Профанация

Царь Петр Первый, как известно, любил реформы, уважал Запад и недолюбливал попов. Писатель Федор Достоевский (тоже известно) не любил Петра, Запад, а любил православие и женщин. И вот писатель и царь нечаянно сошлись в эфире телеканала "Россия", который один за другим издал два историко-биографических сериала "Завещание. Петр Великий" и "Достоевский".

Создатели - режиссеры с именами. Императору воздал должное Владимир Бортко, а писателю - Владимир Хотиненко.

Что касается первого исторического персонажа, замысел оказался не слишком замысловатым - преподать нонешним гражданам России петровский урок любви и верности великодержавию своей страны.

Чтобы на "уроке" телезрители не слишком заскучали, авторы подарили царю романтическую любовную историю с парой эротических сцен.
История про то, как он, Петр Алексеевич (артист Александр Балуев), на склоне лет, будучи смертельно больным, влюбился в юную княжну Марию Кантемир (артистка Елизавета Боярская). Девушка сначала брезгливо поморщилась, а затем, проникшись патриотическими чувствами (престолу нужен был наследник), отдалась пожилому императору и только после этого влюбилась в него по-настоящему, сердцем и душой.
История достойная внимания со стороны ток-шоу "Давай поженимся".
***
Из биографии Достоевского извлечен и преподан урок ненависти к русским либералам.

Ненависть, правда, не в центре повествования; она на его полях, сбоку припеку. Стоило на званом ужине кому-то из гостей процитировать Герцена из "Колокола", как Федор Михайлович ему - отповедь. В Баден-Бадене нечаянно объявился Тургенев, и только для того, чтобы Федор Михайлович и его бы отчитал за антипатриотические высказывания. И даже саркастически пообещал подарить Ивану Сергеевичу телескоп, чтобы из заграницы тот мог бы лучше рассматривать свой народ. А на Щедрина так рассердился за его либерально-сатирические суждения, что тут же сел диктовать брату Михаилу очередную отповедь, да брат возьми и помри в ту же минуту.

Автор сценария Эдуард Володарский в одном из интервью дал понять, что его-то больше всего интриговала идеологическая составляющая жизни великого русского писателя, поскольку именно Достоевский был единственным последовательным защитником православия на Руси и столь же последовательным адептом известной триады графа Уварова: "Самодержавие, православие, народность". И что может быть в наше время спасительнее этой формулы.

А вот режиссер Владимир Хотиненко больше заинтересовался подробностями частной жизни своего героя, то есть его отношениями с женщинами. В первую очередь, его скоропалительным романом с замужней Марьей Дмитриевной Исаевой, а затем и столь же поспешным браком с ней. Брак был "с грязнотцой для разнообразия", как сказал бы один из персонажей Достоевского. Маша, едва отъехав от церкви, где венчалась с Федором, изыскала возможность подарить на прощание страстный поцелуй своему бывшему любовнику. Молодожен Достоевский, в свою очередь, при случае увлекся женой старого друга. Потом также безоглядно увлекся революционеркой Аполлинарией Сусловой, за которой умчался в Париж, где та увлеклась испанским красавцем, тут же ее и бросившим. Федор Михайлович утешался рулеткой, в то время как его жена помирала от чахотки в промозглом Санкт-Петербурге.

Уже за кадром сериала режиссер признался, что они вместе с соавтором опустили из деликатности обстоятельства посещений братьями Достоевскими публичного дома. И обошли стороной сплетню о педофилии автора "Униженных и оскорбленных", хотя и не преминули на нее намекнуть. Едва Тургенев в горячке спора успел помянуть какую-то девочку, как Достоевский бросился на него и чуть не придушил того.
История, достойная пристального внимания программы "Пусть говорят".

Сразу на двух стульях довольно неудобно сидеть, но можно сидеть на них по очереди, что, собственно, мы могли и наблюдать по ходу сериала.

Понятно, что режиссер и драматург потащили судьбу великого русского писателя в разные стороны, а потом белыми нитками сшили идейную и адюльтерную сюжетные линии. Получилось не так глубоко, как у самого Достоевского, и не так скандально как у нашего современника - Андрея Малахова.

Получились нескладухи.

Писатель так страстно любит русскую землю, а значительную часть своей жизни (по крайней мере, экранной) проводит в ненавистной ему загранице.

Писатель так нравственен, а то и дело поступает против нравственных правил.

Писатель так истово верует, и так много грешит.

И нет тому объяснений ни в первом, ни во втором, ни в третьем случаях. Остается на экране один мотив - вздорность эпилептика, на которую, к слову сказать, не трудно списать и его идейные расхождения с другим классиком русской литературы - Тургеневым.

Можно было бы надеяться, что и сценариста и кинорежиссера спасет артист Евгений Миронов с его талантом, с его опытом. Он делает на экране, что может, но и его возможности не безграничны. В том и драма: артисту хочется посочувствовать, а герою, увы… не получается. Даже, когда он бьется в падучей. В игре видишь одну актерскую технику.

На минуточку представляю: а как бы все это смотрелось, если бы у героя Миронова было другое имя. Не Достоевский, а Петр Иванович Гулькин.

То есть, убираем весь литературный background. Вымарываем из памяти всех героев Достоевского от Макара Девушкина до братьев Карамазовых. Оставляем в стороне их трагические судьбы, их мучительные рефлексии. Что остается?

Некий неказистый гражданин, попавший по молодости в нехороший исторический переплет. Потом каторга, где он изголодался по женщинам. Затем - женщины, которыми скоро пресытился. За ними - рулетка, нищета, припадки падучей. И под занавес он почему-то оказывается не Петром Ивановичем Шмулькиным, а великим русским писателем Федором Михайловичем Достоевским. Как? С какого перепуга? Понять и принять невозможно.

Более того, Шмулькин еще и пророком оказался как в своем отечестве, так и во всем подлунном мире. Чтобы развеять сомнения зрителей на сей счет, Гулькин с выражением читает известное стихотворение Пушкина "Пророк".

Это стихотворение можно рассматривать как инструкцию на предмет приобретения провидческого дара.

Во-первых, надо быть томимым духовной жаждой. Во-вторых, повстречать шестикрылого Серафима, который вырвет у тебя грешный язык и заменит его жалом мудрой змеи. Дальше - еще страшнее: тебе рассекут грудь, вынут сердце трепетное и вместо него угль, пылающий огнем, водвинут в отверстую грудь. И только после этого раздастся Бога глас:

"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".

В жизни Достоевского, наверное, все так и случилось. А на телеэкране в жизни его двойника - одни претензии. Увы, необоснованные.
***
Исследовать души классиков - дело хитрое. А уж душу Достоевского - особенно. Если в принципе это возможно. Не знаю, удалось ли ему самому сделать это до конца.

Юрий Богомолов

РИА Новости
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе