Лондонский цикл

Заместитель главы информационного департамента МИДа Мария Захарова является поклонницей не просто церемоний, а чайных церемоний. 
Одной из историй, связанных с этим увлечением, будут теперь поклоняться и читатели «Русского пионера». Наши люди, да нет, бери выше — наши колумнисты за границей показывают такой же класс, как и дома.

ПЕРВЫЙ раз я оказалась в Лондоне, когда еще училась в институте, — в конце 90-х. Это была идея моей мамы, которая считала своим долгом перед тем, как выпустить меня во взрослую жизнь, показать Париж и Лондон. Не думаю, что даже ее прозорливости хватило на предвидение «санкционных списков». Просто она хотела, чтобы я увидела то, о чем столько читала и что столько раз видела в родном Пушкинском, не после, а во время становления мировоззрения.
 
Сказать, что это были непростые для нашей семьи годы, — не сказать ничего. Все ее благополучие осталось в стране под названием «СССР». В новую жизнь удалось взять только квартиру. Остальное приходилось наживать заново. Еще сложнее было с нематериальным наполнением. Новая страна — новые идеалы и ценности, смутные и противоречивые. Одним словом, когда родители сказали, что на зимние каникулы мы едем в Лондон, это было сродни полету на Марс. Кто бы мне тогда сказал, что на определенном этапе моей жизни «полеты на Марс» станут настолько обыденным делом, что тело примет форму самолета, — я бы не поверила. Но тогда — тогда это был космос.
 
Тауэры, бигбены, деккеры, виндзоры и другие достопримечательности — все было, но было перечеркнуто двумя ярчайшими вспышками моего сознания.
 

ВСПЫШКА ПЕРВАЯ
 
Мы много гуляли по городу. Мама со свойственной ей как блестящему искусствоведу скрупулезностью детально проработала маршруты. У нас не было свободного времени даже на то, чтобы понять, устали мы или нет. От музея к музею, от памятника к памятнику, от сада к саду. Впечатления культурными слоями откладывались в голове, тем более что это была вторая страна в моей жизни после семи лет в Китае.
 
Многие впечатления от этих многочасовых культурных марафонов потом слились с рекламными образами Лондона, и сложно было понять, видела ли я это на самом деле или всего лишь на картинках.
 
И вот однажды по пути от одного арт-объекта к другому мы попали в Сити. Не скажу точно, что это было за место. Мне кажется, что-то вроде лондонского суда или арбитража. Старое, даже старинное здание, возможно, в романском стиле, массивный вход, ступени и — это был удар, я встала как вкопанная — люди. Да-да, люди, которые заходили в и выходили из, проходили мимо, ловили такси, выпархивали из кэбов. Таких людей я до этого в своей жизни не встречала. Все, что я видела до этого в Москве и Пекине, не шло ни в какое сравнение с тем, что предстало моему взору в Сити. В других районах Лондона и окрестностях люди тоже изрядно отличались от этих. Это были туристы, мигранты, местные бесшабашные раздолбаи или умиротворенные до пошлости горожане. Поразившие же меня люди были иными. Инакость проявлялась, например, в осанке, из-за которой они все, буквально все казались нереально высокими. Или в безупречно сидящих пальто, скорее всего кашемировых. Или в их походке — уверенной, целеустремленной, наработанной годами, не предполагающей непреодолимых преград. Но больше всего меня поразили их лица, точнее, взгляды. Осмысленность (тогда она встречалась в Европе чаще) делала эти лица красивыми, побеждая задумки природы.
 
Я не могла пошевелиться. Ощущения были такими сильными, что запомнились на всю жизнь. Преобладало осознание собственной ничтожности, ненужности и никчемности. Идентифицировала я саму себя в качестве инородного тела в этом инкубаторе деловитости и целепо-лагания. Надо было идти. А я не могла. Мне хотелось сбросить с себя все эти приземленные куртку, шапку, рюкзак, вытянуться вверх и стать частью стаи «белых лебедей».
 

Конечно, это была иллюзия. Наивная и банальная эмоция совсем не ранней девицы. Но это не важно. Важно, что я поняла, чего хочу и как это должно выглядеть. Я поняла, что хочу такой же осмысленный взгляд и свое ДЕЛО, которому буду следовать с такой же осанкой и такой же уверенной походкой по жизни. Я не давала себе никаких клятв. Потому что мне было страшно даже подумать, что когда-нибудь смогу приблизиться к этой недостижимости.
 
Но мысль промелькнула: «У меня будет такая же работа, к которой я буду стремиться каждое утро, как на самое вожделенное свидание, с горящими глазами и сфокусированным сознанием». Это было мое откровение. Хотя, честно говоря, теперь я понимаю, что до этого момента даже понятия не имела, как выглядит что-то по-настоящему вожделенное.
 

ВСПЫШКА ВТОРАЯ
 
К двадцати годам я была глубоко и искренне не столько заблуждена, сколько убеждена, что главное в своей жизни я уже совершила, собрав в Китае коллекцию керамических чайников из города Исин. Поэтому одним из пунктов нашего культурного набега на Лондон был Bramah Tea & Coffee Museum.
 
Он находился по адресу: 40 Southwark Street, SE1. Для меня, выросшей в музее на Волхонке, там все было в новинку. Первый раз я видела, как музей органично сочетается с кофейней и магазином. Частный музей — для нас это было, да и остается пока не совсем освоенной темой. Для Европы — нормальное явление, музей как продолжение бизнеса.
 
Основателем и владельцем музея был Эдвард Брама, у которого, в отличие от меня, искусство стояло на втором месте после предпринимательства, — он торговал чаем. Коллекция была не уровня V&A, но вполне себе. Мы гуляли по помещению, рассматривали, фотографировали и обсуждали. Как вдруг перед нами появился сухощавый, уже в годах, высокий человек, чем-то напоминающий Этуша. Он явно принадлежал этому месту, знал и любил его. Мы разговорились. Хотя разговором на равных это назвать было сложно. Потому что это и был Брама. А хозяин на то и хозяин, чтобы снисходить. И он снисходил. С достоинством, не без снобизма. Ему было приятно, что иностранные люди с открытыми ртами внимают и с широко открытыми глазами взирают.
 
Ему, конечно, неинтересны были ни мы, ни наши чайники. А хотелось, чтобы были интересны. Я не могу сказать, что он забыл о нас раньше, чем мы покинули зал, потому что у него и в мыслях не было выделять на это даже килобайт своей оперативной памяти. И снова, хотя и по касательной, чиркнуло ощущение: «I am not on board».
 
Музей я запомнила, и Браму тоже.
 
Прошло несколько лет. Пропустим детали, дабы все казалось легким и волшебным. У меня уже появился этот целеустремленный взгляд, правда, еще остались искренние улыбка и хохот. Походка приобрела стремительность, хотя и московская напевность в ней еще звучала. Мой график был расписан, мой ноутбук был востребован, моя жизнь кипела так, что Сити и не снилось, а мои чайники уже выставлялись.
 
И вот однажды я получаю письмо:
 
«Дорогая Мария Захарова. Из сообщений информационных агентств я с интересом узнал, что в России существует и недавно прошла выставка коллекции китайских чайников. Мне интересно узнать о Вас и Вашем увлечении. С наилучшими пожеланиями,
Эдвард Брама».
 
Согласитесь, так не бывает. Вернее, нам всегда кажется, что так не бывает. А на деле оказывается, что бывает еще и не так.
 
Помню, что перечитывала эти строки раз… миллион. В это невозможно было поверить. Тем более что через пару недель наша делегация летела с визитом в Лондон.
 
Я написала Браме, предложила пересечься. Он приехал в Royal Garden Hotel. Мы сидели в лобби, разговаривали на только нам понятные керамические темы. Я видела, как ему было страшно от такого обилия русских, охраны и мигалок. Дела были, видимо, не очень. Наверное, он пытался нащупать возможности для поддержания бизнеса на плаву. Мне это было неактуально, потому что у меня уже было мое ДЕЛО, которому я отдавалась вся без остатка и которое, как ни странно, отвечало взаимностью.
 
Я смотрела на него и не могла поверить, что это все со мной, что это моя и такая настоящая жизнь.

Мария Захарова
Автор
Мария Захарова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе