«Летучая мышь» в Большом театре приземлилась между концертом и спектаклем

На Исторической сцене Большого театра «Летучую мышь» Иоганна Штрауса показали в виде «театрализованного концертного исполнения» — странного для формата оперетты.

Петр Ильич Чайковский утверждал, что «опера, не поставленная на сцене, не имеет смысла». Правда, в его время еще не существовало современных практик бытования оперы, в которых она оказалась вполне жизнеспособной: концертного исполнения и звукозаписи. Популярность концертных исполнений стала в наше время своего рода ответом на практику радикальной режиссуры: чем больше последняя переиначивает и актуализирует оперные сюжеты, тем больше желающих услышать оперу в рафинированном, очищенном виде.


А что же младшая сестра оперы — легкомысленная оперетта? Годится ли она, еще более завязанная на театральность, на драматическую игру, для концертного исполнения? И у нас, и на Западе классическая оперетта давно переместилась в оперные театры и живет там по законам оперного жанра. Единичные случаи концертного исполнения в России были: Мариинка недавно делала «Кандида» Бернстайна, кроме того маэстро Валерий Полянский со своей капеллой несколько раз подступался к опереттам, правда, добавляя в них элементы театрализации. Сложно назвать эти попытки однозначно удачными.

Если в опере вся суть заключена в музыке, в музыкальной драматургии, именно ее средствами и создается оперная театральность, а театр тут в известной степени дополнение, то в оперетте скорее наоборот. Именно драматическая игра, развернутые вербальные диалоги, целые разговорные сцены — это основа, а музыкальные номера являются, скорее, приятным бонусом. Даже самые «оперные» оперетты, типа «Летучей мыши», «Веселой вдовы» или «Княгини чардаша», чья музыкальная ткань самодостаточна, едва ли годятся для концертной дистилляции.

В Большом театре решили с этим поспорить. В условиях неопределенности с полноценными оперными премьерами (в этом сезоне их уже точно не будет), «Летучая мышь» в концертном варианте воспринимается как некий компромисс. При этом надо сказать, что премьера планировалась загодя, а за дирижерским пультом должен был стоять сам Пласидо Доминго. Однако главный тенор планеты, которого Большой театр поддержал (когда на него посыпались обвинения в харассменте и на Западе его «отменили» везде и всюду), спешно из России, в которой провел последние почти два сезона, уехал, отменив все планы в Большом (гала-концерт на 8 марта, концертное исполнение «Набукко» и прочее). Недосчитался проект и шеренги западных вокалистов — их заменили штатные певцы Большого, усиленные гостями из Северной столицы, где «Летучая мышь» идет чуть ли не во всех музыкальных театрах. Музыкальное руководство доверили молодому маэстро Ивану Великанову, а инсценировать оперетту позвали дебютанта в музыкальном театре, юного режиссера Алексея Золотовицкого.

Результат получился странным. Пожалуй, было бы лучше, если бы «Летучую мышь» дали в чисто концертном виде. Для концерта было слишком много музыкальных купюр — прозвучали лишь вокальные хиты, много достойной музыки было изъято, в том числе полностью — танцевальная, в венской оперетте выполняющая важнейшую драматургическую функцию. При этом Штрауса дополнили фрагментами из Грига и Брамса. Для полноценного спектакля — слишком много «новаций» самодеятельного уровня и слишком мало четкости собственно режиссерской работы.

Оперетта в Большом — редкая гостья. В постсоветские годы здесь уже были поставлены та же «Летучая мышь» (Василием Бархатовым в 2010-м), «Кандид» (Алексеем Франдетти в 2018-м), а если обратить взгляд почти на век назад — «Прекрасная Елена» Оффенбаха и «Маскотта» Одрана (обе в 1924-м).

Если мы посмотрим на афиши Большого театра XIX века, когда он был лишь второй сценой страны, уступая Мариинскому театру, то увидим обилие опереток и фарсов Оффенбаха и авторов рангом пониже, а еще раньше — многочисленные водевили, от которых история не сохранила не только музыкального материала, но зачастую и имен создателей. Это были злободневные комедии-однодневки, написанные по случаю, призванные в основном развлекать, где не только декорации и костюмы были «из подбора», но нередко и музыкальные номера оттуда же — своего рода пастиччо из хитов самых разных композиторов, а то и вовсе безымянные. Артисты лицедействовали в меру своих умений, все держалось на экспромте и импровизации: эти милые развлечения провинциальной московской аристократии никто никогда и не мыслил возводить в ранг высокого искусства.

Понятно, что никто из нас не видел тех домотканых спектаклей и знаем мы о них лишь по описаниям современников в литературе. Но на премьере «Летучей мыши» не раз возникало ощущение, что вот это именно оно и есть — реинкарнация московского водевильного театра. Действие тянется медленно и скучно: да и нет по сути никакого действия — вся драматическая часть заменена пересказом либретто (оригинального венского от Хаффнера и Жене), который со сцены поочередно озвучивают пять драматических артистов, одинаково загримированных под Иоганна нашего Штрауса (пышные усы и бакенбарды, всклокоченная шевелюра, фрак и бабочка).

Пересказ обличен в стихотворную форму — текст Алексея Олейникова удручает прямотой и зацикленностью на современном сленге. Шутки не слишком веселят зал — единичные смешки, жидкие аплодисменты, чаще же артисты (и поющие, и «драматические Штраусы») убегают за кулисы под стук собственных каблуков. Бессмысленное хождение по сцене — отличительная черта всей инсценировки. Из кулис на сцену и обратно, вокруг оркестра, на авансцену, которую выдвинули в зал за счет закрытой оркестровой ямы (оркестр сидит в глубине сцены), по лестнице в квадратную заглубленную нишу в самом центре авансцены… Там находится склад реквизита, который периодически выносят на сцену: например, ящик с шампанским. Один из Штраусов роняет его себе на ногу, но почему-то оживления среди зрителей это не вызывает. От действа веет непродуманностью и торопливостью — как будто бы инсценировка делалась «на коленке».

Не все благополучно и в музыкальном плане. Оркестр звучит легко и свежо, по-венски, но баланса с певцами не выстроено — пространственное решение (оркестр в глубине, солисты не просто на авансцене, а фактически в зале, на месте оркестровой ямы) изменило акустические условия, поэтому певцов слышно неважно, особенно женские голоса (Екатерина Морозова — Розалинда, Юлия Мазурова — Орловский, Гузель Шарипова — Адель). Петербургская подмога в лице мариинцев Сергея Семишкура (Айзенштайн) и Владислава Куприянова (Фальк) выглядела бледновато — харизмы или владения опереточным стилем гости не явили. Пожалуй, лишь хор Большого (хормейстер Валерий Борисов) спел все как надо. Но увы, «Летучая мышь» — не та оперетта, где от хора зависит многое, к тому же его роль была заметно сокращена.

Большому театру стоит присмотреться к шедеврам опереточного жанра — западная практика тут очень кстати. Первые театры планеты с удовольствием ставят лучшие образцы оперетты — «Метрополитен», «Ковент-Гарден», Венская Штаатсопер… Но формат «театрализованного концертного исполнения» едва ли подходит для Главной сцены страны: похоже, для оперетты этот формат не годится в принципе.

Автор
Александр МАТУСЕВИЧ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе