Рафаэль в России: почему итальянский гений - наше все

В Москву привезли восемь живописных и три графические работы Рафаэля из лучших музеев Италии – выставка открылась для широкой публики во вторник.
Посетители Пушкинского впервые увидят знаменитый "Автопортрет" художника из галереи Уффици, а также парные портреты Аньоло и Маддалены Дони, и эталонное изображение богоматери кисти Рафаэля – "Мадонну Грандука".

Картины и рисунки будут сопровождаться текстами современников великого итальянца, а также стихами русских поэтов. По замыслу устроителей выставки, это поможет посетителям почувствовать многовековую связь между творчеством Рафаэля и нашей культурой.



Посетительница у автопортрета художника Рафаэля Санти на открытии выставки Рафаэль. Поэзия образа в ГМИИ им. Пушкина

Куратор выставки и главный научный сотрудник ГМИИ им. Пушкина Виктория Маркова рассказала о том, как полотна итальянца повлияли на русских писателей и живописцев.


Посетители у картины "Святая Цецилия" на открытии выставки "Рафаэль. Поэзия образа" в ГМИИ им. Пушкина

Рафаэль и Пушкин

К его имени сложно подобрать эпитеты, да они ему и не нужны. Рафаэль – абсолютная величина, эталон, на который равнялось не только всё европейское, но и мировое искусство. Не зря еще при жизни современники называли художника divino– "божественный", а после кончины удостоили места в римском Пантеоне.

Его произведениями гордятся лучшие галереи планеты. В первую очередь, безусловно, – это итальянская Уффици, предоставившая Пушкинскому работы для этой беспрецедентной в отечественной истории выставки.

В российских собраниях Рафаэль сегодня представлен всего двумя полотнами, да и о них знают далеко не все. Тем не менее так было не всегда. Куратор выставки Виктория Маркова отмечает, что именно наличие произведений великого итальянца и копий с них в коллекции Эрмитажа в своё время способствовало созданию его культа среди русских художников, писателей и поэтов.

Так, Пушкин в 1819 году увидел в Эрмитаже картину "Мадонна с безбородым Иосифом" и написал о ней стихотворение "Возрождение". Впоследствии этот образ появлялся в произведениях поэта не единожды.
Даже сватаясь к Наталье Гончаровой, Пушкин посвятил ей сонет "Мадонна", где сравнил возлюбленную с еще одним творением Рафаэля – "Бриджуотерской Мадонной".



Рафаэль Санти. Автопортрет, 1506, Галерея Уффици, Флоренция

Примечательно, что в отличие от своих друзей – Жуковского и Кюхельбекера – Пушкин никогда не выезжал за границу и не видел в Дрездене легендарную "Сикстинскую Мадонну", которая на долгие годы стала для русской интеллигенции квинтэссенцией творчества Рафаэля и высшей точкой развития гуманистических идей Возрождения. Но, кажется, связь между двумя гениями была выше физического присутствия.

Маркова напоминает, что еще критик Белинский писал о своем свидании с шедевром Рафаэля в Дрездене: "Я невольно вспомнил Пушкина: то же благородство, та же грация выражения, при той же верности и строгости очертаний! Недаром Пушкин любил Рафаэля: он родня ему по натуре". Это заочное родство выразилось и в таком созвучном романтизму, на котором выросло поколение Пушкина, совпадении: Александр Сергеевич, как и Рафаэль, погиб в 37 лет.

Рафаэль и Достоевский

Почти все знаковые фигуры русской литературы XIX века оставили свой отзыв о "Сикстинской Мадонне",  но именно в произведениях Достоевского картина появляется с постоянством наваждения и всегда в разном образе. Гравюру с дрезденского полотна видит Аркадий из романа "Подросток". Перед ней проводит два часа, так ничего не поняв, жена губернатора в "Бесах". Там же профессор Верховенский называет "Сикстинскую Мадонну" "царицей цариц" и "божественным ликом великого идеала", а Свидригайлов в "Преступлении и наказании" – "скорбной юродивой". Даже в описании портрета Настасьи Филипповны из "Идиота" мы узнаем канонические черты рафаэлевской богоматери, считает Виктория Маркова.



О преклонении Достоевского перед гением итальянца писала и его жена Анна Григорьевна, вспоминая, как Федор Михайлович во время их поездки за границу часами стоял перед любимым полотном, "умиленный и растроганный". Примечательно, что мастер изображения нравственного падения человека, мрачный Достоевский видел в "Сикстинской Мадонне" светлый идеал духовности и гуманизма, которого так не хватало писателю в жизни. Для него это была не просто картина, а икона, великий христианский образ. В этом смысле Достоевского можно назвать последним приверженцем романтизма в отечественной литературе.

Репродукция картины великого итальянца висела над диваном, на котором скончался великий русский писатель, оказавший не меньшее влияние на мировую культуру, чем Рафаэль.

Рафаэль и академисты

С конца XVIII века лучшие воспитанники Академии художеств стали получать стипендии на поездки в Европу и чаще всего отправлялись в Италию, где совершенствовали свои навыки, копируя работы мастеров Возрождения. Эти копии затем высылались в Петербург в качестве отчетов, и там на них учились начинающие художники, которым еще не посчастливилось попасть за границу.

Таким образом, несмотря на формальное главенство стиля французского классицизма, в сознании многих академистов Рафаэль закрепился если не как эстетический, то как профессиональный ориентир.

Виктория Маркова приводит такой пример: выдающийся исторический художник Карл Брюллов, который работал в Италии с 1822 по 1834 год, благодарил итальянского классика за то, что тот освободил его от "наклонности к манере французской школы". Именно под влиянием Рафаэля, в частности его композиции "Пожар в Борго", Брюллов написал своё самое знаменитое полотно "Последний день Помпеи", которое произвело фурор в Европе. После этого Брюллова стали называть "русским Рафаэлем".

В начале XIX века в Рим стали отправлять и русских художников на пенсии. В их обязанности также входило копирование работ Рафаэля в Ватикане. Одним из таких посланцев был Александр Иванов, автор монументального "Явления Христа народу". Уже будучи маститым живописцем, Иванов признавался в письмах отцу, что мучается от неспособности передать обаяние
Рафаэль и реформаторы

Рафаэль продолжал тревожить русских художников и в эпоху перемен. Во второй половине XIX века мировое искусство искало новые пути выражения, постепенно отходило от классических канонов прошлого. Во Франции появился импрессионизм, в России – передвижники. Против академизма открыто выступили Крамской, Ге, Перов, Шишкин, Репин, Суриков и другие знаковые фигуры российской художественной сцены. Главной мишенью своего нигилизма многие из них избрали Рафаэля.


Пожалуй, нагляднее всего эта попытка замахнуться на абсолютный авторитет описана в романе Тургенева "Отцы и дети". Виктория Маркова приводит сцену, где Кирсанов в разговоре с Базаровым делится: "Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой, Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет". В ответ нигилист заявляет, что Рафаэль "гроша медного не стоит". Невысокого мнения об итальянце был и Репин, писавший о своем визите в Рим: "Только один Моисей Микеланджело действует поразительно. Остальное, и с Рафаэлем во главе, такое старое, детское, что смотреть не хочется".

Однако не все передвижники разделяли антирафаэлевские взгляды, напоминает куратор. Тот же Крамской, учитель Репина, преклонялся перед гением мастера и считал его Мадонну произведением великим и вечным, "даже и тогда, когда человечество перестанет верить".

К окончательному разрыву с ценностями, которые олицетворяет Рафаэль, стремились революционеры от искусства в начале ХХ века.

Активный поиск новых форм художественного языка тогда совпал с открытием древнерусской живописи и в частности иконописи, что во многом способствовало развитию авангарда. Радикальный отказ от мирового культурного наследия выразился в призыве сбросить классиков "с парохода современности".

Наглядным примером этой жажды уничтожить прошлое служит стихотворение Владимира Кириллова "Мы", где есть строчка "Во имя нашего завтра — сожжем Рафаэля, / Разрушим музеи, растопчем искусства цветы".

Рафаэль и наше время

Русский авангард действительно отказался от традиций Рафаэля, во многом заложив основу современного искусства. Тем не менее связь итальянского мастера с Россией мистическим образом оставалась неразрывной в течение всего ХХ века. В 1945 году сокровища Дрезденской галереи, обнаруженные советскими солдатами в туннеле каменоломни после отступления нацистов, привезли в ГМИИ им.Пушкина.

Через 10 лет, накануне возвращения шедевров в ГДР, зрители получили уникальную возможность увидеть "Сикстинскую Мадонну" на выставке. Три месяца музей жил как в осаде – людское кольцо замкнулось вокруг здания. Граждане государства, отказавшегося от религии и "буржуазных ценностей Запада", готовы были ночевать у дверей, чтобы увидеть шедевр, так глубоко повлиявший на духовную жизнь страны.

К счастью, сейчас нет нужды идти на такие крайние меры. Вход на выставку "Рафаэль. Поэзия образа" будет осуществляться по сеансам, так что попасть туда до 11 декабря смогут все желающие.



Рафаэль Санти. Портрет Аньоло Дони, 1505-1506, Палаццо Питти, Флоренция


Автор
Анна Михайлова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе