По просьбам поклонников Масяни — Олег Куваев продолжил сбор средств: и на 116-ую серию деньги собрали за рекордные 6 часов. Сейчас сумма собранная проектом превышает 300 тысяч рублей (достаточно еще и на 117-ую серию).
Мы поговорили с Олегом Куваевым о том, как изменилась главная героиня его мульта, многочисленных «нельзя» для художника в России, и что бы сделала Масяня, став президентом.
— Вы помните, как так получилось, что Масяню показывали в Парфеновских «Намедни»? Что их объединяло Леонида Парфенова и Масяню?
— Парфенов появился у нас в студии в самый пик популярности мультов Масяни. Как раз тогда была общероссийская интернет-премия, где мне дали аж пять призов. И Парфенов — как любитель всего самого актуального — появился у нас: что, по-моему, совершенно логично. На тот момент Масяня была очень актуальной, и он подцепил нас. Что было довольно смело, потому что качество Масяни как мультсериала оставляло желать лучшего (смеется). Сейчас оно заметно улучшилось. Естественно, мы получили какую-то базу, аудиторию и хороший толчок, чтобы из «поделок на коленках» превратиться в нормальный мультсериал.
— Нет ли у вас страха краудфандинга, о котором говорят многие творцы: мол, увеличивается ответственность перед зрителями?
— Страх такой есть. У всего этого есть и плюсы и минусы. Раньше Масяня выходила благодаря спонсорам, чья реклама размещалась в конце мульта. Но спонсор тоже обязывает — ему же не дашь что попало, он подписывается под этим: и не на все темы можно говорить, особенно в России в настоящее время.
По-моему, на краудфандинге с этим немного полегче: я в принципе примерно знаю, что народ любит посмотреть. И за 115 серий, которые уже выпустили, я прекрасно знаю, как народ реагирует на ту или иную тему. Я лучше понимаю, что хочет народ, чем то, что хочет спонсор: никогда не знаешь, кто там менеджер или директор принимает решения.
Вот сейчас выходила серия, где не то чтобы была замешана политика, но были намеки на нее (смеется). Я боялся, что люди начнут говорить «Я не платил за такое». Один такойтнашелся, хотя я не нашел его в списке тех, кто платил деньги.
Есть страх: люди платят деньги и чего-то ждут. Для этого в краудфандинге и создается предварительное описание проекта — для чего и зачем нужны деньги, чтобы люди знали за что платят. У нас до этого вышло 114 серий, поэтому я тайны сюжета не раскрывал — люди уже сами знают, чего примерно ожидать. Но небольшой сюрприз все равно получился.
— Как долго, по-вашему, можно продержаться на краудфандинге?
— Это зависит, в первую очередь, от продукта. Особенно это видно при сборе денег на сериальный продукт, как у меня: в какой-то момент могут просто перестать поддерживать. Я собираюсь сидеть на краудфандинге, пока это работает — это удобно: деньги набрались, и я начинаю работать над серией. Пропадают вопросы «когда появится серия». Когда вы (зрители) захотите, тогда и появится. Это народное и совместное решение. Люди поддержали, значит, хотят видеть. Не поддержали — до свидания Масяня. Если публика доверяет художнику, то она хочет видеть, что он делает. Конечно, мне легко говорить с высоты 115-ой серии, а вот у молодых проектов — страхов и опасений значительно больше.
Вообще, мне эта модель нравится. За краудфандингом — очень большое будущее, он создает хороший диалог между зрителями и художником.
— Новая «на злобу дня», с пародией на новые законы Госдумы, центральное телевидение и президента. Причем, зрители восприняли это как политическую сатиру, которую от Масяни не ждали. Вы же ответили, что наоборот высмеяли ущемленного художника. В чем конкретно это выражено? Вы ближе к «забракованному рыжему искусству» или к тем, кто его выбрасывает, то есть к самой Масяне?
— Масяня, скорее, близка к абстрактному понятию здравого смысла. Это мне и хотелось озвучить. В этой серии, с моей точки зрения, не было политики. Эта серия была про художника, который пытается обойти подводные камни, которые ему нафиг не нужны. Все мы знаем, что политика — дело грязное, даже если ты говоришь правду — ты всё равно вляпаешься в лужу. Поэтому политику нужно обходить — это далеко не новая тенденция среди художников.
Эта серия про бедного и несчастного художника, который в условиях очень узкого пролива пытается маневрировать на своем несчастном корабле и не задеть там, не задеть сям. Были претензии за появление конформизма у Масяни. Но это же все утрировано, это мультфильм. Она, конечно, обзавелась таким конформизмом, что неудивительно, когда тебя мало интересует, что вокруг творится, не волнует мировая справедливость, а интересует, чтобы твоя семья жила хорошо. Такой конформизм появляется у всех — и это нормально. Что-то подобное и появилось у Масяни. В серии показано, во что выливается попытка конформизма в зажатых условиях. Я-то как гражданин Израиля в этом плане более свободен, но работаю на русскоязычном поле. Я уехал, а Масяня так и осталась жить в Питере, поэтому она всё принимает близко к сердцу.
— В какой-то момент расцветающее пиратство практически вынудило вас создавать и выпускать, грубо говоря, легальную продукцию по Масяне; а позже появились игры и мобильные приложения. Сейчас в Масяне больше искусства или бизнеса?
— У Масяни с бизнесом отношения никогда не складывались. Помню, как еще на пике популярности приезжал известный японский то ли режиссер, то ли продюсер. Я был в таком запале и беготне, что не спросил его имя. Он спрашивал про мерчендайзинг, «сувенирку». А у нас ничего нет… Он этому очень удивился и не понял, зачем тогда мы всем этим занимаемся.
Масяня начиналась как альтернативный проект, и пытается таким оставаться. Но мейнстрима у нас нет, ничего похожего на Масяню так и не появилось. Поэтому мульту одновременно приходится играть роль и мейнстрима, и альтернативы.
Мы пытались выпускать какие-то футболки, куклы, но никакого коммерческого толка от этого не было. Это стало приятной услугой для фанов, но не прибылью для нас. Может быть, куча пиратской продукции приносила прибыль её создателям — этого мне неизвестно.
Поэтому на бизнес-сторону я забил. В российском бизнесе все как-то криво с мерчендайзом, чтобы оттуда что-то извлекать нужно обладать мощностями, как у «Смешариков».
Мне намного легче делать рекламные ролики с Масяней — денег больше. А от самой Масяни денег немного, но много удовольствия. Поэтому сейчас это на 75—80% искусство, остальное — бизнес.
Масяня так и осталась странным проектом, так и не стала чем-то цивилизованным. Видимо, это отражает всё, что происходит в России (смеется). И к тому же это слишком авторский, личный проект: я всегда всё делал сам, а чтобы он стал бизнесом его нужно обезличить.
— Как на Масяне отразится так называемый «антипиратский закон»? Он же практически запрещает просмотр кино в интернете, а это основное место, где можно увидеть мультфильм.
— Я всегда страдал от пиратства, у меня как у производителя, всегда что-то воровали, и я всегда говорил про необходимость копирайта, что художник страдает без нормального законодательства. Но я знаю, как у нас все эти законы осуществляются, в конце концов. У меня нет почти никакого сомнения, что «антипиратский закон» будет сделан через жопу и пострадают сами художники, и я, наверняка, тоже (смеется). При его создании даже не консультировались с интернет-сообществом: так что невелика надежда, что от этого закона пиратам станет плохо, а художникам — хорошо.
— Что-то сегодня изменилось в ваших персонажах?
— Масяня не может не меняться. Я вот совсем не понимаю, как абсолютно не меняются «Симпсоны» — и младенец там столько лет подряд ползает с соской! А Масяня — сериал, живущий и взрослеющий, со временем он набирается опыта и отчаяния. Проект несколько раз умирал и возрождался. Остался только первоначальный концепт, а все остальное «мясо» поменялось.
