Медвежья напасть

Итак, подходит к концу год тысячелетия Ярославля. Вопрос: что останется для потомков символом юбилея? Конечно, памятники.

Начнём с парка 1000-летия. Нынешним временам далеко до помпезных советских, однако арочку, предваряющую вход в цар­ство не выросших ещё деревьев, могли бы сделать посолиднее. Впрочем, разговор не о ней, а о, не к ночи будет помянутым, Медведе «имени Зураба Церетели».

Когда в Москве на волне борьбы с «проклятым наследием Юрия Лужкова» был поставлен вопрос о переносе ростральной колонны в виде чёрнолицего Петра, я, грешным делом, понадеялся, что столичная волна докатится до нас. Однако она в Ярославле даже не пошелестела...

И медведь стоит. Многоликий, аки Янус. Слева на него глянешь – видится присевший в угрожающей позе орангутанг. В фас – натыкаешься почти на человеческую блудливую усмешку в комплекте с отчаянно вытаращенными и ошалевшими глазами, словно медведь наелся мухоморов. Справа и вовсе неприличность: творение академика Академии художеств так недвусмысленно пристроило рыбину, что хочется повесить табличку: «Детям до 16 смотреть запрещается!» И это при том, что животное в такой позе обращено к ещё одному символу 1000-летия – новому концертно-зрелищному залу. В общем, есть на что посмотреть и над чем задуматься...

Собственно говоря, с юбилейными медведями Ярославлю не повезло. Злые они. Взять, например, Топтыгина напротив Спасо-Преображенского монастыря. Если кто хотя бы раз видел медведя живьём, он знает, что шерсть у царя русских лесов густая, с глубоким подшерстком. И она в воде не топорщится, как свалявшийся синтетический ковёр после прорыва канализации. Любой зоотехник подтвердит, что шкура настоящего медведя в отличие от зверя изваянного такой бывает только тогда, когда он вылезает из берлоги во время длинной, холодной и голодной зимы. И если мишка болен. Шатун, в общем.

А может, так оно и есть? Не зря же он такой худой, взъерошенный, зачем-то взгромоздившийся на огромный валун (что русскому медведю несвойственно!) и вытягивающий вперёд лапу, словно её ему кто-то отдавил. Не зря он так ревёт обиженно, зло оскалив пасть. И это – символ Ярославля и возрождения России, как начертано на боку валуна…

Глаз несколько отдыхает на композиции имени сантехника Афони. Здесь всё классически незамысловато. Так и ждёшь от героев Куравлёва и Леонова сакраментальное: «Третьим будешь?» Правда, сейчас памятника на месте нет. Вместо него – табличка: «На реставрации». Так и хочется дописать: «В вытрезвителе».

Интересно, в уходящем году никто не заметил, что с лица Ярославля исчез последний настоящий памятник легендарному фильму – кафе «Ассоль». С начала семидесятых многократно перестраиваемое и перепродаваемое, оно незыблемо несло своё имя на въезде в Брагино. И вот его не стало. Теперь это обычный продуктовый магазин. Последний оплот романтики местных выпивох спустил свой флаг, как Грей – Алый парус, подавшись в рестораторы.

На Первомайском бульваре встречают молодожёнов муром­ские Пётр и Февронья – символ любви и верности. Хороший памятник, да вот стоит он между двух автомобильных потоков явно не на своём месте. Любовь, верность… Темы не только вечные, но и потаённые. Было бы неплохо символ им воздвигнуть в месте спокойном, например, где-нибудь на Которосльной набережной, где любят прогуливаться влюблённые парочки. Правда, надо бы им, кроме ритуала у этого памятника, ещё и книжечку с апокрифом о житии святых дарить. Очень полезная вещь в семейной жизни…

И, конечно, нельзя обойти главный памятник 1000-летия, что воздвигнут на Стрелке. Вроде бы незамысловато и на памятник погибшим кораблям Крымской войны в Севастополе смахивает, но... Кто из ярославцев был в этом, теперь уже заграничном, Севастополе? А тут – своё. Выдержанно, строго, державно. В общем, к месту.

Северный край
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе