«Термин «русский мюзикл» чаще всего звучит как оправдание»

Продюсер ледовых шоу Дмитрий Богачёв — о том, почему люди сначала покупают хлеб, а потом — зрелища.

20 декабря на ледовой арене Дворца спорта «Лужники» состоялась премьера новогоднего шоу «Аладдин и Повелитель огня». 

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Владимир Суворов

С его продюсером, генеральным директором международной театральной компании «Стейдж Энтертейнмент» Дмитрием Богачёвым встретилась корреспондент «Известий».


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Что такое ледовый мюзикл?

— Это огромная ледовая арена вместо сцены, открывающая уникальные возможности масштаба постановки, особой динамики, больших скоростей. Но есть и трудности: арена ограничена с точки зрения технических возможностей: нет кулис, нет пространства под сценой, нет колосникового пространства для подачи подвесных декораций. Чтобы обеспечить зрелищность и театральность действия, приходится включать все свои творческие и технические ресурсы. Методом проб и ошибок мы придумали этот формат ледового мюзикла — представления, сочетающего в себе увлекательный сюжет, музыкальную основу, вокал, ледовую хореографию, актерское мастерство, зрелищное художественное оформление и всевозможные эффекты. Но в основе любого мюзикла, конечно, лежит музыка.

— Ее заказывали специально?

— Да, для «Аладдина и Повелителя огня» ее написал Евгений Загот. Он в отличие от многих умеет не просто сочинять отдельные песни, но знает законы театральной музыкальной драматургии. Театральная музыка особенная — через нее должен развиваться сюжет, она должна определять и характеризовать образы персонажей. Если в мюзикле есть музыка, то она и определяет все остальное. Если ее нет, то даже при идеальной сценографии и режиссуре постановка обречена. А в большинстве так называемых отечественных «мюзикловых блокбастеров» последних лет я музыки не слышал.

За подготовку и переработку сценария «Аладдина» взялся я сам. В основе мюзикла лежит знаменитая сказка, но она не настолько насыщена событиями и смыслом, чтобы развернуть из нее полуторачасовой спектакль. Взаимоотношения в сказке весьма простые, всё локализовано в одном месте — вокруг дворца султана. Некоторые сюжетные линии и вовсе оборваны посередине, невнятны, а нашему зрителю очень важна логика в повествовании. Например, в отличие от оригинальной сказки с двумя никак не соотносящимися между собой злодеями — магрибским магом и советником султана, в нашем «Аладдине» злодей один — визирь, повелитель огня.


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Так же сделал Уолт Дисней.

— Да, но мне было интересно не только рассказать сказочную историю, но и соотнести ее, во-первых, с современностью, а во-вторых, с реальными историческим персонажами. Так появилась идея путешествия во времени из настоящего в прошлое и назад. Как физик по первому образованию я помню, что общая теория относительности допускает такую теоретическую возможность, которая едва ли осуществима на практике. Есть феномен под названием «кротовая нора» — тоннель через черную дыру, благодаря которому можно перенестись в прошлое.

Кстати, за 500 лет, проведенных в лампе, наш джинн успел сделать много хорошего: он помогал Толстому писать «Войну и мир», а Менделееву — создать таблицу химических элементов, изобрел айфон, создал множество всего полезного для своих хозяев за эти столетия. И вот совсем недавно изобрел ковер-самолет — машину времени.


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Полет будет настоящим?

— Да, нам удалось поднять героев в воздух. Еще мы придумали устрашающую сцену с повелителем огня — зрелищное огненное шоу прямо на льду. А Султан вообще появляется в мыльной пене из восьмиметрового бассейна и буквально отмахивается от назойливых придворных, чтобы уделить внимание единственной дочери, растущей без родительского присмотра. Кстати, эта тема мне лично близка: у меня трое дочерей, и они примерно так и растут сами по себе, потому что родители с утра до ночи занимаются мюзиклами. Хотя каждую постановку я проверяю на них.

— И как обычно, нравится?

— Дети не боятся обидеть и не подбирают слов. Говорят, как есть. Они могут даже не объяснять, почему им что-то нравится или нет. Мои, например, воспринимают походы на елки в Кремль или в мэрию как наказание за какие-то проступки. Когда третий год подряд я предлагаю им сходить туда, они спрашивают: «За что? Мы же хорошо учились и вели себя нормально!»


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Ваши шоу обходятся недешево?

— «Аладдин» стоил нам €4 млн. Второе наше шоу, «Ледниковый период Live» в Олимпийском, еще дороже: €7 млн. Мы пошли на эти затраты, предполагая многолетний международный тур. Но мне было принципиально, чтобы Москва в расписании этого тура стояла в новогодний период.

— Будут ли люди ходить на представления в кризис?

— Я не знаю, что ждет индустрию в следующем году, но в краткосрочной перспективе наши коммерческие результаты будут хорошими. Хотя еще бы месяц — и мы, наверное, столкнулись бы с проблемами. Я задумываюсь над тем, как жить в новых условиях. Но помню кризисы 1998 и 2008 годов: это всегда был повод мобилизоваться и выйти на новый уровень. Из ближайших задач — максимально отвязаться от валютных затрат. И, конечно, как никогда стал актуальным вопрос экспорта нашего продукта в Европу, Америку, Китай.

http://izvestiacontent.ru/media/3/news/2014/12/581052/5efd76bc3a312cd7ff67703897a5a70b.jpg

Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Нужны ли там наши шоу?

— Смотря что. Ледовый мюзикл как жанр — это своего рода ноу-хау. Ничего подобного там пока нет, что меня очень удивляет. Уже есть конкретные планы, ведутся переговоры. Сюжеты наших шоу в основном интернациональные, так что будут интересны по всему миру.

— А в России конкуренцию с другими ледовыми шоу чувствуете?

— По количеству зрителей у нас конкурентов нет. О качестве я говорить не буду, это неэтично. У кого-то выше уровень фигурного катания, у кого-то ниже. Наш уровень очень высокий, но мы не пытаемся конкурировать с олимпийскими чемпионами-фигуристами, ведь у нас не показательные выступления парников или одиночников. Равно как и нет цели удивлять акробатикой — мы не цирк. Мы рассказываем историю посредством музыки, танца, актерской игры, фигурного катания и другими способами.

— «Призрак Оперы» в Новый год будет идти? Там ведь в отличие от других шоу драма нешуточная.

— Дело не в драме, а в возможности отвлечься от повседневности. В этом смысле «Призрак оперы» — тоже сказка, готическая, грустная, но вместе с тем очень светлая. Безусловно, можно было бы вытащить на первый план социальный конфликт — он есть и в книге, но авторы мюзикла решили акцентировать именно человеческие чувства: любовь и ревность, верность и предательство, дружбу и ненависть.


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Что будет с ценами на билеты? Поднимете?

— То, что в следующем году все цены будут расти с учетом инфляции и расходов на оборудование, не секрет. Но мы понимаем, что люди зарабатывать больше не станут. А развлечения отнюдь не являются первыми в списках человеческих приоритетов. Не зря ведь говорят «хлеба и зрелищ», а не «зрелищ и хлеба». Так что будет непросто. Если и поднимем цены, то очень деликатно.

— Недавно вы стали первым в мире иностранным членом Лиги бродвейских продюсеров.

— Я уже почти 15 лет, еще со времен «Норд-Оста», являюсь убежденным приверженцем и проводником бродвейских стандартов на мюзикловой сцене. Все эти годы я учусь и постигаю секреты жанра. Мюзикл ведь родился именно на Бродвее, так же как опера — в Италии, а балет — во Франции и России. Я бываю на Бродвее каждый год, встречаюсь с коллегами, делюсь идеями, участвую в совместных проектах. И вот спустя 15 лет мне пришло приглашение вступить в лигу. Признание со стороны профессионального бродвейского сообщества — большая честь. А быть первым иностранным членом Бродвейской лиги — честь вдвойне.


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

— Это награда за пропаганду бродвейского искусства в России?

— Я стараюсь прививать людям бродвейскую культуру постановки мюзикла, начиная от физической чистоты на сцене и за сценой, опрятности, четкости и заканчивая дисциплиной во всех сферах, включая интеллектуальную собственность. Далеко не всё из перечисленного является традиционным для российского театра. Я тут недавно в одном из центральных московских театров видел, как за кулисами торгуют сырым мясом!

— Понятие российского мюзикла сейчас существует?

— Все понимают этот термин по-разному. Чаще всего «русский мюзикл» звучит как оправдание, когда получается не так, как должно, и не соответствует по качеству мировым стандартам мюзикла. А хотелось бы, чтобы «русский мюзикл» стал объектом гордости, каким был «Норд-Ост». Беда в том, что многие наши деятели искусства не понимают: для того, чтобы создавать свое лучше, чем на Бродвее, нужно сперва научиться делать хотя бы так же хорошо, как на Бродвее.


Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

Виктория Иванова

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе