Похоже, если судить по началу, два мотива прозвучат отчетливым контрапунктом - полюбить Чехова в себе и себя в Чехове. Они заявлены в двух ярких, сделанных по заказу фестивальной дирекции спектаклях - "Тарарабумбии" Дмитрия Крымова и "Донке" швейцарского режиссера Даниэля Финци-Паски. Можно сказать, они друг с другом спорят, можно - дополняют друг друга. Очевидно одно: оба они не есть самостоятельные законченные произведения и без фестивального контекста не существуют. Цирковое представление Паски - лирическое, а местами даже сентиментальное - нежная нота открытия. В их непривычном для русского уха обращении Антон без отчества - трогательность любовного признания. Беспощадно-саркастические, остроумно-ернические инсталляции Крымова могут быть неподражаемым шествием-карнавалом закрытия. Он с легкостью играет штампами чеховских постановок и официозного почтения (перед нами проходят делегации от писателей, спортсменов, ветеранов Большого театра в пачках и норковых шапках с орденами на лацканах пиджаков и даже представители замка Эльсинор), насаждавшегося, как картошка, не столько к драматургу, сколько к мхатовскому его пониманию.
Сколько себя помню, всю вторую половину прошедшего столетия на театре шла борьба с Чеховым - поэтом усадеб, закатов и еловых аллей. За Чехова-врача, жест-кого диагноста. И в общем-то победили, вырубив аллеи, что те леса, о которых печалится Астров. "Тара-рабумбии" той печали чуть-чуть не хватает. Она звучит тревогой разве что в музыке Александра Бакши - тем самым контрапунктом. Похоже, споры идут даже между соавторами.
Донка - удочка, которой ловят рыбу на глубине. О чем Паска узнал в Таганроге, на родине писателя. Вот и забросил ее в прямом и переносном смысле. Среди изысканных номеров его спектакля, где на трапециях качаются три сестры, стыдливо пряча панталончики, и звенят звоночки, теребя спокойствие "сытого человека", есть один - истинное подношение классику. На мой вкус. Клоуны зачитывают текст, заглядывая в шпаргалки. Мол, жизнь нужно изображать не такой, какая она есть или должна быть, а такой, как видится в мечтах. И тут же на экране мы видим тени двух эквилибристов, исполняющих невозможный по сложности, дух захватывающий номер, и только через секунду замечаем, что это проекция лежащих на полу и ничем не рискующих гимнастов. Извините, волшебная сила искусства. Да так наглядно.
Паска вернул нам то, от чего мы добровольно отказались. "Мне хочется, чтобы на том свете я мог думать про эту жизнь так: то были прекрасные видения..." Видно, тоже в записных книжках вычитал, на полях которых и поставил свой спектакль.
«Итоги»