Про черного кота в черной комнате

В спектакле электротеатра Станиславский "Психоз" много чего есть.
Замечательные видеопроекты, созданные группой AES+F, которые возникают на экране, создавая не то фон спектакля, не то его суть. 

Мощная музыка Дмитрия Курляндского, созданная из сильно переработанных цитат "Немецкого реквиема" Брамса. Интересные костюмы Анастасии Нефедовой. Завораживающая пластика, созданная Алисой Панченко. Есть некоторый текст Сары Кейн.

Вот сколько всего есть! Нет малости - нет спектакля. Скромно добавляю: на мой взгляд.

Сара Кейн - британский драматург, которая в 28 лет покончила с собой, находясь в психиатрической клинике. Незадолго до этого она написала пьесу "4.48 Психоз", которая в программке красиво названа "экспериментальной". Так прямо и написано: "Экспериментальная пьеса Сары Кейн - пример текста, в кульминационной точке которого совпадают форма выражения и внутренняя тема". Прочитав эти строки, я задумался: а существует ли в мировой драматургии хотя бы одна серьезная пьеса, в которой бы в кульминации не совпадали форма выражения и внутренняя тема? Вспомнить не удалось.


Когда речь идет о чувствах, какая же тут связность и логика?


Впрочем, спектакль - не ребус. Его ведь не отгадывать надо, ему надо сопереживать. Мы ведь и зачем в театр-то ходим? За сопереживанием.

На сцене девятнадцать актрис, которые в течение двух с половиной часов (с антрактом) рассказывают, в сущности, об одном: как им плохо жить. Но это не девятнадцать судеб, это голоса, которые звучат внутри одной, уставшей от этой жизни, героини. В постановке почти нет юмора - есть два с лишним часа эдакого человеческого апокалипсиса. Текст, как мы уже сказали, экспериментальный, то есть в простоте ничего не говорится.

А я - зритель простой. Мне чтобы кого-то захотелось пожалеть, надо хоть что-нибудь про него узнать. Мне трудно жалеть героиню (или героинь?) только за то, что они разными, хотя, по сути, очень похожими словами говорят про то, что ей (им?) плохо.

Понятно, что - вспомним Пушкина - автора надо судить по законам, им самим над собой признанным. Сару Кейн нельзя оценивать с позиций привычных.

А вот с каких надо - не ясно.

Хорошо. Будем считать, что это история не про людей, а про их чувства. Почему нет? Тем более программка подсказывает нам, что у автора есть "талант бессвязности". Отлично! Когда речь идет о чувствах, какая же тут связность и логика? Автор показывает нам бессвязные чувства в открытом, так сказать, виде.

Пусть так. Или как-нибудь еще по-другому. Тем более что современные экспериментальные пьесы критиковать очень опасно - обязательно прослывешь ретроградом и занудой.

В конце концов, я - не более чем один из зрителей, и то, что мне кажется беспросветным занудством и скукой, кому-то может представляться талантом бессвязности, а кому-то - новым словом в драматургии.

Но вот в чем я убежден точно: экспериментальная пьеса не может быть решена абсолютно традиционно. Режиссер Александр Зельдович выступил здесь как прекрасный организатор: он собрал действительно талантливых людей. Однако если красивый, но антураж отбросить - останется абсолютно традиционная постановка, в которой актрисы в основном выходят на сцену и произносят монологи. Или вступают в нечто, что, при определенном допуске, можно назвать диалогом.


Не может же такого быть, чтобы - девятнадцать женщин, и никто из них не разделся?


Такая пьеса, если уж она так понравилась режиссеру, требует решения. Не просто красивых, живых и символичных картинок за спиной героинь, а именно - решения. Когда одна из героинь вдруг, непонятно с чего, начинает снимать с себя одежду, оставаясь в костюме Евы, - это не решение. Это дань современной традиции: не может же такого быть, чтобы - девятнадцать женщин, и никто из них не разделся? (Любителей эротики попрошу не волноваться, ее в спектакле, за исключением пары моментов, нет, да и то, что есть, на эротику, честно говоря, не тянет).

Актрисы поговорят, поговорят. Потом пластический номер. Потом опять поговорят про печальное. И подвигаются.

А между этим, на наших, зрительских, глазах выходят рабочие сцены и уносят-приносят стулья, столы, еще какие-то элементы декорации. Честно говоря, такой "режиссерской грязи" я давно не видел. Получается, что после каждой картины режиссер нам как бы говорит: перед вами не некий уникальный мир, перед вами - спектакль. Видите, в нем рабочие сцены меняют декорации, а сейчас выйдут актрисы и произнесут текст.

Актрисы выходят и произносят. Старательно. Некоторых из них я знаю по другим спектаклям театра Станиславского. Они - все, кого знаю, - хорошие актрисы. Они многое могут. Например, быть на сцене разными. Например, отличаться одна от другой не только возрастом и внешностью, но и тем посылом, который несут зрителю. В других спектаклях.

Здесь же актрис отличить практически невозможно. Ощущение, что они не проживают на сцене, а, страдая, произносят текст. Поскольку страдают все - получается довольно похоже.

Как известно, трудно искать черного кота в черной комнате, особенно, если его там нет. Возможно, мне не удалось отыскать страдания женской мятущейся души потому, что я чего-то не понял. Может быть.

Но я вышел из театра с твердым убеждением, что никакого кота и не было. Была попытка сделать нечто очень-очень современное, очень-очень ни на кого не похожее, типа глубоко экзистенциальное.

Экзистенция не означает что-то непонятное и неясное. Слово это означает "существование". Вот его-то - существования - актеров ли, героинь ли, героини ли - я в спектакле и не увидел.
Автор
Текст: Андрей Максимов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе