Блондинка за углём
12 апреля 2018 ● Российская газета
Аркадий Петров представил новые работы в ArtStory.
Галерея ArtStory свой весенний сезон открыла выставкой "Аркадий Петров. Без любви нет счастья".
Галерея ArtStory свой весенний сезон открыла выставкой "Аркадий Петров. Без любви нет счастья".
Фото: ArtStory
Художник из поколения нонконформистов, Аркадий Петров заявил себе в 70-х - и с тех пор работы мастера попадали в лучшие хранилища мира: Русский музей, Екатеринбургский музей изобразительных искусств, Музей Петера Людвига в Кёльне и Музей искусств Зиммерли (собрание Нортона Доджа) в Нью-Джерси.
Аркадий Петров всегда виртуозно балансировал между традициями Михаила Ларионова, "Ослиного хвоста" и обманчивым простодушием соцарта. Низкие истины и возвышающий обман у Петрова шли рука об руку: стиль первомайских призывов, признания в любви и безглагольный слог вывесок и указателей на пыльных поселковых улицах ("Туалет за углом"). От Ларионова и Таможенника Руссо - вкус к работе с вывеской, лубком, примитивом. От соцарта - интерес к эстетике массовой советской открытки, фотоколлажа, снимков на память и эротических фотографий...
Язык примитива встречается с неуклюжим официозом - и получается что-то вроде подзорной трубы, перевернув которую, Аркадий Петров открывает за штампом безыскусного лирического высказывания эпическую даль судьбы. Этот эпос уводит порой аж к библейской притче, как, например, в ранней работе 1983 года "Привет из Донбасса". Приметы китча тут отсылают равно к антуражу фотоателье и к образу потерянного рая: голубки в овале, венчающем колонну с гирляндой цветов, голубоватая плоскость задника, сбоку оттененного нарисованной же зеленой портьерой, искусственные цветы с райскими птичками, полосатый котик с человечьим лицом. Строгий мужчина в пиджаке, галстуке и с лампой в руке, и при нем - обнаженная красавица в туфельках и с цветком в волосах - не просто шахтер с подругой, а трогательные Адам и Ева, еще не изгнанные из садов блаженства.
В другом случае тема земной любви, изложенная языком вечности, приобретает контуры надгробия. Как, скажем, в двойном портрете Пьяных Анны Андреевны и ее супруга Анатолия Ивановича. По композиции - расхожая формула семейного фото. Женщина в пуховом платке и коричневом зимнем пальто смотрит на нас, чуть склонив голову. А за ней высится Анатолий Иванович, вполне земного вида, в ушанке. Только из плеч - легкие белые крылышки. Эти ангельские атрибуты уживаются с красной звездой, знаменами, лавровым венком и серпом с молотом, что украшают лист с именами персонажей. То ли доска почета, то ли почетная грамота, то ли надгробная плита... Лист "грамоты", кстати, словно "впечатан" в плоскость картины. Коллаж, запросто соединяющий мир здешний с потусторонним, мир профсоюзный - с ангельским чином, пленяет сочетанием гротеска и смирения, абсурда и подлинности.
Это гротескная интонация, кажется, ближе к мотивам сюрреалиста Магритта, чем идиллии Таможенника Руссо. Но в отличие от героев Магритта - его одинаковых, все в костюмах и котелках, персонажей, переживающих трагедию экзистенциального одиночества и неприкаянности, - персонажи Аркадия Петрова жаждут любви, тянутся друг к другу, даря друг другу цветочки (как словно вытесанные из глыбы герои картины "Без любви нет счастья", давшей название выставке), обнимаются или возвращаются домой ("Возвращение блудного сына", 2017).
Здесь даже Венера Милосская выглядит не памятником из прошлого, а инвалидом, не заработавшим на пенсию
Нельзя не заметить, что в новых работах Аркадий Петров движется от игры с примитивом к жесткости экспрессионистического высказывания, к резкости старинной черно-белой гравюры и монументальности архаических форм. Эта последняя серия ("Возвращение блудного сына", "Любовь в Донбассе") лишена всякого намека на сладкие сказочные грезы. Трагизм и экспрессия становятся определяющей интонацией. Здесь даже гипсовая Венера Милосская, стоящая на постаменте, выглядит не памятником из прошлого, а инвалидом, не заработавшим на пенсию. От этой "девушки без весла" - рукой подать до скульптуры "Ветеран" (1990-е), чей мощный бюст, похожий на пласт породы из забоя, водружен не на постамент - на низкую угольную тележку. Лаконизм и монументальность архаической скульптуры у Петрова становятся продолжением "примитива". Приметы низкого быта и жанра обретают признаки большого стиля.
При этом Петров, который родом из шахтерского поселка под Горловкой, не склонен отделять себя от героев, что "на лицо ужасные, добрые внутри". Достаточно взглянуть на картину "Рядовой Петров, ко мне!": альтер эго художника марширует по плацу, чтобы понять, что его герои родом из мира, хорошо знакомому Ивану Чонкину и бравому солдату Швейку. Мира, где "маленький человек" может рассчитывать только на свою смекалку и себя. И, конечно, на любовь, без которой счастья нет.
Художник из поколения нонконформистов, Аркадий Петров заявил себе в 70-х - и с тех пор работы мастера попадали в лучшие хранилища мира: Русский музей, Екатеринбургский музей изобразительных искусств, Музей Петера Людвига в Кёльне и Музей искусств Зиммерли (собрание Нортона Доджа) в Нью-Джерси.
Аркадий Петров всегда виртуозно балансировал между традициями Михаила Ларионова, "Ослиного хвоста" и обманчивым простодушием соцарта. Низкие истины и возвышающий обман у Петрова шли рука об руку: стиль первомайских призывов, признания в любви и безглагольный слог вывесок и указателей на пыльных поселковых улицах ("Туалет за углом"). От Ларионова и Таможенника Руссо - вкус к работе с вывеской, лубком, примитивом. От соцарта - интерес к эстетике массовой советской открытки, фотоколлажа, снимков на память и эротических фотографий...
Язык примитива встречается с неуклюжим официозом - и получается что-то вроде подзорной трубы, перевернув которую, Аркадий Петров открывает за штампом безыскусного лирического высказывания эпическую даль судьбы. Этот эпос уводит порой аж к библейской притче, как, например, в ранней работе 1983 года "Привет из Донбасса". Приметы китча тут отсылают равно к антуражу фотоателье и к образу потерянного рая: голубки в овале, венчающем колонну с гирляндой цветов, голубоватая плоскость задника, сбоку оттененного нарисованной же зеленой портьерой, искусственные цветы с райскими птичками, полосатый котик с человечьим лицом. Строгий мужчина в пиджаке, галстуке и с лампой в руке, и при нем - обнаженная красавица в туфельках и с цветком в волосах - не просто шахтер с подругой, а трогательные Адам и Ева, еще не изгнанные из садов блаженства.
В другом случае тема земной любви, изложенная языком вечности, приобретает контуры надгробия. Как, скажем, в двойном портрете Пьяных Анны Андреевны и ее супруга Анатолия Ивановича. По композиции - расхожая формула семейного фото. Женщина в пуховом платке и коричневом зимнем пальто смотрит на нас, чуть склонив голову. А за ней высится Анатолий Иванович, вполне земного вида, в ушанке. Только из плеч - легкие белые крылышки. Эти ангельские атрибуты уживаются с красной звездой, знаменами, лавровым венком и серпом с молотом, что украшают лист с именами персонажей. То ли доска почета, то ли почетная грамота, то ли надгробная плита... Лист "грамоты", кстати, словно "впечатан" в плоскость картины. Коллаж, запросто соединяющий мир здешний с потусторонним, мир профсоюзный - с ангельским чином, пленяет сочетанием гротеска и смирения, абсурда и подлинности.
Это гротескная интонация, кажется, ближе к мотивам сюрреалиста Магритта, чем идиллии Таможенника Руссо. Но в отличие от героев Магритта - его одинаковых, все в костюмах и котелках, персонажей, переживающих трагедию экзистенциального одиночества и неприкаянности, - персонажи Аркадия Петрова жаждут любви, тянутся друг к другу, даря друг другу цветочки (как словно вытесанные из глыбы герои картины "Без любви нет счастья", давшей название выставке), обнимаются или возвращаются домой ("Возвращение блудного сына", 2017).
Здесь даже Венера Милосская выглядит не памятником из прошлого, а инвалидом, не заработавшим на пенсию
Нельзя не заметить, что в новых работах Аркадий Петров движется от игры с примитивом к жесткости экспрессионистического высказывания, к резкости старинной черно-белой гравюры и монументальности архаических форм. Эта последняя серия ("Возвращение блудного сына", "Любовь в Донбассе") лишена всякого намека на сладкие сказочные грезы. Трагизм и экспрессия становятся определяющей интонацией. Здесь даже гипсовая Венера Милосская, стоящая на постаменте, выглядит не памятником из прошлого, а инвалидом, не заработавшим на пенсию. От этой "девушки без весла" - рукой подать до скульптуры "Ветеран" (1990-е), чей мощный бюст, похожий на пласт породы из забоя, водружен не на постамент - на низкую угольную тележку. Лаконизм и монументальность архаической скульптуры у Петрова становятся продолжением "примитива". Приметы низкого быта и жанра обретают признаки большого стиля.
При этом Петров, который родом из шахтерского поселка под Горловкой, не склонен отделять себя от героев, что "на лицо ужасные, добрые внутри". Достаточно взглянуть на картину "Рядовой Петров, ко мне!": альтер эго художника марширует по плацу, чтобы понять, что его герои родом из мира, хорошо знакомому Ивану Чонкину и бравому солдату Швейку. Мира, где "маленький человек" может рассчитывать только на свою смекалку и себя. И, конечно, на любовь, без которой счастья нет.