Ничто академическое не чуждо

Студенты Академии художеств Санкт-Петербурга в галерее «Пересветов переулок».
Номинант последней «Инновации» Леонид Цхэ, недавний выпускник и нынешний преподаватель Академии художеств, в просторечии называемой «Репинка», привез в муниципальную галерею «Пересветов переулок» выставку студентов графического факультета. 
Фото: Юрий Мартьянов / Коммерсантъ


Тема выставки — «Общее место». Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.

Общее место в понимании студентов «Репинки» — это в первую очередь место общего пользования. Ольга Свириденко рисует битву за товары на распродаже в магазине «Стокманн». Полина Гармаш изображает тренировочную площадку для любителей экстремального спорта в стиле иллюстраций Евгения Мигунова к книге Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Впечатляющим талантом показать яркие цвета фастфуда как блеклые и депрессивные обладает Александра Лазарева. Почти все работы чем-то да хороши, но речь идет не только о них самих, но и о том, как реформировать академическое образование и стоит ли этим заниматься. Леонид Цхэ пытается — и он не первый: пять лет назад выпускники другого академического заведения Санкт-Петербурга, Академии имени Штиглица (она же «Муха»), собрались в сквоте на проспекте Непокоренных и попытались делать современное искусство, не отказываясь от навыков «правильного» рисунка. Некоторые из них, например Иван Плющ, добились успеха, некоторые — нет, в любом случае их пример не стал наукой для альма-матер.

Кое-какие страны бывшего соцлагеря научились художественной конверсии. В Лейпциге на востоке Германии и в румынском Клуже возникли новые школы — вокруг Нео Рауха и Адриана Гение соответственно. Оба художника намного более знамениты, чем их соратники и ученики, но волну, безусловно, подняли и новых звезд воспитали. У нас, за редчайшими исключениями, таких художников нет, хотя именно СССР и продвигал академическое образование в подчиненных Москве соцстранах с целью нивелировать различия и выработать универсальный большой стиль. «Общее место» в принципе объясняет, почему в постсоветской России пока не получается найти рецепт современной живописи, которая учитывала бы наработки академического образования и при этом не выглядела старомодно и бессмысленно. В первую очередь это вопрос знаний: студентов до сих пор учат, что живопись более или менее заканчивается на Сезанне. Но практика добывания вдохновляющих примеров с всеобщим распространением интернета радикально упростилась, и если тратить хотя бы немного времени на осмысленный браузинг, можно установить себе недостающий софт.

Главная проблема, однако, лежит в области харда, и переустановить его намного сложнее. Штука в том, что того трехмерного пространства, которое студентов учат строить на плоскости, в сфере изобразительного искусства просто нет. Уже лет шестьдесят как минимум никто не воспринимает прямую перспективу всерьез, и использовать ее можно только как отсылку к определенной эпохе. Вышеупомянутые Раух и Гение, как к ним ни относись, используют в картине все четыре измерения. Они прекрасно понимают, что их академические навыки использовались Империей Советов в первую очередь для пропаганды своего могущества и утверждения социалистических идеалов. Хорошо нарисованный человек в коробке Пуссена — это фантом идеального вождя или идеального гражданина, и вызывать такие фантомы сегодня можно, только если за это платит Генштаб или Русское военно-историческое общество. Оттого-то все фигуры на картинах западных постакадемиков искривлены, как будто пойманы в момент телепортации из светлого будущего в неопределенное настоящее, где нет ни госзаказа, ни особой необходимости в общественной работе.

Все это отлично понимает наставник студентов Леонид Цхэ — в его работах чувствуется мощный след Фрэнсиса Бэкона, хотя и он иногда сбивается на единую точку схода. Из учеников ближе всего к осознанию того, что теория относительности Эйнштейна касается и изобразительного искусства, подходит Георгий Хазанкин, у которого на выставке сразу две серии — в зале и в офисе галереи. Для изображения общежития Хазанкин использует манеру интерьерной графики японцев XIX века, и столкновение стилей очень продуктивно. В серии «Конфликт», сделанной во время поездки в Одессу год назад, Хазанкин учитывает опыт многофигурной композиции апокалиптического визионера Генри Дарджера, который прямую перспективу делать не умел. Жаль, что ректор Академии художеств запретил выставлять «Конфликт» вместе с другими работами как политически неблагонадежную, и увидеть серию можно только по договоренности с сотрудниками «Пересветова переулка».

И в этом третья проблема. Наше академическое образование еще не до конца поверило в то, что авторитарной власти, благосклонной к реалистам, больше не будет, находится по большей части в состоянии рессентимента по отношению ко всему современному и надеется взять реванш. Что объяснимо: культурная власть с ними все чаще заигрывает. Но если вдруг реставрация академизма действительно наступит, хотелось бы верить, что студенты Цхэ не будут в ней участвовать. В конце концов картина и графический лист сегодня — пространство полной свободы и ничем не ограниченной изобретательности. Будет грустно, если оно снова превратится в дом с идеологическими привидениями.
Автор
Валентин Дьяконов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе