Еще недавно в Европе слово «толерантность» имело исключительно позитивный оттенок. Волнения арабской молодежи во Франции, Великобритании и Германии существенно изменили ситуацию, и для многих толерантность стала синонимом попустительства и безответственности. Где пролегает граница между терпимостью в ее позитивном значении и терпимостью со знаком минус? Можно ли и нужно ли воспитывать толерантность в человеке? И если да, то как? На все эти вопросы «Эксперту С-З» ответил директор Российского этнографического музея Владимир Грусман.
– Петербург создавался как столица огромной многонациональной империи, то есть у жителей города терпимость к людям иной национальности, этнической принадлежности и вероисповедания, казалось бы, должна быть в крови. Насколько толерантным городом был Санкт-Петербург, а затем Петроград и Ленинград? Что можно назвать традициями петербургской толерантности?
– Действительно, Петербург строился как столица империи, как город полиэтничный. Причем полиэтничный не совсем в нынешнем понимании этого слова. Дело в том, что на рубеже XVII-XVIII веков российская нация как таковая до конца еще не сложилась, языковые и культурные традиции разных губерний существенно отличались.
И когда Петр I решил возвести новый город, он отдавал себе отчет в том, что строить его и жить в нем будут люди совсем не одинаковые. Уроженцы Владимира, Твери, Воронежа, корабелы-поморы, испокон веков жившие на берегах Студеного моря, – все они приезжали в новый город, принося с собой свои традиции, свой уклад жизни, свой язык. Из разных концов Европы подтягивались иностранцы: немцы, с которыми Петр тесно общался еще в Москве, голландцы, приглашенные обучать русских судостроению и мореходству, итальянские и французские архитекторы, отвечавшие за облик Северной столицы. Помимо этого – огромное количество шведов, которые осели в Петербурге после Северной войны.
Общеизвестна фраза, что Петр I прорубил окно в Европу. Но, на мой взгляд, это было вовсе не окно – это была широкая торная дорога. Поэтому, конечно, на всей территории огромной Российской Империи Петербург занял уникальное место. Город стал котлом (подчеркну: не плавильным), в котором готовилось блюдо, ставшее основой великой империи, объединяющей многие этносы, нации. Так что в петербуржцах на генетическом уровне заложена толерантность, она воспитывалась долгие годы, передавалась каждому новому поколению горожан.
Безусловно, в истории Петербурга были моменты, применительно к которым о толерантности можно говорить с трудом. Например, во времена правления Александра III и затем его сына Николая II существовали очень жесткие условия проживания в городе для инородцев. Однако это была в определенной степени игра: да, правила существовали, и довольно строгие, но при этом и евреи, и татары, и немцы – все могли относительно спокойно жить и работать в городе, инородцы имели право учиться в университетах, что показательно. Красивейшая мечеть и огромная хоральная синагога построены в Петербурге именно в то время, когда, казалось бы, действовала самая строгая ограничительная формула для инородцев.
– А если говорить о советской эпохе?
– После революции 1917 года Петербург вновь оказался в уникальной ситуации. Он стал столицей Союза северных коммун, который подразумевал культурно-национальную автономию для входящих в него этнических групп – вепсов, ижорцев, финнов-инкери и других. Это объединение просуществовало вплоть до убийства Сергея Кирова в 1934 году, и его исчезновение, на мой взгляд, было большим упущением власти.
Что касается советского периода, то я не буду подробно останавливаться на нем. В истории СССР были трагические страницы, когда в сталинскую эпоху истреблялись целые народы, причем из-за личной неприязни вождя. Этому не может быть оправдания. Но сама идея Союза Советских Социалистических Республик, как бы мы к ней ни относились, способствовала тому, что несколько поколений людей, относящихся к разным этносам и нациям, воспринимали и до сих пор воспринимают себя как часть одной большой семьи. И это, безусловно, в определенной степени помогает избегать очень острых и длительных межэтнических и межнациональных конфликтов, хотя они, конечно, все же имеют место быть.
В целом же терпимость к людям другой национальности, воспитываемая в петербуржцах с момента основания города, во многом объясняет тот факт, что после распада Советского Союза в городе на Неве не было таких межэтнических столкновений, как в Прибалтике, Грузии, Якутии, Туве.
Толерантность как лекарство
– Вы говорите, что в обществе должны существовать достаточно строгие правила проживания для иноэтничных мигрантов. Опыт европейских государств показывает, что отсутствие таких правил действительно способно привести к плачевным последствиям. Но не противоречит ли эта идея принципам толерантности?
– Насколько я знаю, в Европе использовали формулу не толерантности, а мультикультурализма. Товарищ Мао сказал: «Пусть расцветают все цветы». Он, конечно, о мультикультурализме знать не знал, но эти слова в целом отражают основную идею концепции мультикультурализма. А вот наш баснописец Иван Крылов сказал по-другому: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». И правоту именно его слов сегодня вынуждены признавать европейцы.
И французы, и англичане понимают, что нельзя, условно говоря, в своих странах разрешать людям другой национальности носить хиджабы, пейсы, нательные кресты и тому подобные религиозные и национальные атрибуты. Потому что выпячивание культурных традиций одного народа неизбежно приводит к ущемлению сознания другого. Британцы долго позволяли мигрантам все: строить мечети в Лондоне чуть ли не на каждом углу, вести деятельность без всяких ограничений разным сомнительным проповедникам, и т.д. В результате это привело к феноменальному для благополучной страны взлету терроризма, а пострадали от этого сами англичане. Нельзя принимать мигрантов из других стран в любом количестве, предоставляя им значительную материальную помощь и не задумываясь о том, как они будут инкорпорироваться в другую культуру, в общество, которое живет по другим законам и традициям.
Поэтому политика в сфере межнациональных отношений должна быть очень взвешенной. Толерантность тем и отличается от мультикультурализма, что подразумевает такой подход. Это ведь как лекарство: чтобы оно работало, нужно осторожно и аккуратно искать пропорцию между разными компонентами. Смешивать все в равных частях бесполезно: получится просто набор разнородных ингредиентов, а иногда и вовсе отрава.
Мультикультурализм – как раз такой набор, лоскутное одеяло из фрагментов разных культур, которое, как ни старайся, не станет цельнотканым. А вот толерантность – это лекарство, способное предотвратить или устранить многие социальные проблемы. Потому что она предполагает не выпячивание отдельных культур, а высокую информированность общества о том, что такие культуры есть и они богаче стереотипов. Люди должны понимать, что не все азербайджанцы, например, торгуют фруктами на Некрасовском рынке, не все дагестанцы носят за поясом кинжал и не все чукчи рассказывают друг другу анекдоты странного содержания.
– Как воспитать в человеке способность быть толерантным? И вообще, можно ли ее воспитать, можно ли ей научить?
– Однозначно можно и нужно! Даже жизненно необходимо. И я рад, что в нашем городе существует комплексная программа «Толерантность», главная задача которой – информировать людей об особенностях других культур. Петербург не стал первым городом в России, где создана подобная программа, но в Москве, которая оказалась в данном случае первопроходцем, результаты не столь очевидны и действенны, как у нас. Очевидно, здесь сработал тот факт, что в Северной столице существует уникальный научный треугольник: Кунсткамера (музей народов мира), Этнографический музей (музей народов России) и очень сильная кафедра этнографии и антропологии в Санкт-Петербургском государственном университете. Поэтому программа «Толерантность», инициированная правительством города несколько лет назад, разработана при очень мощной научной поддержке указанных организаций.
Степени информированности
– Этнографический музей активно работает в рамках программы «Толерантность». В чем заключается суть этой деятельности?
– Мы работаем с семиклассниками, которые учатся в петербургских школах. Возраст выбран не случайно: именно в 11-13 лет дети активно познают мир, начинают задавать принципиально важные вопросы: «Кто я?», «Какой я?», «Каким я могу и должен быть?». И определенные вещи он должен узнать и пережить именно на этом этапе своей жизни. Поэтому для этих детей у нас есть несколько программ, каждая из которых посвящена отдельной этнографической зоне: Поволжью, Кавказу, Сибири, европейской части России и т.д.
В рамках экскурсий в течение полугода мы рассказываем детям о народах, проживающих на этих территориях. Пытаемся им показать, что рядом с ними живут люди, которые отличаются бытом и традициями, но не потому, что они хуже или лучше, а в силу объективных причин – исторических, географических, культурных. Это и есть та самая высокая степень информированности, о которой я уже говорил. И здесь нет ничего опасного, потому что проблемы начинаются там, где возникает мысль, что одно национально особенное лучше и выше другого национально особенного. А именно эту мысль утверждают пресловутые хиджабы в школе.
Отмечу также, что эти экскурсионные программы – работа не только со школьниками, но и с учителями. Ведь так уж сложилось за советские годы, что для русского человека школа играет даже большую роль, чем семья, и фигура учителя оказывается ключевой. И если педагоги будут элементарно делать акцент на том, что Россия – многонациональная страна и именно в этом сила нашего государства, это будет само по себе действенной мерой воспитания толерантности.
– Видит ли музей для себя новые форматы работы в рамках программы «Толерантность»? Возможно, проекты, нацеленные на более взрослую аудиторию?
– Мы думаем о том, чтобы работать и с детьми других возрастов. Возможно, с младшими школьниками. Однозначно попробуем работать с учениками старшей школы, потому что ученики 9-11 классов – это те, кто уже выходит в большой мир, кто вскоре станет гражданином, несущим ответственность за свой выбор и свои поступки. При этом в возрасте 14-16 лет молодые люди более всего склонны к бунту, к протесту, и, увы, с прорастанием различных националистических настроений в городе их протест может быть направлен на людей другой национальности. Более плотная работа со школьниками на этом этапе может помочь избежать подобного. Но пока это только в планах.
Также будем работать с Комитетом по внешним связям Петербурга в рамках программы «Соотечественники», на базе музея обучать учителей из стран ближнего зарубежья, вводить их в пространство русского мира. Русский язык пока остается основой, которая способна сплотить жителей всего постсоветского пространства. И мы видим свой долг в том, чтобы не допустить ситуацию, когда новые поколения тех, кто родился в бывших советских республиках, не будут знать русский язык.
Елена Смирнова
Эксперт