Архитектор Кирилл Пернаткин - о «Культурной революции» и незаметных городских деталях

В новом выпуске рубрики «Любимое место» руководитель архитектурной студии DUTCH Кирилл Пернаткин гуляет по Лыковой дамбе и рассказывает о любви к пешим прогулкам, ненависти к «Седьмому небу», культуре соседских отношений и о том, почему жизнь умнее архитектора.


Фотографии
ЖЕНЯ ДУБОВА



«Культурная революция» как социальный эксперимент

К этому месту я стал относиться с трепетом не так давно — у меня нет кучи историй о том, что я тут вырос, как мы с друзьями украли козу или с кем-то подрались. Я прихожу сюда последние полтора-два года, чаще один и в выходные: люблю в субботу или воскресенье, перед тем как идти на работу в студию, делать большой-большой крюк — да и вообще люблю ходить пешком. Я выхожу из дома на улице Ульянова, иду сюда через Октябрьскую, потом дохожу до Кремля и, если времени много, спускаюсь вниз к «Селедке», а оттуда добираюсь на Сенную. Если нет — иду по прямой по Нижневолжской набережной. При этом сама Лыкова дамба мне не очень нравится: она кажется неуютной, когда стоишь и сверху смотришь на все эти пробки. Но к местным домам-коммунам у меня отношение особое.

Они были построены в начале 1930-х годов и спроектированы малоизвестным архитектором Медведевым. Причем это был строительный кооператив: рабочие Нижнего Новгорода решили скинуться и сами в свободное время возводили себе жилье, не желая ютиться по лачугам и баракам. Эта постройка нетипична, но для того времени нетипичность была характерной вещью — тогда велись поиски форм нового жилья для нового человека. Тут вопрос не совсем в архитектуре, потому что в городе есть и другие дома-коммуны, и здания, похожие внешне. Его уникальность в том, что это был социальный эксперимент: раньше не было такого, чтобы люди объединялись и строили себе подобное жилье. Эта уникальность сохранилась и сейчас: другой похожий проект, Дом чекиста, стоит мертвый, заброшенный и разваленный, а этот, несмотря на то что сам эксперимент провалился (коммуна недолго просуществовала и сгинула после войны), живет и развивается по собственному пути.

Как видно снаружи, этот дом коридорный: все соединено между собой, и ты можешь зайти в один подъезд, пройти насквозь и выйти в другом. Все социальные функции: кухни, ванны — все было вынесено в общественное пространство, и предполагалось, что именно в таких домах соседи будут активно друг с другом общаться и вместе строить коммунизм. Но получилось по-другому, для меня эти дома — символ того, что жизнь умнее архитектора: идей было заложено много, но время все расставило по-своему.


Для постройки 30-х годов тут много классных деталей: например, ограждения балкончиков выполнены из горизонтальных труб — просто крутейшие, но мне вот так делать не дают, потому что мало ли, дети могут свалиться. Или то, что подъезды вынесены на линию балконов чуть вперед — удивительно, я даже пытался как-то повторить этот прием. И переходы эти деревянные — волшебные, люди не жадничали, не застраивали территорию, а делали так, чтобы ты мог свободно по дому перемещаться, хоть и, честно сказать, ходить по этим старым переходам бывает страшновато. Сейчас, конечно, видно, что подобная планировочная идея себя не очень оправдала — возможно, потому, что тогда у людей было не так много вещей, которые надо было где-то хранить. Теперь здесь стеклят балконы, что-то складируют, и это выглядит не очень красиво, но заставляет меня задуматься: а как поведут себя наши проекты со временем? Будут ли там люди стеклить балконы?


Для меня эти дома — символ того, что жизнь умнее архитектора: идей было заложено много, но время все расставило по-своему



Про отношение к городу

Я сам автозаводский пацан: переехал туда из Московского района, когда мне было совсем мало лет, и большую часть жизни рос и жил на Автозаводе. Он не совсем такой, каким представляется остальным нижегородцам, — Автозавод разный. Есть чужая для меня и опасная Мончага, есть район второго Соцгорода — мой родной, где у меня остались друзья и куча воспоминаний, есть места со всем этим конструктивизмом, по которому очень круто гулять. Сейчас я живу в основном в самолете и поезде — очень редко бываю дома.


Помню, как я впервые оказался в центре: классе в пятом мы с парнями сбежали на какую-то выставку электроники, сели на пузатый автобус, приехали на площадь Свободы, поошивались тут и каким-то чудом вернулись обратно, даже не получив за это. У меня не было ощущения, что происходит что-то особенное, и не было объектов (домов, улиц), которые бы сильно запомнились. Кстати, я даже знаю почему: потому что среднестатистический человек редко смотрит выше первого этажа. По сути, мы все смотрим либо под ноги — зимой туда не смотреть вообще опасно для жизни, либо на вывески и знаки дорожного движения. Например, вы знаете, что на крыше Ленинской библиотеки на Варварке стоит часовня? Мало кто знает. Архитекторы выбиваются из сил, работая с фасадами, крышами, а самое большое внимание нужно уделять тому, что находится на уровне глаз и ниже. Когда половину твоего визуального поля занимают кривые бордюры и разбитый асфальт, это сильно влияет на настроение. В условной Голландии лежит брусчатка, которую обнять хочется, настолько там все аккуратненько и четко. Конечно, у нас другие погодные условия, которые тоже влияют на качество дороги, но я уверен, что и с этим можно бороться. Все-таки бытие определяет сознание: ты идешь по раздолбанной дороге и с таким же настроением учишь, лечишь, пишешь статьи и строишь дома. Вот на что архитекторам стоит обращать внимание в первую очередь, а не на то, где лепнину лучше разместить.


В битве городов-миллионников мы настолько проиграли, что нас проще закрасить, чем отскоблить


В целом мне комфортно здесь жить. Я переезжал в Москву на четыре года, потом в Пензу — на два, в итоге все равно остался, ну потому что мне нравятся эти улочки; нравится, что везде знакомые лица. Но проекты у меня по большей части в других городах или странах, меня это устраивает, потому что тут все принимают тебя за своего пацана, а специалист из другого города — это иная история. Недавно вернулся из Португалии, где у нас тоже проект: встретили, все показали, часик поработал, потом пошел на серфе кататься, просто мечта. Кстати, в Европе абсолютно не действует наш стереотип о панельном строении, которым я занимаюсь, как о чем-то второсортном: там сборный железобетон — это бизнес-класс, быстрая и четкая техника. Еще мы сейчас подумываем делать проект в Сирии: там сильно порушен жилищный фонд, но жилищная обеспеченность практически не упала, потому что многие люди либо погибли, либо эмигрировали. Нам поступило предложение по стройке под Дамаском — было бы прикольно туда панельки тоже затащить.

Я люблю Нижний, это один из самых красивых городов России с точки зрения исторической части, ландшафта, архитектуры, но настолько нищий! За последние несколько месяцев я много раз был в Казани, смотрел, как там все сделано, и понял, что в битве городов-миллионников мы настолько проиграли, что нас проще закрасить, чем отскоблить. Я знаю, что сравнение Казани и Нижнего уже всем набило оскомину, но у любой стройки есть правило: «Пусть безобразно, зато однообразно». Ты можешь сделать полный отстой, но если ты делаешь его аккуратно и гармонично, он будет смотреться нормально. В Казани много нелепостей, каких-то попыток ввернуть национальный колорит, торговый центр «Кольцо» этот дурацкий, но у них все настолько слаженно и чистенько, что все прощается.



Куда делись соседские отношения

Что меня в городе расстраивает — так это наша большая проблема с институтом соседства, культуры и общения. Люди проповедуют агрессивный индивидуализм: паркуются, как им удобно, не думая о других; не знают, как зовут своих соседей, и не хотят особо знать. Раньше дети во дворах уроки учили, сейчас такое сложно даже представить — все это логичное следствие среды, в которой мы живем, и жилья, которое мы производим. Когда ты знаешь всех своих соседей, подъезд — логичное продолжение твоей квартиры, где ты не будешь мусорить, как и двор, который ты будешь вместе с соседями убирать от снега, потому что это все ваше. Когда ты живешь в многоэтажном муравейнике, дворы — ничьи, машины брошены хаотично, и тебе, по сути, класть на все, что выходит за рамки твоей квартиры.

Я часто думаю о том, что можно было бы сделать с этим, и не нахожу однозначного решения. Первое, с чем все архитекторы согласны, — этажность у жилья должна быть не больше пяти-шести этажей. История о том, что плотность застройки будет больше в двенадцати этажах, чем в шести, — это во многом миф, так как все наши архаичные градостроительные нормы и так требуют растаскивать дома на большие расстояния друг от друга, и от этого сильно страдает жилая среда. Надо сказать, что в качестве советского наследия нам досталось много путаных норм, которые не поддаются пониманию. Например, в кладовках нельзя делать розетки по противопожарным соображениям, хотя здравому смыслу это не соответствует. И нам приходится заниматься приспособленчеством, чтобы такие вещи обходить.






Что можно изменить в городе

Сложно дать какой-то однозначный рецепт, которому нужно тупо следовать — и все сразу будет хорошо. Когда кто-то тебе говорит, что он знает, как надо исправить нечто сложносоциальное, — не пирожок испечь, — он, скорее всего, врет, в том числе и себе. Любые социальные изменения — это путь проб и ошибок, и ты никогда не знаешь, к каким последствиям это приведет. Тот же дом-коммуна — отличный пример того, как задумывалось одно, а получилось совершенно другое, причем произошло быстро, всего за несколько десятков лет.


Если говорить про визуальную составляющую, то я бы для начала перестал красить бордюры в уродские желтый и зеленый цвета и подобрал бы более спокойные, если уж так надо их во что-то красить. Вообще даже просто серый бетон лучше, чем то, как это сделано на сегодняшний день. Можно, например, подбирать разные оттенки для разных улиц или использовать не два, а три или четыре цвета, но не такие кричащие и вырвиглазные, как сейчас. Этот колористический ад сродни разноцветным дешевым детским площадкам или ярким вывескам из девяностых. Надо избавляться от них, и этого уже будет достаточно, чтобы люди выдохнули и стали ненавидеть друг друга немного меньше. Ну и о дороге я уже говорил: какая бы классная у тебя ни была архитектура, если ты сажаешь ее в грязь, говно и пыль, ничего хорошего из этого не получится.


Недавно в Нижний пришел первый каршеринг, и это здорово изменит нашу жизнь


Я уверен, что облик городов сильно изменится в ближайшее время. Сейчас города построены вокруг автомобильного движения, которое сильно выросло в последние годы и перегружает существующую инфраструктуру. Недавно в Нижний пришел первый каршеринг, и это здорово изменит нашу жизнь. Парковочные места — дефицитный ресурс, который используется нерационально: человек приезжает на работу и бросает рядом с офисом машину, занимая одно место целый день. В США были классные послевоенные плакаты, посвященные экономии топлива с надписью: «Если ты едешь один, ты едешь с Гитлером». Когда ты вводишь каршеринг, ты разгружаешь улицы. Следующим этапом станут машины и электромобили без водителя. Никаких проблем с постоянно работающим двигателем внутреннего сгорания, просто циркулирующие пустые автомобили, часть которых в разумной пропорции припаркована. Выходишь из дома, мобильником выбираешь автомобиль, добираешься, куда тебе нужно, а она едет дальше. Улицы сильно изменятся, системы пешеходного и велосипедного движения будут процветать, и, я уверен, это случится еще при нашей жизни.

Поделиться