В Мультимедиа Арт Музее открылась выставка «Большое колесо продолжает вращаться» английского художника Марка Куинна, склонного одновременно к глубокомыслию, китчу, эпатажу, натурализму и салонной красивости.
Когда знаменитый пиарщик и коллекционер Чарльз Саатчи два десятилетия назад брался за раскрутку группы художников, вскоре получивших мировую славу под коллективным брендом Young British Artists, он едва ли подразумевал особое идейное влияние на планетарный арт-процесс. Надо полагать, куда больше эстетических оттенков его занимали рост собственного капитала и возможность манипулировать общественным мнением. Однако взлелеянный им феномен оказал на художественную жизнь воздействие весьма ощутимое. Плеяда YBA (им всем далеко за 40, но термин все еще в ходу) по сей день занимает крепкие позиции, уступать которые следующим «молодым» не намерена. При этом они давно уже не группа единомышленников, а об идеалах независимости от истеблишмента, исповедовавшихся ими в начале карьеры, говорить сейчас и вовсе не приходится. Каков реальный общий знаменатель между творчеством Дэмиана Хирста, Трейси Эмин, братьев Чепмен, Сэм Тэйлор-Вуд и ряда других «птенцов гнезда Саатчева», сформулировать затруднительно.
Впрочем, на любой персональной выставке кого-то из них о «стиле YBA» вспоминают с неизбежностью.
Марк Куинн, чья гастрольная экспозиция расположилась в московском Мультимедиа Арт Музее, принадлежит к числу фигур, этот стиль некогда определивших. Однако даже его собственная манера не обладает никакими отчетливыми характеристиками. Легко вообразить, что в этой выставке принимают участие как минимум три разных художника – настолько разных, что объединение их работ под одной крышей выглядит отнюдь не бесспорным. Впрочем, авторство Куинна вопросы насчет уместности соседства снимает, но остается такой: что же все-таки художник собирался поведать миру от себя лично, а не от лица полуанонимного создателя холстов и скульптур? Сам он с охотой рассуждает о взаимозависимости человека и природы, о непознанности мироздания, о двусмысленности технического прогресса и т.п., но подобные рассуждения мало что дают для понимания его творческих интенций. Куинн меняет сюжеты, концепции и технологии по весьма странной логике – возможно, имеющей больше отношения к арт-бизнесу, чем к самовыражению. Для того, впрочем, и ковался пресловутый стиль Young British Artists.
Карта планеты, наложенная на сетчатку глаза, – признаться, не бог весть какой глубины метафора, но Марк Куинн тиражирует этот образ в целой серии больших холстов, названной им «Глаз истории».
Сопоставление разделанных туш с человеческой плотью тоже не выглядит большим откровением, но художник с завидным упорством развивает тему. Фигура лондонского протестанта в капюшоне, напряженно вглядывающегося не в экран айфона, а в череп, символ бренности жизни, наверное, заслуживает того, чтобы быть отлитой в бронзе, – однако Куинн не останавливается на единичном варианте, а опять же тяготеет к серии. Во всех этих случаях не похоже, будто автор ищет наилучшее художественное решение, скорее речь идет о производстве однотипных произведений, которые бы сами собой складывались в узнаваемый цикл. Такие циклы могут быть друг с другом ничем не связаны, но в сумме образуют «персональный спектр».
Одна из составляющих этого спектра – скульптурные автопортреты из крови или вина.
Еще двадцать лет назад Марк Куинн создал свое изображение из пяти литров собственной крови, собираемой понемногу на протяжении месяцев. С тех пор он периодически повторяет этот трюк, иногда меняя смысловой акцент за счет смены «материала».
В московской экспозиции можно обнаружить ту же самую голову из замороженного вина (алкоголь оттуда заблаговременно выпарен), что подразумевает борьбу автора, одно время пристрастившегося к выпивке, с пагубным влечением. Почему-то об этих изваяниях из крови и вина принято говорить как о примерах исповедальности, хотя более всего в них усматривается опять-таки растиражированный прием. Куинн не прочь поэпатировать публику, но делает это в рамках собственного канона.
Серии холстов с фотореалистическими дайверами или цветами в ультрафиолетовом свете, выкрашенная черным бронзовая «Кейт-невидимка» (портрет Кейт Мосс в йогической позе), огромная бронзовая раковина весом в три тонны, цикл «живописей-лабиринтов», намекающих на папиллярные линии, – из этой пестрой мозаики не складывается ощущения, что автор твердо уверен в своих эстетических целях. Зато складывается бренд, а это, пожалуй, поважнее всяких внутренних исканий.
ТЕКСТ: ВЕЛИМИР МОЙСТ
Газета.Ru