В полном расцвете стиля
24 февраля 2016 ● Огонек
Людмила Лунина — о том, как Лев Бакст стал первым русским живописцем с мировым именем.
В Русском музее (Санкт-Петербург) открывается выставка Леона Бакста, приуроченная к 150-летию со дня рождения художника.
В Русском музее (Санкт-Петербург) открывается выставка Леона Бакста, приуроченная к 150-летию со дня рождения художника.
Прогремевший на всю Москву Валентин Серов поставил нас в положение игроков за карточным столом. Мы в азарте и готовы делать ставки: "побьет" ли Бакст Серова, сможет ли выставка в Русском музее превзойти рекорд в полмиллиона посетителей?
Бакста, в отличие от Серова, начали "опять вспоминать" уже лет десять как. Все нулевые журнал "Третьяковская галерея" публиковал архивные материалы о художнике (горячо рекомендую статьи Елены Теркель). Архив Бакста в ГТГ насчитывает больше 2 тысяч единиц хранения, и он далеко не полностью изучен. В 2010-м мир праздновал 100-летие Дягилевских сезонов, выставка "Золотой век русского балета" прошла в Париже и Лондоне, блистательный сценограф Леон Бакст был там в центре внимания. В общем, мы его знаем. Или все же еще не знаем? Как пишет куратор выставки Владимир Круглов, даже полный каталог работ Бакста еще не составлен. В отличие от того же Серова (а они были близкими друзьями со студенческих лет), Лев Самойлович был художником на экспорт: в Париже и Нью-Йорке его ценили во сто раз сильнее, чем в Петербурге и Москве. Он — первый русский живописец, добившийся серьезного мирового признания.
На выставке в Русском музее покажут около 110 живописных, графических, театрально-декораторских работ из главных наших музеев и частных собраний. Будут безусловные хиты: "Автопортрет", "Портрет Сергея Дягилева с няней", "Ужин", "Древний ужас". Зритель увидит монументальное полотно "Встреча адмирала Авелана в Париже" (1898-1900) из Центрального музея ВМФ. Эрмитаж пришлет два блюда с росписями по эскизам Бакста. Третьяковская галерея — портрет жены художника, Любови Гриценко, в девичестве Третьяковой, дочери основателя ГТГ. Выставка расскажет о Баксте — фотографе и писателе, авторе воспоминаний и статей об искусстве танца и кино...
Большие художники хороши тем, что на каждом витке истории зрители находят в них нечто интересное прицельно для себя. На нашем витке Бакст, скорее всего, будет интересен как родоначальник haute couture и люксового интерьерного дизайна.
Это в последние 10-15 лет мода превратилась в предмет музейных размышлений, сегодня не надо доказывать, что это серьезное и прекрасное искусство. А в 1910-1920-е годы, когда модой занимался Бакст, на подобные эксперименты смотрели с подозрением: одно дело — живопись и театр, а совсем другое — какие-то там модистки.
Умная душа
"Портрет А.Н. Бенуа". 1898
Фото: ГРМ
...В начале его жизни ничто не предвещало славы. Его настоящее имя — Лейб Хаим Израилевич Розенберг. Псевдоним — сокращенная фамилия бабушки, Бакстер. Старший сын в семье гродненского талмудиста. Родители, естественно, против всяких художеств. Но у Льва Самойловича был волшебный дедушка. Он поставлял сукно в русскую армию, разбогател, перебрался в Петербург и перевез туда свою дочь с семьей. Богатый дом дедушки производил на Льва сильное впечатление. Дедушка был театралом и приобщал к прекрасному внука, а его рисунки отослал на суд Антокольскому, после чего мальчику разрешили учиться на художника. Потом дедушка умер, родители развелись, но Лев к тому времени уже был вольнослушателем в Академии художеств (евреям нельзя было числиться нормальными студентами), как раз вместе с Валентином Серовым.
Бакста, по воспоминаниям современников, отличала легендарная незлобливость. В многочисленных мемуарах он фигурирует не иначе как Левушка: рассеянный, улыбающийся, говорящий невпопад, при этом сноб, эстет, обладатель большой коллекции шелковых галстуков.
