«Призрак» вышел на дорогу

Создатели русской версии «Призрака Оперы» уверены, что постановка задаст новые художественные стандарты.

ФОТО: ЕКАТЕРИНА ЧЕСНОКОВА/РИА НОВОСТИ

Создатели русской версии «Призрака Оперы» уверены, что постановка задаст новые художественные стандарты

Мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера «Призрак Оперы» — блокбастер в своем жанре, это один из самых долгоиграющих музыкальных спектаклей. С 4 октября «Призрак» идет в Москве на сцене МДМ. Продюсер Дмитрий Богачев полагает, что у отечественной индустрии мюзиклов появились неплохие шансы начать делать что-то свое, ориентируясь на лучшие образцы жанра

Как для вас началась история с «Призраком Оперы»?

Еще в конце 90-х годов, когда российские режиссеры и продюсеры впервые попали на Бродвей, они загорелись идеей поставить «Призрак Оперы» в России. Все эти годы «Призрак» был самой желанной постановкой, мечтой любого продюсера. Многие к ней подступались, но безуспешно. Тогда бытовало мнение, что проблема лежит в финансовой плоскости. Стоит заплатить сумму, достаточную для приобретения авторских прав и осуществления постановки, и все сложится. Но скоро выяснилось, что дело не только и не столько в деньгах: правообладателям требовались опытные партнеры, которые смогут сделать спектакль не менее успешным, чем в Нью-Йорке или Лондоне. Необходимым опытом, знаниями на тот момент не обладал никто из нас, все были одинаково далеки от того, что сейчас принято считать продюсированием театральных мюзиклов.

Мне понадобилось десять лет и семь постановок, чтобы приобрести нужный опыт и почувствовать себя достаточно уверенно для постановки такого произведения. «Призрак» — не просто шедевр музыкального театра, но и технологически необычайно сложный проект, требующий участия огромного коллектива образованных, добросовестных, дисциплинированных, трудолюбивых и влюбленных в музыкальный театр профессионалов. Найти таких людей было невозможно, их можно было только обучить и воспитать. Это касалось и постановочной группы, и технических специалистов, и актеров, и бизнес-подразделений, отвечающих за маркетинг, продажу билетов, финансы. Моя команда, которая сейчас занимается проектом, соответствует этим требованиям. Она на сегодняшний день лучшая в стране, и я ею очень горжусь.

Когда в 2004 году запускали ситком «Моя прекрасная няня», биографии главных героев немного «проапдейтили» в соответствии с российскими реалиями. Известный бродвейский продюсер Максвелл Шеффилд превратился в музыкального продюсера Максима Шаталина: зрителям такой образ был ближе и понятней. Хотя к тому моменту первые шаги российская индустрия мюзиклов уже сделала. Еще в 1999 году на сцену Театра оперетты перенесли польскую постановку «Метро» Януша Юзефовича и Януша Стоклоса. Для привыкших к репертуарному театру зрителей все было внове: и то, что спектакль идет блоками, и то, что он существует как коммерческий проект. А в 2001-м появился первый российский мюзикл, созданный по бродвейским канонам — «Норд-Ост». Если бы не трагические события, кто знает, возможно, не только судьба спектакля, но и развитие всей индустрии мюзиклов в России пошло бы по-другому.

В чем сложность постановки?

Она сложна во всех аспектах, включая художественный. Это мощный драматический спектакль. Страсти на сцене нешуточные: лирическая героиня разрывается между иррациональным обожанием мистического Призрака и любовью к другу детства, красавцу-аристократу Раулю. Даже оставляя Призрака во имя земного счастья с Раулем, внутренне она все равно принадлежит Призраку. Вокальный материал очень сложен для артистов: многие роли — настоящий профессиональный вызов. Тriple threat — так на Бродвее называют сочетание вокала, актерского мастерства и хореографии — для «Призрака Оперы» необходимое, но недостаточное условие. Например, исполнительница роли Кристины должна сочетать мюзикловый вокал с оперным. По сюжету хористка становится звездой, в критический момент заменив на сцене примадонну. Зрители должны поверить в это, а значит, вокально она не должна существенно уступать колоратурному сопрано Карлотты. Владение тем и другим типом вокала — редкий дар, причем не только в нашей стране, но и вообще в мире. Сьерра Боггесс, например, которую считают лучшей исполнительницей роли Кристины (она играет в «Призраке Оперы» на Бродвее, а также первой исполнила эту роль в сиквеле «Призрака» «Любовь не умирает никогда». — «РР»), входит в пятерку лучших бродвейских актрис.