В начале это был чисто хулиганский проект, где курили марихуану и анашу, пьянствовали, хулиганили, мошенничали и придуривались. Но постепенно персонажи выросли, повзрослели, у них появились мозги. По крайней мере, я на это надеюсь (смеется). Это, пожалуй, самое главное, что мозги появились, функционируют и развились, в лучшую или худшую сторону, но вместе с нами: что выросло, то выросло. Остался разве что первоначальный дурацкий лексикончик.
— В отличие от мировой традиции сериалов («Симпсоны», скажем), вы решили, что Масяня будет расти вместе со своим зрителем. Не стал ли из-за этого мультфильм «продуктом» для одного поколения?
— На самом деле Масяня — немного шире, чем одно поколение. Мне приходит очень много писем, особенно в «Вконтакте»: «вот, это мое детство, это первый мультфильм, который я посмотрел, я вырос на Масяне». Конечно, Масяня — для узкого спектра из всех поколений. Но вот плюс и минус возраста — довольно большой: те, кто родился в 60-е, 70-е, 80-е и даже в 90-е. У меня так первый сын родился в 93-м году и вырос на Масяне. И, кстати, многие из его поколения испытывают такие ностальгические чувства, что для меня удивительно: у меня ощущение, что первый мульт я нарисовал только вчера, а мне пишут, что выросли на Масяне.
— Если бы вы оказались на необитаемом острове, где нет никакой еды, но есть персонажи, которых вы придумали — кто кого бы съел первым?
— Что за странный вопрос (смеется)? Никто бы никого не стал есть, надеюсь, они все-таки люди и друг друга не едят. Люди, конечно, звереют, когда возникает угроза жизни. Но надеюсь, мои персонажи цивилизованы до такой степени, что не станут есть друг друга, и придумают что-то другое.
— Что сейчас является главной опасностью для Масяни, как для проекта?
— Главной опасностью, все-таки, является ситуация в России: там в последнее время стало немножко трудно вообще что-либо делать на русском языке — куда суваться-то? Про религию — нельзя, про секс — нельзя, про мат — нельзя, про наркотики — нельзя, про бухло — нельзя, про деньги — нельзя! Ничего нельзя: ни про ментов, полицию, правительство, чиновников, хипстеров, хомячков! Там такой список «чего нельзя», что начинаешь потихоньку чувствовать себя участником садомазо, который связан по рукам и ногам.
С другой стороны, меня никто не запирает: плаваешь в этих волнах, пытаешься лавировать, убежать от этого и просто развлекаться, но все равно тебя это настигает! Общее настроение у народа — мрачное, ему не всегда хочется веселиться. Менталитет и общая атмосфера в начале 2000-х были веселее и больше способствовали «хихи-хаха», а сейчас все меньше и меньше. Надеюсь, что Масяней я немного разбавляю такую атмосферу.
— Можно ли назвать Масяню символом поколения?
— В принципе, да, ее можно считать своеобразным символом. Я, конечно, не строил так, чтобы всё это было каким-то символом. Масяня так и не вляпалась ни в какой официоз. Слава Богу или не слава — не знаю. Но в любом случае, она осталась таким неформальным и ненавязчивым символом — что людям, безусловно, импонирует.
— В 2003 году Масяню предлагали выдвинуть в президенты. Если все-таки представить, что героиня заняла бы этот пост, чтобы она сделала первым делом?
— Ну, наверное, отменила бы все дурацкие законы, которые приняли за последние 10 лет. Из них дурацких, наверное, много. Я в этом не очень разбираюсь, но те, которые доходят до меня — очень дурацкие. Конечно, трудно представить себе, чтобы Масяня стала заниматься какой-то политикой серьезно. Может быть, когда она постареет вместе со мной, ей захочется превратиться пикейный жилет, который будет ворчать на всех, раздавать советы, как построить мировой порядок.
— Чего бы Масяня никогда в жизни не сделала?
— О-о-о, наверное, никогда бы не стала замыкаться в себе, замыкать страну в себе. Она не стала бы изолироваться от мира и враждовать. Надо дружить со всеми, все очень просто, и сделать это не так уж и трудно.
Источник: fastcult.ru
Олег Куваев
CHASKOR.RU