Рассеянность не мешала ему пронзительно понимать людей, когда он писал их портреты. С портретов, созданных на рубеже веков, началась его известность. Бунтарка против общественной морали Зинаида Гиппиус у него получилась вообще без юбки, в костюме пажа, с длиннющими, просто-таки выложенными перед зрителем ногами. Сергей Дягилев, ну очень деловой, арт-менеджер, оказался пришпилен к няне на втором плане и стал похож, несмотря на всю хватку, на избалованного барчука. Александр Бенуа, великий теоретик нового искусства, изображен библиотечным червем, для которого тени прошлого важнее всего настоящего. В каждом портрете Бакст находил новый ход. Не было схем. Позже, откликнувшись на смерть художника, Зинаида Гиппиус напишет о его "умной душе".
Следующим после портретов этапом его карьеры стало участие в объединении "Мир искусства" и выпуск одноименного журнала (1898-1904). Если брать шире, он занялся графическим дизайном, оформлял и делал иллюстрации для ведущих журналов того времени: "Весов", "Сатирикона", "Художественных сокровищ России". И его достижения в данной области бесспорны. После него начали всерьез думать о визуальной красоте текста. "Впервые он, Лансере и Головин стали делать художественные надписи для журналов, рисовать буквы и обложки — зародыш будущей целой области графики",— вспоминал Мстислав Добужинский.
Бакстомания
"Древний ужас". 1908
Фото: ГРМ
Следующий шаг — выставочный дизайн. Именно Бакст оформлял выставку портретов в Таврическом дворце в 1905-м. А в 1906-м за организацию выставки "Два века русской живописи" в Гранд-пале в Париже он получил орден Почетного легиона.
Несколько лет он преподавал в школе Званцевой в Петербурге. Среди его учеников — Марк Шагал, оставивший трогательные воспоминания.
Другому бы и этих занятий хватило на нескучную жизнь на десятилетия вперед. Но Бакст любил переключаться и занялся театром: делал сценографию для частной антрепризы юной Иды Рубинштейн, потом — для театра Комиссаржевской.
В 1909-1910-м проходят Русские балетные сезоны в Париже, Бакст создает костюмы и декорации к балетам "Клеопатра", "Шехеразада", "Жар-птица" и множеству других постановок. После этого четыре года, до Первой мировой войны, Европа переживает "бакстоманию". Софья Дымшиц-Толстая вспоминала, как однажды у одной парижской консьержки увидела газету с портретом Бакста и спросила, кто это. Консьержка "полупрезрительно заметила, что в Париже вряд ли найдется человек, не знающий" это лицо, "так как он владеет не только театром, но и всеми магазинами: они полны вещей а la Бакст".
Отчего же все вдруг сошли с ума? Что было в его искусстве такого, что казалось тогда абсолютным откровением? Рискну предположить, что театральная публика в вечерних платьях и смокингах, затянутые в корсеты дамы и в таком же панцире из одежд господа оценили не только яркость, но и свободу сценических одеяний. Они были безнадежно развратны, эти ничего не прикрывавшие покровы. И при этом прекрасны с точки зрения стиля. Сочетание эротики и вкуса — большая редкость во все времена.
Долгое время было принято считать, что после Дягилевских сезонов активность Бакста пошла на спад, однако недавно опубликованные архивные материалы показывают, каким насыщенным было последнее десятилетие его жизни. Оно как раз и было посвящено дизайну — одежды, событий, интерьеров.
В 1910-м парижский модельер Поль Пуаре предложил Льву Самойловичу 12 тысяч франков за 12 эскизов туалетов. "Художники мне отсоветывают соединять свое имя с его, боятся, что я буду declasse,— писал Бакст жене.— Но будет чудно, если Петербург через 2 года (раньше не докатится) будет носить мои фасоны".
Бакст разрабатывает дизайны не только платьев, но и шляпок, украшений, обуви, подумывает об именных духах. По его эскизам шьют себе наряды самые прекрасные женщины Европы и Америки.
Послание в будущее
"Портрет С.П. Дягилева с няней". 1906
Фото: ГРМ
В 1913-1914 годах художник оформляет три грандиозных бала: один, в духе XVIII века, на площади Сан-Марко в Венеции — для красавицы маркизы Казати. Там 200 черных слуг в белых париках и красных кафтанах держали канделябры у столов с гостями. (Доживем ли мы когда-нибудь до реконструкции этого "ивента"?) В Петербурге Бакст организует бал "Тысяча и одна ночь" у графини Клейнмихель и бал цветных париков у графини Е.В. Шуваловой, где парики и платья должны были быть одного тона (в те же годы Николай II отклонил прошение художника о виде на жительство в Санкт-Петербурге: еврею это было не положено).
В начале 1920-х Лев Самойлович совершает поездки в Америку: пишет там заказные портреты, оформляет дома друзьям, договаривается о выпуске тканей по своим эскизам. Вернувшись в Европу, снова работает в театре, издает воспоминания. Его не стало внезапно — в 1924-м, в 58 лет, он умирает от отека легких...
Бакст был универсальным художником, он занимался буквально всем — от букв до опер — и был одинаково продуктивен во всех областях. А "цитаты" из Бакста слышны и в наши дни. Когда после войны, в 1950-1960-е княгиня Грейс Келли устраивала костюмированные балы в Монако, не оглядывалась ли она на легендарные бакстовские балы? И когда сегодня Карл Лагерфельд фотографирует Карин Ройтфельд (экс-главреда французского Vogue) в образе Луизы Казати, не лежит ли у него на рабочем столе бакстовский портрет Луизы, потому как фотографии в том же духе?
А отношение Бакста к моде, к красоте повседневной жизни — просто манифест современных городских жителей.
Искусствовед Елена Теркель цитирует воспоминания художника: "...Лежа в кровати, я дивился такому количеству перемен, желтому и черному ряду ботинок,— писал Бакст.— Я знал за собой эту слабость. Всякий раз, когда я покупал себе новое белье, новый костюм или шляпу, мне казалось, что я начинаю новую жизнь, гораздо более прекрасную и интересней прежней, и день после пребывал в поднятом настроении духа".
Своей будущей жене в период их сильной влюбленности Бакст писал: "Одевайтесь, как цветок! У вас столько вкуса. Да это ведь одна из радостей этой земли! Носите у корсажа цветы, душитесь, завертывайтесь в кружева — все это безумно красиво. Все это жизнь и ее прекрасная сторона".
Бакста, в отличие от Серова, начали "опять вспоминать" уже лет десять как. Все нулевые журнал "Третьяковская галерея" публиковал архивные материалы о художнике (горячо рекомендую статьи Елены Теркель). Архив Бакста в ГТГ насчитывает больше 2 тысяч единиц хранения, и он далеко не полностью изучен. В 2010-м мир праздновал 100-летие Дягилевских сезонов, выставка "Золотой век русского балета" прошла в Париже и Лондоне, блистательный сценограф Леон Бакст был там в центре внимания. В общем, мы его знаем. Или все же еще не знаем? Как пишет куратор выставки Владимир Круглов, даже полный каталог работ Бакста еще не составлен. В отличие от того же Серова (а они были близкими друзьями со студенческих лет), Лев Самойлович был художником на экспорт: в Париже и Нью-Йорке его ценили во сто раз сильнее, чем в Петербурге и Москве. Он — первый русский живописец, добившийся серьезного мирового признания.
На выставке в Русском музее покажут около 110 живописных, графических, театрально-декораторских работ из главных наших музеев и частных собраний. Будут безусловные хиты: "Автопортрет", "Портрет Сергея Дягилева с няней", "Ужин", "Древний ужас". Зритель увидит монументальное полотно "Встреча адмирала Авелана в Париже" (1898-1900) из Центрального музея ВМФ. Эрмитаж пришлет два блюда с росписями по эскизам Бакста. Третьяковская галерея — портрет жены художника, Любови Гриценко, в девичестве Третьяковой, дочери основателя ГТГ. Выставка расскажет о Баксте — фотографе и писателе, авторе воспоминаний и статей об искусстве танца и кино...
Большие художники хороши тем, что на каждом витке истории зрители находят в них нечто интересное прицельно для себя. На нашем витке Бакст, скорее всего, будет интересен как родоначальник haute couture и люксового интерьерного дизайна.
Это в последние 10-15 лет мода превратилась в предмет музейных размышлений, сегодня не надо доказывать, что это серьезное и прекрасное искусство. А в 1910-1920-е годы, когда модой занимался Бакст, на подобные эксперименты смотрели с подозрением: одно дело — живопись и театр, а совсем другое — какие-то там модистки.
Умная душа
"Портрет А.Н. Бенуа". 1898
Фото: ГРМ
...В начале его жизни ничто не предвещало славы. Его настоящее имя — Лейб Хаим Израилевич Розенберг. Псевдоним — сокращенная фамилия бабушки, Бакстер. Старший сын в семье гродненского талмудиста. Родители, естественно, против всяких художеств. Но у Льва Самойловича был волшебный дедушка. Он поставлял сукно в русскую армию, разбогател, перебрался в Петербург и перевез туда свою дочь с семьей. Богатый дом дедушки производил на Льва сильное впечатление. Дедушка был театралом и приобщал к прекрасному внука, а его рисунки отослал на суд Антокольскому, после чего мальчику разрешили учиться на художника. Потом дедушка умер, родители развелись, но Лев к тому времени уже был вольнослушателем в Академии художеств (евреям нельзя было числиться нормальными студентами), как раз вместе с Валентином Серовым.
Бакста, по воспоминаниям современников, отличала легендарная незлобливость. В многочисленных мемуарах он фигурирует не иначе как Левушка: рассеянный, улыбающийся, говорящий невпопад, при этом сноб, эстет, обладатель большой коллекции шелковых галстуков.
Рассеянность не мешала ему пронзительно понимать людей, когда он писал их портреты. С портретов, созданных на рубеже веков, началась его известность. Бунтарка против общественной морали Зинаида Гиппиус у него получилась вообще без юбки, в костюме пажа, с длиннющими, просто-таки выложенными перед зрителем ногами. Сергей Дягилев, ну очень деловой, арт-менеджер, оказался пришпилен к няне на втором плане и стал похож, несмотря на всю хватку, на избалованного барчука. Александр Бенуа, великий теоретик нового искусства, изображен библиотечным червем, для которого тени прошлого важнее всего настоящего. В каждом портрете Бакст находил новый ход. Не было схем. Позже, откликнувшись на смерть художника, Зинаида Гиппиус напишет о его "умной душе".
Следующим после портретов этапом его карьеры стало участие в объединении "Мир искусства" и выпуск одноименного журнала (1898-1904). Если брать шире, он занялся графическим дизайном, оформлял и делал иллюстрации для ведущих журналов того времени: "Весов", "Сатирикона", "Художественных сокровищ России". И его достижения в данной области бесспорны. После него начали всерьез думать о визуальной красоте текста. "Впервые он, Лансере и Головин стали делать художественные надписи для журналов, рисовать буквы и обложки — зародыш будущей целой области графики",— вспоминал Мстислав Добужинский.
Бакстомания
"Древний ужас". 1908
Фото: ГРМ
Следующий шаг — выставочный дизайн. Именно Бакст оформлял выставку портретов в Таврическом дворце в 1905-м. А в 1906-м за организацию выставки "Два века русской живописи" в Гранд-пале в Париже он получил орден Почетного легиона.
Несколько лет он преподавал в школе Званцевой в Петербурге. Среди его учеников — Марк Шагал, оставивший трогательные воспоминания.
Другому бы и этих занятий хватило на нескучную жизнь на десятилетия вперед. Но Бакст любил переключаться и занялся театром: делал сценографию для частной антрепризы юной Иды Рубинштейн, потом — для театра Комиссаржевской.
В 1909-1910-м проходят Русские балетные сезоны в Париже, Бакст создает костюмы и декорации к балетам "Клеопатра", "Шехеразада", "Жар-птица" и множеству других постановок. После этого четыре года, до Первой мировой войны, Европа переживает "бакстоманию". Софья Дымшиц-Толстая вспоминала, как однажды у одной парижской консьержки увидела газету с портретом Бакста и спросила, кто это. Консьержка "полупрезрительно заметила, что в Париже вряд ли найдется человек, не знающий" это лицо, "так как он владеет не только театром, но и всеми магазинами: они полны вещей а la Бакст".
Отчего же все вдруг сошли с ума? Что было в его искусстве такого, что казалось тогда абсолютным откровением? Рискну предположить, что театральная публика в вечерних платьях и смокингах, затянутые в корсеты дамы и в таком же панцире из одежд господа оценили не только яркость, но и свободу сценических одеяний. Они были безнадежно развратны, эти ничего не прикрывавшие покровы. И при этом прекрасны с точки зрения стиля. Сочетание эротики и вкуса — большая редкость во все времена.
Долгое время было принято считать, что после Дягилевских сезонов активность Бакста пошла на спад, однако недавно опубликованные архивные материалы показывают, каким насыщенным было последнее десятилетие его жизни. Оно как раз и было посвящено дизайну — одежды, событий, интерьеров.
В 1910-м парижский модельер Поль Пуаре предложил Льву Самойловичу 12 тысяч франков за 12 эскизов туалетов. "Художники мне отсоветывают соединять свое имя с его, боятся, что я буду declasse,— писал Бакст жене.— Но будет чудно, если Петербург через 2 года (раньше не докатится) будет носить мои фасоны".
Бакст разрабатывает дизайны не только платьев, но и шляпок, украшений, обуви, подумывает об именных духах. По его эскизам шьют себе наряды самые прекрасные женщины Европы и Америки.
Послание в будущее
"Портрет С.П. Дягилева с няней". 1906
Фото: ГРМ
В 1913-1914 годах художник оформляет три грандиозных бала: один, в духе XVIII века, на площади Сан-Марко в Венеции — для красавицы маркизы Казати. Там 200 черных слуг в белых париках и красных кафтанах держали канделябры у столов с гостями. (Доживем ли мы когда-нибудь до реконструкции этого "ивента"?) В Петербурге Бакст организует бал "Тысяча и одна ночь" у графини Клейнмихель и бал цветных париков у графини Е.В. Шуваловой, где парики и платья должны были быть одного тона (в те же годы Николай II отклонил прошение художника о виде на жительство в Санкт-Петербурге: еврею это было не положено).
В начале 1920-х Лев Самойлович совершает поездки в Америку: пишет там заказные портреты, оформляет дома друзьям, договаривается о выпуске тканей по своим эскизам. Вернувшись в Европу, снова работает в театре, издает воспоминания. Его не стало внезапно — в 1924-м, в 58 лет, он умирает от отека легких...
Бакст был универсальным художником, он занимался буквально всем — от букв до опер — и был одинаково продуктивен во всех областях. А "цитаты" из Бакста слышны и в наши дни. Когда после войны, в 1950-1960-е княгиня Грейс Келли устраивала костюмированные балы в Монако, не оглядывалась ли она на легендарные бакстовские балы? И когда сегодня Карл Лагерфельд фотографирует Карин Ройтфельд (экс-главреда французского Vogue) в образе Луизы Казати, не лежит ли у него на рабочем столе бакстовский портрет Луизы, потому как фотографии в том же духе?
А отношение Бакста к моде, к красоте повседневной жизни — просто манифест современных городских жителей.
Искусствовед Елена Теркель цитирует воспоминания художника: "...Лежа в кровати, я дивился такому количеству перемен, желтому и черному ряду ботинок,— писал Бакст.— Я знал за собой эту слабость. Всякий раз, когда я покупал себе новое белье, новый костюм или шляпу, мне казалось, что я начинаю новую жизнь, гораздо более прекрасную и интересней прежней, и день после пребывал в поднятом настроении духа".
Своей будущей жене в период их сильной влюбленности Бакст писал: "Одевайтесь, как цветок! У вас столько вкуса. Да это ведь одна из радостей этой земли! Носите у корсажа цветы, душитесь, завертывайтесь в кружева — все это безумно красиво. Все это жизнь и ее прекрасная сторона".