Мне сразу сказали, что шансы найти вторую Боггесс практически равны нулю. Однако в результате изнурительного кастинга мы нашли Елену Бахтиярову в Камерном театре имени Бориса Покровского и Тамару Котову, работавшую в Санкт-Петербургском театре музыкальной комедии. Роль примадонны Карлотты исполняют Ирина Самойлова из «Геликон-оперы» и Екатерина Лехина, солистка Большого театра, одна из трех российских обладателей премии Grammy за оперный альбом. Это говорит и об уровне, и об интересе к мюзиклу со стороны так называемого высокого жанра. Неслучайно многие оперные исполнители включают арии из «Призрака» в свой репертуар.


Продюсер Дмитрий Богачев

Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости

Как долго шел кастинг?

Почти год: кроме Москвы, мы ездили в Санкт-Петербург, Самару, Нижний Новгород, Екатеринбург, Новосибирск, Минск, Киев, страны Балтии. Мы были везде, где говорят по-русски и есть сильные традиции музыкального театра. Прослушали больше тысячи человек. В первом туре мы нашли исполнителя роли Призрака, Дмитрия Ермака, а чуть позже — Ивана Ожогина (другой исполнитель главной роли. — «РР»), а вот со всеми остальными было сложнее. Случались и удачные находки для других наших постановок: например, Анастасия Яценко, которая рассматривалась на роль Кристины, будет играть Белль в мюзикле «Красавица и Чудовище».

Как осуществляется контроль за российской постановкой со стороны правообладателей?

С Эндрю Ллойдом Уэббером мы договорились о правах первого класса на создание спектакля, идентичного тем, что идут в Вест-Энде и на Бродвее. В Москве над ним работают люди, которые 28 лет назад выпускали «Призрака» в Лондоне. Режиссер и музыкальный руководитель спектакля — Артур Маселла и Дэвид Кэддик — ставили мюзикл в 1988 году вместе с Харольдом Принсом на Бродвее. Они по сути носители ДНК этой постановки. Но я бы говорил не столько о контроле со стороны правообладателей, сколько о совместной работе оригинальной творческой команды с российскими постановщиками.

Разумеется, есть определенная творческая свобода — мы все же имеем дело не с точными пропорциями аптечного лекарства, а с живым творческим процессом. Артисты могут импровизировать, оставаясь при этом в заданных рамках, предлагать творческой команде свои идеи, но все это происходит в тесном контакте с режиссером.

«Призраки» в разных городах отличаются друг от друга?

Конечно. Например, год назад компания Stage Entertainment ставила мюзикл в Гамбурге — постановка очень точная, очень немецкая, на мой взгляд, и менее страстная и эмоциональная, чем российская.

В основе мюзикла «Призрак Оперы» — одноименный роман Гастона Леру. Премьера спектакля состоялась в Вест-Энде в Театре Ее Величества в 1986 году, через два года его поставили на Бродвее. Хотя и в Нью-Йорке, и в Лондоне спектакль показали более десяти тысяч раз, он по-прежнему популярен у публики. За всю историю существования «Призрак Оперы» прошел в 150 городах тридцати стран: его общая зрительская аудитория превышает 130 миллионов человек, а кассовые сборы по всему миру составили более 5,6 миллиарда долларов. Мюзикл был удостоен более семидесяти театральных премий, в том числе престижные премии Лоуренса Оливье и Tony. В Москве «Призрак Оперы» покажут в оригинальной сценографии 1988 года.

Те, кто смотрел «Призрак Оперы» на Бродвее, знают, что этот спектакль крайне сложен в техническом отношении. Как удалось соблюсти необходимые требования?

Да, поставить этот спектакль — настоящий вызов. Помимо 10 миллионов долларов, которые были вложены в саму постановку, еще несколько миллионов мы потратили на реконструкцию Московского дворца молодежи. Увеличили проемы проходов на сцену, подготовили засценную инфраструктуру, установили новейшее европейское оборудование, которым не может похвастаться ни один театр Москвы, разве что Большой. Технически МДМ теперь готов принимать самые масштабные и сложные мюзиклы мира, такие, например, как «Король Лев». Казалось бы, все то же с меньшими затратами можно было бы осуществить в театре «Россия», но там конфигурацию внутреннего пространства крайне сложно изменить радикально. А в МДМ это оказалось возможным. Мы изменили не только сцену, но и зрительный зал, и фойе, и даже главный вход, приведя театр к европейским стандартам, — хочется, чтобы люди проникались атмосферой театральной постановки еще до того, как зазвучит оркестр.

