Одни рукоплещут смелому новаторству, как это было, например, с постановками "Карамазовых" и "Бориса Годунова" п/у К. Ю. Богомолова, другие, напротив, брюзгливо замечают: "Мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери".
Максим Соколов. Фото: Глеб Щелкунов
Полный плюрализм.
Но, вероятно, и тем, и другим было бы интересно узнать, что зачатки нового творческого метода отмечались еще в театральном искусстве XIX в., причем скорее ближе не концу, а к середине давно минувшего столетия. В опубликованных в 1891 г. воспоминаниях актер, а затем театральный антрепренер Н. И. Иванов рассказывал о быте провинциального русского театра. Ветеран сцены писал: "Эти грошовые представители храма Мельпомены в последнее время дошли до такой поражающей смелости, чтобы не сказать более, что переделывают, в смысле перефразировок и самовольных добавлений, классический репертуар. Язык Шекспира, Гоголя, Грибоедова, этим господам кажется устаревшим настолько, что без их комментарий и без их соли, эти авторы идти уже не могут". Согласно Иванову, особенно славился этим провинциальный актер Г. А. Выходцев, открыто утверждавший свое право на смелую трактовку - "Он пресерьезно отвечал:
"Я не искажаю, а истолковываю!".
Далее приводились некоторые примеры такого истолкования. Монолог Фамусова в IV акте "Горя от ума" звучал как " Эй, сюда! Фонарей, свечей и люстров больше! // Где черти, дьяволы и домовые? // Ах, это ты, Софья Павловна, срамница, // Совсем негодная девица", а в популярной тогда трагедии немецкого драматурга Гуцкова "Уриель Акоста" слова, обращенные к главному герою "Так просто нам скажи: // Во что ты веруешь?" (Акоста, как известно, был недостаточно благонадежен по части ортодоксального иудаизма), Выходцев интерпретировал следующим образом: "Акоста, Акоста! // Скажи нам просто, // Коль не секрет - // Жид ты иль нет?". Может быть, недостаточно политкорректно, но живо и остро.
Так что когда немецкий режиссер-филистер Петер Штайн оценивает постановку "Бориса Годунова" в истолковании К. Ю. Богомолова - "Это своеобразная фантазия господина Богомолова, и с Пушкиным она не имеет ничего общего. Кроме того, бесконечные включения поп- и рок-музыки... — я не считаю это возможным в сочетании с Пушкиным. Потом эти бесконечные видеопроекции, которые технически очень плохо исполнены. Я считаю, что это какая-то недозрелая, неосмысленная работа мальчика, не достигшего половой зрелости", - создается впечатление, что дух антрепренера Иванова вселился в знаменитого немца.
Но по здравому размышлению можно найти существенные различия между провинциальными трагиками XIX в. и современными столичными новаторами. И Выходцев, и другие герои отсебятины были довольно просты и непринужденны в общении. Ни про кого нельзя было сказать, что напыщен он был не менее Козьмы Пруткова - в отличие от.
Другое, может быть еще более важное отличие заключается в том, что смелые истолкования XIX в. происходили на чисто рыночной основе. В казенных императорских театрах, получавших субсидии, отсебятина была минимальной, а пышным цветом она цвела в труппах, живущих исключительно на сборы от продажи театральных билетов, как потопаешь, так и похлопаешь. Что значительно снижает накал критики - что же делать, если публике нравились смелые истолкования или она, по крайней мере, ничего особенно не имела против?
Дирекция Императорских театров (тогдашний аналог Минкульта) за них не могла нести ответственности - ведь ни одной казенной копейки на них не было потрачено. А не казенной - в рамках более или менее снисходительной театральной цензуры изгаляйтесь, как хотите.
Нынешнее руководство Минкульта во главе с В. Р. Мединским, похоже, вдохновляется именно принципами Гедеонова и Теляковского. В императорских театрах (а равно в прочих получающих казенные субсидии учреждениях культуры) правила будет устанавливать государство в лице его агентов, но ничто не мешает частным образом представлять какую угодно вампуку. В том числе и вампуку с преогромнейшей фигой в кармане. Главное - на наш карман не посягайте, а в остальном творите, что хотите.
Оно вроде бы и хорошо, и либерально, и весь XIX век театры и прочие позорища существовали именно на таких принципах. Более того: в современной Америке эти принципы в части финансирования учреждений культуры действуют и по сей день. Вот будем и мы американцами или, по крайней мере, приближающимися к американскому идеалу.
Все так, но проблема в том, что в США, живущих именно на таких началах, большие успехи демонстрируют лишь те виды творческой деятельности, которые тесно вписаны в рынок, даже более того - которые являются важной частью глобального рынка. Голливуд, индустрия звукозаписей. Они цветут и даже очень, но где же цветение американского театра, американской живописи, американской словесности? Их нету.
Цветение - как в высоких образцах, так и в забубенной вампуке (последней, естественно, больше) - наблюдается в Европе, где вообще всякое искусство является казенным (или в значительной степени казенным). Казна весьма снисходительна в эстетических требованиях, цензуру осуществляют не Минкульты, а тусовка (кураторы, интенданты, галеристы и пр.), но европейская модель финансирования культуры немыслима без преогромного Минкульта, ибо на рыночных принципах культура давно уже работать не в состоянии.
Поэтому принцип В. Р. Мединского "Творите, что хотите, только не за наш счет" вроде бы и убедителен, но по сути эквивалентен театральному возгласу "Умри, несчастная!". Не потому, что В. Р. Мединский злодей, а потому что в смысле финансирования культуры Россия - самая что ни на есть Европа. Просто просвещенная Европа обладает изысканными механизмами цензуры, которая везде необходима, потому что наша партия не блудница, она всем не может дать, а у нас с изысканными механизмами всегда было неважно.
Очевидно, будут пользоваться механизмами простодушными.
Максим Соколов
Известия