На сцену зрителей пустили не сразу, сославшись на то, что актеры еще репетируют. Странновато, ничего не скажешь. Пока народ любовался на портреты корифеев сцены в холле, мимо то и дело шныряли употевшие студенты курса Александра Кузина. После этого на выскочившую из темного угла бешеную девку с ведром и тряпкой, которая, отклячив попу, стала заползать опешившей публике под ноги, уже никто и внимания не обращал. Отгремев ведрами, Парашка завалилась на кровать и задала храпака. Как оказалось, это была не генеральная уборка, а начало пьесы.
Итак, перед нами две трактовки сцены из деревенской жизни. Первую, если не считать эпизода, где прислуга, потешая барина, наяривает на электрогитарах и, тряся хайрами, вопит «Шизгару» и «Ви вил рак ю» Фредди Меркьюри, можно назвать классической. Еще видоизменился помещик-самодур Ласуков (Олег Новиков). Худым и болезненным старичком, а у Некрасова он был именно таким, его ну никак не назовешь. Да и крепостной мальчик (Кирилл Искратов) не выглядит затюканным и забитым. Его плутовская мордочка заставляет вспомнить картину Маковского «Без хозяина».
Зато второй вариант, хоть и был авангарднее первого, гораздо вернее доносил мысль классика. В одуревшем от постоянного сна барине-тиране с остекленевшими глазами (Владимир Майзингер) люди постарше разглядели нувориша-беспредельщика, а молодежь, увидев труселя и майку-алкоголичку, наверняка вспомнила Сергея Юрьевича Белякова из «Нашей Раши». А вот при виде мальчика (Олег Павлов) несчастный Николай Алексеевич наверняка бы схватился за сердце. Этой бородатой Василисе в кокошнике с нарумяненными щеками разве что Виктюк бы порадовался.
Как ни странно, увиденное многим пришлось по вкусу. Даже сотрудники музея-усадьбы Некрасова «Карабиха» высказались об этюдах весьма лестно.
- Я всю жизнь сознательно служу Николаю Алексеевичу, - говорит заместитель директора музея Татьяна Полежаева. - В музее отработала 20 лет, провела 17 некрасовских праздников и уверена, что он бы не рассердился. Очень рада, что вы развеяли миф об архаичности поэта. Он был страстным, не бронзовым. Подыхал на чердаке от голода, в горячке. Но дал себе слово войти в русскую литературу, заработать миллионы - и вошел. Да еще затащил туда Толстого, Достоевского.
Золотое кольцо