Спасайте, да спасетесь сами

Уроки классиков

Один из них дает нам «Дом Болконского» в Ярославле

Да, и снова мы о нем, старожилам города давно знакомом, единственном ярославском адресе в романе-эпопее Льва Николаевича Толстого «Война и мир».

Притормаживаем у крыльца этого двухэтажного особняка на берегу Волги, с вопросом к таким же, как мы с вами, въедливым книгочеям. Замечали ли они, что чем больше талант писателя, тем зорче наша читательская память, тем дольше удерживает она подробности, частности, случайности из той, вымышленной, жизни?

Поднимаю взгляд к окнам мезонина и вдруг вспоминаю: здесь Наташа Ростова впервые в жизни научилась вязать. Князь Андрей как-то сказал ей, что лучшие сиделки у больных – старые няни, которые вяжут чулки. Вот она и научилась.

Между тем особняку на Волжской набережной,7, выстроенному в исполненном благородной простоты стиле русского классицизма конца века Просвещения, своего законного места, например, на изданной лет десять назад городским отделением ВООПИК карте усадеб исторического центра не нашлось вообще. Ярославский адрес «Войны и мира» вряд ли найдете вы и в путеводителях туристского «Золотого кольца России».

Почему? А потому что – неформат. Плод читательской фантазии, не подлежащий регистрации в реестрах культурного наследия. Но именно здесь, настаивают на том ярославские почитатели Толстого, ревностно передавая свою версию из поколения в поколение, развертываются события едва ли не самых трагических страниц его романа.


Сюда из опустевшей Москвы волею автора направляется семейный обоз графа Ростова с умирающим от ран князем Андреем. В Ярославль едет из Воронежа княжна Марья – везет ему его семилетнего сына. В этих стенах суждено было оборваться земной любви Болконского и Наташи.

Когда умирает человек и человек любимый, читаем у Толстого, тогда «кроме ужаса уничтожения жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же, как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения».

После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они «нравственно согнулись и зажмурившись от грозного нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни».

Но когда в Ярославль пришло оглушающее известие о гибели брата Пети, спасать Наташе уже пришлось сразу же слегшую в неизбывном горе матушку.

«- Наташу, Наташу! – кричала графиня, отталкивая от себя окружающих.

- Маменька, голубчик. Я тут, друг мой маменька, - шептала она ей, не замолкая ни на секунду».

Три недели Наташа спала в кресле в комнате матери. Поила, кормила ее и не переставая говорила с ней –«говорила, потому что один нежный ласковый голос успокаивал графиню».

«-Та же рана, - пишет Толстой, - которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни».

И дальше, о Наташе:

«Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь».

Ярославский адрес выглядит в романе документально подлинным. Приехав в Ярославль, у городской заставы княжья Марья узнаёт, что Ростовы «стоят на площади в доме купца Бронникова – недалече, над самой над Волгой».

Классик, видевший Ярославль разве что на открытках Всемирного почтового союза, хорошо постарался, чтобы мы, читатели, этого не заметили. Придает значение даже таким, прямо скажем, не самым важным подробностям, как расположение относительно реки крыльца дома Бронниковых, в жизни не существовавших: «Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа – крыльцо».

По какой логике появился в романе этот адрес? Дом-легенда издавна не давал покоя и ярославским филологам. Один из них, доцент пединститута Николай Григорьевич Зеленов – дело было полвека назад - отыскал разгадку в судьбе…самого Болконского, как она складывалась в толстовских черновиках.

Поначалу Толстой вовсе не собирался связывать судьбу князя Андрея с Ярославлем. Отправлял раненого Болконского то в Нижний Новгород, то в Тамбов. Причем в обоих случаях князь Андрей, выздоровев, должен был возвратиться к себе в полк.

Исследователь предположил, что иной адрес мог появиться у Толстого вместе с новым замыслом – круто изменить исход ранения героя. А произошло это вероятнее всего после двухдневного выезда Льва Николаевича на Бородинское поле осенью 1867 года и посещения им храма Спаса Нерукотворного, построенного после Отечественной войны 1812 года на собственные деньги в память о погибшем в том судьбоносном сражении муже генерале Александре Тучкове его вдовой Маргаритой.


В черновом авторском предисловии к роману есть набросок текста о русских офицерах, погибших на кровавых полях войны. «Когда с простреленной грудью офицер упал под Бородином и понял, что он умирает, не думайте, чтоб он радовался спасению Отечества и славе русского оружия и унижению Наполеона. Нет, он думал о своей матери, о женщине, которую он любил, о всех радостях и ничтожестве жизни…и он думал о том, что будет там и что будет здесь».

От внимания исследователя не укрылось и то, что после слова «офицер» было в скобках помечено сперва «Раевский», а затем вместо этого – «Тучков». Вторая пометка и дала ключ к «дому Болконского».

Ею Толстой обозначил для себя трагическую судьбу не только Александра, но и старшего из четверых братьев Тучковых. Генерал-лейтенант, георгиевский кавалер Николай Алексеевич Тучков был тяжело ранен под Бородином, отвезен в Ярославль и скончался там в госпитале для офицеров в октябре 1812 года. По версии краеведов один из таких госпиталей размещался на набережной возле Волжской башни – и, если тут не чья-то фантазия,   разве писатель не мог знать об этом?

Выходит, решая, как быть с Болконским, Толстой вольно или невольно держал в мыслях судьбу Тучкова-старшего, похороненного в окрестностях Ярославля, в некрополе Свято-Введенского Толгского монастыря - о том напоминает нам мемориальная доска на фасаде одного из храмов древней обители.

Гипотеза попала на страницы прессы, и с тех пор легенда «дома Болконского» пошла по новому кругу памяти.

Правда, ни в советские ни в постсоветские времена ни у кого из его «квартиросъемщиков», арендаторов почтенного особняка с перемоченным фундаментом, давно требующими замены несущими конструкциями и худой кровлей до его капитального ремонта руки так и не дошли.


В порядок привели его только на пороге третьего тысячелетия - в 2000 году. Отреставрированный бригадой Николая Гашина, он в кои-то веки обрел свое былое достоинство.

В кругу равных! Над Волгой, издревле связующей народы и времена. Вместе со стоящей рядом Волжской крепостной башней, давно обжитой реставрационным центром. С вечным огнем, чуть поодаль у воинского мемориала – негаснущим пламенем нашей памяти о погибших за Отечество.

Давайте мы здесь у крыльца «Дома Болконского» и попрощаемся с Наташей Ростовой. Да поможет нам в этом чудотворная сила читательского воображения. Увидеть, как у самой воды головами в сторону московского тракта встанут запряженные лошади. Как вынесут из дома вещи. Как и один, и второй раз качнется на рессорах карета. Как выйдет к экипажу сама Наташа, и мы знаем, что с ней сейчас происходит. Возвращается в Москву, повинуясь «призыву к жизни», наполнившему ее душу в стенах дома у большой реки.

Автор
Юлиан Надеждин, член Союза журналистов России
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе