят.

Автор
ВИКТОР БОРЗЕНКО
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе