Пожалуй, самый ожидаемый спектакль фестиваля, однозначно самые дорогие билеты и самые именитые звезды театра и кино. Евгений Миронов, Чулпан Хаматова, а также Юлия Пересильд, Павел Акимкин, Александр Новин и другие. Справедливости ради стоит отметить, что отношения с местной прессой у столичных знаменитостей не сложились. Запланированную творческую встречу с актерами отменили буквально накануне и без объяснения причин. До звездных тел категорически никого не допустили, а в довершение выгнали со спектакля фотокорреспондентов.

– Запрещено! Запрещено! – замахала перед объективами представительная дама и начала вытеснять к выходу провинциальных фотографов с поистине столичным напором. Ну, на зрителях эти организационные неурядицы никоим образом не отразились, и точно по расписанию театральное действо началось.

В декорациях простота и условность: деревянная лавка во всю ширину сцены и огромные фотографии на заднем фоне. «Степкина любовь», «В воскресенье мать-старушка», «Микроскоп», «Жена мужа в Париж провожала», «Сапожки», «Беспалый», «Игнаха приехал», «Срезал», «Степка» – перед каждым рассказом одни картины деревенской жизни уносятся и заменяются новыми. Вот дородная продавщица за прилавком сельпо. Семейство, парадно выстроившееся на фоне деревенского дома с наличниками. Работяги и трактор. Изрезанные морщинами и смущенные направленным на них объективом грустные лица стариков. Один из актеров с самого начала объясняет: перед вами, мол, дорогие зрители, лица тех, кто сейчас живет на родине Василия Макаровича, в селе Сростки Алтайского края. Прототипы шукшинских героев. Мы, актеры, дескать, специально ездили туда и обратно, чтобы с местным людом поближе пообщаться.

Попутешествовав по этой далекой и экзотичной стороне под названием Россия и даже записав на диктофон речь алтайских бабушек, актеры задорно изображают простые характеры и простые отношения. Но контраст между людьми на фотографиях и холеными столичными звездами в ярких костюмах остается слишком очевидным. Они кажутся разными аж на молекулярном уровне. Поэтому звезды театра и кино именно играют в простодушных деревенских чудиков. Спектакль настолько легкий, что глубокого погружения от актеров, видимо, и не требовалось. Лицедеи виртуозно меняют маски, зритель радостно смеется и аплодирует.

Главное внимание приковано, безусловно, к Миронову (фото 2). Он солирует. Актеру выпала возможность сыграть русского человека во всех ипостасях. В роли старика, всю «Степкину любовь» лежащего на лавке спиной к залу, в образе влюбленного Сереги из «Беспалого» или слепого баяниста Миронов многократно срывал аплодисменты после каждого мастерски сыгранного эпизода. Его герой по-свойски матерился, услышав цену за сапожки в одноименном рассказе, зажигательно танцевал цыганочку под отбиваемый зрителями ритм в постановке «Жена мужа в Париж провожала». И тяпал по своим пальцам, увидев в «Беспалом», как ему изменяет любимая жена.

К слову, сам Шукшин сцену измены не описывал. Его герой услышал лишь разговор на крыльце. Латышский режиссер, решив, вероятно, что современного циника какими-то там разговорами до потери пальцев не проймешь, ситуацию накалил. Чулпан Хаматова (фото 1, 3) (Клара) раскидывает ноги перед кузеном Беспалого и верхом на стиральной машине изображает, собственно, акт прелюбодеяния. Зал валится со смеха. И даже когда на фоне зарешеченных окон блочных многоэтажек (они, к слову, один в один, как у нас в Брагине или за Волгой), разыгрывается трагедия деревенского весельчака Кольки (тот, не прижившись в Москве, кончает жизнь самоубийством), всем смешно. Страшная в своей простоте фраза, которую герой пишет перед смертью на краешке газеты: «Доченька, папа уехал в командировку», – кажется, никого не успевает тронуть. Видимо, слезам печали не хватает места там, где еще не просохли слезы от безудержного хохота.

Широкая улыбка с лица зрителей сползает лишь однажды. В финальном рассказе «Степка», где парень сбежал из тюрьмы за два месяца до освобождения – уж очень соскучился по деревне. В разгар веселья и матерных частушек только немая сестра Степки (Хаматова) предчувствует беду, цепляется за ноги брата, истошно мычит. В конце невнятным голосом, будто выдавливая звуки, произносит: «По деревне бежала немая и горько плакала…» Свет гаснет.

Традиционный поклон актеры заменили на выход с баянами: всем звездным ансамблем исполнили что-то в народном духе. Одним словом, впечатления от спектакля остались легкие и ненавязчивые. Как пишут многочисленные столичные критики: актерам так ловко и стильно удалось изобразить уходящую провинциальную натуру – незамысловатую, простую, как две копейки, тем и прекрасную. Вот только для режиссера и актеров все эти бабушки в платочках, с неполным набором зубов, покосившиеся наличники и суровые с похмелья лица трактористов представляются полной экзотикой, огромными баннерами в исполнении модного фотографа. У нас же это все под боком: пара километров за Ярославль – и, пожалуйста, десятки деревень, полуживых и полузаброшенных. И в развеселых образах с налетом столичного гламура, созданных, безусловно, талантливыми актерами, их жители все-таки неузнаваемы.
"Ярославский регион"