В самом спектакле все должно быть по-армейски точно — любая ошибка может привести не просто к остановке спектакля, а к трагедии. Чего стоит одна только знаменитая люстра из «Призрака», которая «падает» в зал: первая лебедка роняет 650-килограммовый светильник вниз, вторая — вытягивает его на сцену. Таким образом люстра падает по гиперболе. Инженеры ограничивают скорость, с которой люстра проносится над головами зрителей, чтобы избежать динамических перегрузок от чересчур быстрого падения. На сцене установлен траволатор, который двигается во всех трех плоскостях — по нему Призрак ведет Кристину в свои владения. По весу и инерции эта конструкция сродни хорошо разогнавшемуся бульдозеру.

Когда такие сложные и мощные системы работают на сцене, всей команде нужно быть очень внимательной. Это достигается ежедневной работой и тренировками, аккуратностью и дисциплиной. Музыканту, вокалисту, танцору нужно постоянно заниматься, оттачивая свою технику, — то же справедливо и в отношении любых других специальностей. Совершенства можно достигнуть только трудом. А когда «и так сойдет» — в результате ничего не сходит и не выходит. Получается… ну, то, что чаще всего и получается.

Что для российской индустрии мюзиклов означает постановка «Призрака Оперы»?

Я уверен, что «Призрак» задаст новые постановочные и художественные стандарты. Правда, не знаю, для всех ли. Некоторые отечественные продюсеры вполне счастливы тем, что у них имеется и получается, заявляя, что, мол, и у нас не хуже. Хуже, господа, пока значительно хуже! И это страшная ошибка — ориентироваться на свои домашние успехи, не глядя по сторонам и не перенимая опыт. «Призрак» — именно тот уровень, на который нужно ориентироваться. Я не хочу сказать, что предыдущие работы были плохие. Но следующие постановки должны быть лучше. Люди, которые сейчас получат такой опыт, на прошлые победы будут смотреть как на пройденный этап.

Я слежу за тем, что происходит в России с жанром мюзикла: есть движение, развитие, успехи, но, к сожалению, многие по-прежнему продвигают странную идею русского национального мюзикла, которую сами не в состоянии сформулировать до конца. Снова говорят о каком-то особом пути. Если же начать расспрашивать: ну хоть примеры приведите, о чем речь, — оказывается, примеров нет. В лучшем случае вспоминают музыкальные постановки с музыкой Исаака Дунаевского. К слову, великолепной музыкой. И все же, при всем уважении, индустрия ушла вперед, и мюзиклы с музыкой Ирвина Берлина, Кола Портера и Леонарда Бернстайна стали классикой. Нужно двигаться вперед: искусство развивается тогда, когда идет поиск новых путей. Сменились поколения — у людей другое восприятие, ускорились темп и ритм жизни, появились новые технологии. У нас же сферу отечественной культуры все время пытаются представить каким-то заповедником совка. Вот и сейчас рассказывают, что Россия не Европа и что российская культура должна быть привержена традиционным консервативным ценностям.

Очевидно, что бродвейский формат понятен и близок московской публике. Но ведь помимо него были и другие форматы?

В начале 2000-х начали развиваться российские мюзиклы — одним из первых стал «Норд-Ост», взявший за образец именно бродвейскую модель. Его авторы Георгий Васильев и Алексей Иващенко находились под впечатлением шедевра мировой сцены — мюзикла Les Miserables («Отверженные»). «Норд-Ост» сразу задал определенную планку: это был образец качества и добросовестного отношения к работе. В то же время на московской сцене появился мюзикл Chicago, который привез Филипп Киркоров. И хотя у спектакля был не вполне удачный прокат, он стал первым шагом в нужном направлении. Тогда же на российской сцене появились и французские мюзиклы, которые из-за своей эстрадности и недотеатральности пользуются популярностью только в самой Франции и России. Я бы сказал, что традиционно на нашем рынке было два вектора развития — большие бродвейские и французские мюзиклы. Сейчас тон задает в основном бродвейская продукция.

Вы надеетесь, что после «Призрака» индустрия мюзиклов в России перейдет на качественно иной уровень?

Пока я уверен только в том, что на этот спектакль люди ходить будут: к моменту премьеры продано почти 100 тысяч билетов. Такого в России не случалось ни с одним спектаклем, ни с одним концертом, ни с одной мировой знаменитостью. По моим оценкам, за два года «Призрак оперы» посмотрят не меньше миллиона человек.

За последние десять лет у нас сформировалась хорошая школа мюзикла. Если мы не подхватим сейчас этот восходящий тренд и не начнем делать что-то свое, ориентируясь на лучшие образцы жанра, у нас останется не слишком разноцветная палитра театрального продукта. И весь этот праздник закончится. Но я все же надеюсь на лучшее.

Помимо «Призрака Оперы» на Бродвее и в Вест-Энде, существуют несколько гастрольных постановок мюзикла, а также его сокращенная версия в Лас-Вегасе — «Phantom — The Las Vegas Spectacular». Режиссер постановки — Харольд Принс, который поставил самого первого «Призрака» в 1986 году. Кроме того, в 2010 году на сцене театра «Адельфи» состоялась премьера сиквела (первая в истории жанра мюзикла) «Призрака» «Любовь не умирает никогда», музыку для которого также написал Эндрю Ллойд Уэббер. Действие сиквела разворачивается в Нью-Йорке: Кристина принимает приглашение выступить в парке развлечений и отправляется в Америку со своей семьей. И уже там выясняет, кто на самом деле организовал ангажемент.

Насколько на развитие индустрии мюзикла в России влияет тяготение к репертуарному театру и отсутствие свободных площадок?

Это обстоятельства, с которыми приходится мириться. Но в большей степени развитие тормозит консерватизм театрального сообщества: люди, которые принимают решения и влияют на Минкульт и другие регулирующие структуры, значительно старше, чем в аналогичных структурах за рубежом, а их взгляды и подходы часто связаны отношениями с другими чиновниками, генеральной линией руководящей партии и прочими обязательствами. К примеру, Американское театральное крыло (аналог нашего Союза театральных деятелей. — «РР»), как и Лига бродвейских продюсеров, существуют на собственные деньги деятелей театральной культуры. Если ты независим, движущими силами твоего развития становятся твой талант и творческая свобода, а также признание зрителей — это абсолютно здоровый, нормальный подход.

Мюзиклы в основном сосредоточены в Москве и Санкт-Петербурге, регионы мало охвачены. Почему?

В регионах идет свой процесс: и Пермь, и Екатеринбург, и Новосибирск работают, экспериментируют. Уровень их постановок и динамика их развития вызывают уважение. Стыдно, что Москва, обладая огромными ресурсами и доступом к талантам, и в своих подходах, и в качестве постановок зачастую уступает регионам. В идеале она должна стать мюзикловым центром наподобие Бродвея. На мой взгляд, в ближайшие десять-двадцать лет именно так и будет развиваться география мюзиклов. Сформируются региональные центры, где театры смогут экспериментировать, создавать спектакли, и, возможно, лучшие затем будут переносить в Москву, как и на Бродвей переносят самые удачные спектакли региональных театров. В Москве возникнет столичный Бродвей, который будет привлекать и творческие таланты, и зрителей всего русскоязычного мира. Наш город исторически формировался как театральная столица, а сейчас к театральному многообразию добавился очень популярный и любимый миллионами жанр мюзикла.

Любовь российской публики к музыкальным постановкам столь крепка, что продюсерам приходится постоянно ее подкреплять все новыми и новыми мюзиклами. В последние годы за сезон выходит не менее полутора десятков спектаклей — как иностранных, так и оригинальных российских. Только в этом сезоне, помимо международных тяжеловесов «Призрака Оперы» и «Красавицы и чудовища», на российской сцене появятся и оригинальные спектакли. Среди них «Однажды в Одессе» по мотивам рассказов Бабеля (постановку осуществляет компания Star Media, занимавшаяся съемками сериала «Жизнь и приключения Мишки Япончика») и «Пола Негри 3D» — новый проект от создателей мюзикла «Метро» Януша Юзефовича и Януша Стоклоса о звезде немного кино. Московский театр мюзикла готовит «Все о Золушке» по сценарию Дмитрия Быкова, в Театре оперетты появился новый репертуарный мюзикл «Джейн Эйр». Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии представит «Голливудскую диву» — историю о звезде кинематографа и светском репортере, а зимой пройдут премьерные показы «Джекила и Хайда» Фрэнка Уайлдхорна по рассказу Стивенсона.

Как вы оцениваете затраты на мюзиклы и объем рынка мюзиклов в России?

Сложно сказать. К примеру, наши постановки обходятся в среднем в 5–6 миллионов долларов, включая затраты на зарплату персонала, рекламу, гонорары творческой команде, аренду оборудования и помещения. Правда, «Призрак оперы» обошелся почти в десять. Что касается объема всего российского рынка, то это, наверное, где-то 5–6 миллиардов рублей, из которых половина — мюзиклы Stage Entertainment.

Мог бы развиваться гастрольный сегмент?

Дело в том, что его не позволяют развивать плохо развитая дорожная инфраструктура и большие расстояния. В Америке с гастрольным туром можно переезжать из города в город в течение дня — у нас, увы, с этим проблемы.

Анна Попова

Русский репортер

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе