Квартира в гетто, недорого

Hациональных районов в Москве пока нет, но уже можно говорить о появлении анклавов неблагополучия, где происходит наложение нескольких проблем — бедности, преступности, быстрой смены социального и этнического состава населения

ИТАР-ТАСС

Неблагополучные районы, в которых компактно живут выходцы из других стран, есть во многих городах мира. Часто они столь неблагополучны, что заходить туда не решаются даже полицейские, а на улицах редко можно услышать разговор на государственном языке. Лондон, Париж, Нью-Йорк в разные годы сталкивались с проблемой расовых, национальных или социальных гетто — районов, живущих как бы отдельно от остального города. Социальное расслоение в Москве и этническая миграция — серьезный повод задуматься о том, не повторит ли наша столица этот путь. Об этом корреспондент «Профиля» побеседовал с ведущим научным сотрудником Лаборатории геополитических исследований Института географии РАН, кандидатом географических наук Ольгой Вендиной.

ПРОФИЛЬ: Есть ли в Москве гетто?

Вендина: Нет, но это не означает, что в перспективе их появление невозможно. Процесс идет, и не стоит думать, что начался он лишь в последние годы. Всему виной социальная и имущественная сегрегация в городской среде. Сейчас она обозначается все сильней, хотя и в советское время городские районы делились на престижные и не очень. Тогда, правда, главным критерием были не деньги, а культурный капитал и статус. В градостроительной политике исповедовался принцип оптимизации, минимизации потерь времени на трудовые поездки. В Москве существовали районы научной интеллигенции — в окрестностях Ленинского, Ленинградского проспектов и проспекта Мира, где было сосредоточено большинство научных организаций. Были районы, где селилась партийная и советская номенклатура: Арбат и Тверская, Кутузовский проспект и частично Сокольники. А были и рабочие районы, которые тяготели к крупным промышленным предприятиям — заводам ЗИЛ, АЗЛК, «Серп и молот». У этих районов всегда была плохая репутация, а если там еще и «лимитчиков» селили, то дела были совсем плохи.

ПРОФИЛЬ: Сегодня эта дифференциация сохраняется?

Вендина: Даже усиливается. В новых экономических условиях жилье обрело свою рыночную стоимость, и приобрести или снять квартиру в престижном районе могут только обеспеченные люди. Соответственно образовались рынок жилья для богатых и рынок жилья для бедных. А когда активизировались миграционные потоки, то приезжие, естественно, стали селиться в тех районах, где жилье доступнее. И так как в составе мигрантов примерно четверть составляли выходцы из среднеазиатских и закавказских республик бывшего СССР, то социальная сегрегация приобрела этнический колорит.

ПРОФИЛЬ: То есть в неблагополучных районах национальная сегрегация наложилась на социальное неравенство?

Вендина: Не только. Заметьте, самые престижные районы Москвы де-факто являются и самыми многонациональными.

В советские годы миграция из национальных республик носила характер «утечки мозгов», интеллигенция независимо от этнической принадлежности и места рождения предпочитала жить в столице в интеллигентных районах. Люди меняли квартиры или строили кооперативное жилье. Основной же приток населения в Москву, 60—80 тыс. в год, обеспечивали рабочие, которые рекрутировались преимущественно в русских регионах, а не в республиках Закавказья или Средней Азии, где преобладало сельское население, не имевшее достаточной квалификации и не хотевшее мигрировать. Поэтому бывшие рабочие районы Москвы были практически мононациональными. Сегодня в Москву едут не только гастарбайтеры, которые ищут жилье подешевле, но и представители национальных элит, которые выбирают место жительства по принципу престижности. Как правило, они селятся в районах, которые и раньше считались престижными, поэтому центр, юго-запад, запад и частично север Москвы в этническом плане были и остаются наиболее пестрыми. При этом максимальные сдвиги в этническом составе населения произошли как раз в рабочих, прежде преимущественно русских районах юга, юго-востока, северо-востока и даже запада столицы, если говорить о таких районах, как Очаково, Рабочий поселок, Хорошевский. Стресс резких и быстрых перемен в этническом составе населения является одной из причин распространения антимигрантских и националистических настроений.

ПРОФИЛЬ: Какие процессы идут сейчас в непрестижных районах?

Вендина: Едва ли можно говорить о районах в целом. Скорее, о появлении анклавов неблагополучия, где происходит наложение нескольких проблем — бедности, преступности, быстрой смены социального и этнического состава населения.

В первую очередь вызывают беспокойство районы с высоким уровнем маргинального населения — бывшие индустриальные районы, где трудно найти работу. Люди там переживают состояние фрустрации из-за ухудшения экономического положения и снижения социального статуса. Особенно сильное влияние это оказывает на молодежь, которая боится оказаться в положении лузеров, но при этом имеет крайне ограниченные возможности продвижения по социальной лестнице. Индикатором такого неблагополучия является сравнительно низкий по московским меркам уровень высшего образования населения. Если посмотреть на карту высшего образования по переписи 2010 года, то такие районы хорошо видны. Дефицит культурного капитала усугубляет там общую ситуацию.

ПРОФИЛЬ: Можно назвать несколько?

Вендина: Мне бы не хотелось этого делать, потому что слово эксперта в данном случае может дополнительно стигматизировать район. Негативные оценки переносятся на всех его жителей, которые совершенно по-разному относятся и к своему району, и к своему городу. Например, в таких районах чувство москвича является острее, чем в районах благополучных. Имидж жителя успешного города компенсирует негативный образ района. Там сильны патерналистские настроения, и если посмотреть на карту голосования, то эти районы отличаются активной поддержкой партии власти, коммунистов и националистов.

ПРОФИЛЬ: Существуют ли данные по национальному составу московских районов?

Вендина: Нет, такой информации нет. Переписи 2002-го и 2010-го годов проводились с большим количеством нарушений. К тому же из-за роста ксенофобии в обществе многие люди опасаются указывать свою этническую принадлежность. По переписи 2010 года, например, в Москве проживает более 90% русских. Так что пользоваться этими данными нельзя. Раньше в исследованиях можно было опереться на деперсонифицированные данные загсов о рождаемости и смертности, но с 1996 года вместо национальности указывается гражданство.

ПРОФИЛЬ: Сейчас изменяется структура столичного рынка жилья. Предложений в черте города становится меньше, цены — выше. Может ли это повлиять на изменение социального и этнического состава районов? Может ли неблагополучный район повысить свой статус?

Вендина: Городская среда Москвы действительно сильно меняется. Если раньше фрагментация определялась районами, то теперь — мелкой мозаикой кварталов. Из-за дефицита строительных площадок престижное жилье строится не только в престижных районах, но и там, где еще десять лет назад это казалось бессмысленным. Такие дома и жилые комплексы обносятся забором, там обеспечивается охрана — и вот уже готов островок благополучия в менее благополучном окружении. По мере того как этот процесс набирает обороты, прежде неблагополучные районы теряют часть своей неблагополучной ауры, приобретая более высокий статус. Чем больше таких локальных территорий, тем больше шансов у района повысить свою привлекательность. Хотя одной лишь точечной застройкой проблема не решается, и сегрегация внутри таких районов может усиливаться.

ПРОФИЛЬ: Другими словами, через дорогу от благополучного квартала может существовать социальное гетто?

Вендина: Многое зависит от условий коммуникаций в обществе, от того, могут ли разные социальные страты как-то пересекаться и взаимодействовать, реализуя общие задачи. Например, решать вопросы улучшения качества жизни в своем районе и городе. Важно, чтобы работали социальные лифты и молодежь из неблагополучного квартала не чувствовала себя пожизненно приговоренной. Но в условиях авторитарной системы, которую мы имеем сегодня, работа социальных лифтов затруднена. А значит, социальная сегрегация, которая и так сильно выражена, будет лишь углубляться. Шансов избежать этого у Москвы просто нет. На каком-то этапе это может закончиться появлением настоящих гетто в тех анклавах, которые мы сегодня считаем просто неблагополучными.

ПРОФИЛЬ: Может ли на смену социальной, имущественной сегрегации прийти этническая? Не получим ли мы национальные гетто?

Вендина: Одно из условий возникновения этнического гетто — желание какой-то группы замкнуться в себе, сохраняя свою идентичность. Но при сегодняшнем уровне развития коммуникаций и свободы перемещений мигранты не чувствуют себя оторванными от родины, от семьи. Следовательно, у них нет острой потребности непременно жить среди своих. Существуют диаспоры, этнические клубы и сообщества, но члены этих сообществ в большинстве своем интегрированы в городскую среду и городской рынок труда. Да и вообще этот процесс сильно зависит от внешних обстоятельств и исторического времени. Можно взять пример такого города, как Чикаго, где крупные этнические группы появились вместе с трудовой миграцией, которая происходила после большого пожара, уничтожившего треть города в 1871 году. Приезжие тогда селились компактно, создавая этнические деревни. В Детройте появление цветного, преимущественно черного, населения было связано с процессом индустриализации. То, что вначале формировалось как рабочие кварталы, впоследствии превратилось в черные кварталы. Нью-Йорк получил черные кварталы, когда избыточное сельское население юга потянулось в поисках работы в города. Причем Гарлем, широко известный как черное гетто, изначально был просто бедным белым районом.

ПРОФИЛЬ: У нас может быть так же?

Вендина: Если искать аналогии с современным положением в Москве, то нам ближе всего пример Парижа. После войны Франция оказалась в сложной демографической ситуации и испытывала трудности с рабочей силой. Тогда на промышленные предприятия активно привлекалось трудоспособное население Алжира, который к тому времени уже сто двадцать лет считался территорией Франции. Эти гастарбайтеры жили в трущобах на границе с Парижем — в Нантере, Сен-Дени. Тогда было принято решение о строительстве там социального жилья, где выходцы из Алжира продолжали селиться компактно. Примерно так же жителей деревень, включенных в черту Москвы в 1960 году, переселяли в возводимые по соседству пятиэтажки. Одной из причин компактного расселения алжирцев было их отчетливо выраженное стремление вернуться на родину, потребность в сохранении своей идентичности. Власти шли им навстречу, и в итоге сформировались так называемые арабские кварталы. Но поскольку Алжир мечтаний резко отличался от Алжира реального, то на родину вернулись далеко не все. В Лондоне придерживались другой политики, предполагавшей сегрегацию и развитие разных форм этнического образования ради минимизации межэтнических конфликтов. Сегодня эта политика признана неэффективной и пересмотрена.

ПРОФИЛЬ: Московское правительство хочет строить социальное жилье на территориях новой Москвы. Как вы оцениваете эту идею?

Вендина: Я не испытываю особого энтузиазма. Вообще, вынесение социального жилья на удаленные территории лишь усугубляет процессы социальной сегрегации. Правильней было бы строить социальное жилье в благополучных районах таким же точечным методом, как сейчас престижное жилье строится в непрестижных районах. Нам же предлагают создавать анклавы социального жилья. То есть наступить ровно на те грабли, на которые Франция наступила в 60-х годах прошлого века в пригородах Парижа. История ничему не учит. Я недавно была в Стамбуле и видела новые районы социального жилья, куда переселили людей из древнего исторического центра. Люди оказались «заперты» в современном комфортном жилье из-за отдаленности от города и плохой транспортной доступности. Хорошая квартира — это, конечно, благо, но и право на город, на полноценную социальную жизнь является ничуть не меньшим. Город должен меняться вслед за требованиями жизни, а не уходить на новое место. Надо развивать и изменять к лучшему ту среду, которая уже есть, а не бросать ее ради желания еще что-то построить на новом месте. Новое место не имеет истории, которая так важна для городской среды. Через двадцать лет оно станет старым — с постаревшим населением и пустыми школами. Придется опять что-то придумывать.

Точка зрения

Гетто — изнанка нового города

Дидье Лапейрони, социолог, профессор Сорбонны:

«Сегрегация — это структурное явление. Общая тенденция развития современного общества — все большая индивидуализация, и мне кажется, что в будущем города будут более сегрегированными. Уже сейчас, в условиях экономического кризиса мы видим, как обитатели гетто все больше закрываются в своих сообществах. Происходит геттолизация городской среды, и я думаю, что структура гетто будет иметь большое будущее в современной урбанистической среде.

Причиной тому упадок концентрической системы города, разрушение географической структуры его построения. Вместо этого возникает система «островков» в городской ткани. Каждый такой «островок» показывает свою специализацию, социальный состав, образ жизни. Мы все чаще замечаем, что социальные группы в городах все более разделяются. Привилегии, которые приобрела для себя каждая из групп, позволяют им дистанцироваться друг от друга. Некоторые социологи говорят о процессе иерархизации районов, когда люди демонстрируют отличия своей группы от другой.

Возможно, сегрегация сама по себе не является сегодня проблемой. Это скорее решение, которое находят для себя различные социальные слои, чтобы сорганизоваться и дистанцироваться от других социальных слоев.

Здесь можно наблюдать некую крайность, появление того, что мы называем «гетто». Там создается своя экономика, своя политическая система, свои правила поведения. Это такая изнанка города, где происходит самоизоляция от городской среды. Это социальная конструкция, которую люди навязывают друг другу и принимают. Они хотели бы выйти из нее, но вынуждены там жить, потому что внутри чувствуют себя спокойнее».

Aвтор: Роман Уколов

Профиль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе