Русские эльфы, русские гномы: откуда взялись наши мифы о тайных народах и как их следует понимать

Но насколько они далеки от реальности и как относятся к ним ученые-этнографы? Что скрывает ушедшая под землю чудь, куда уплыли онкилоны и почему всё это напрямую связано с нашим освоением окружающего мира? Почитайте, как мифологические «свой» и «чужой» продолжают бороться на карте одной отдельно взятой страны — не то за обладание землей, не то за культурную память.



Белые пятна на карте

Более или менее системное освоение земель, сейчас именуемых Россией, началось достаточно поздно. К тому времени уже были вдоль и поперек исхожены Европа и северная часть Африки вместе с Ближним Востоком — многочисленные народы, о которых можно прочитать в учебниках истории, делили мир и стремились занять в нем свое место. Да и в других регионах происходили изменения. Тем не менее к условному X веку белых пятен на карте оставалось предостаточно, и одно из самых крупных начиналось где-то чуть севернее Волги.

Конечно же, эти территории не были абсолютно пустыми и необитаемыми.


Коренные жители Северной Европы — саамы и многочисленные финно-угорские народы — давно обжились здесь, и даже пришествие славянских племен не стало для них большой проблемой.


Особенно с учетом того, что последние занимались в основном земледелием, а местное население предпочитало другие способы выгодного взаимодействия с природной средой. Вот на этих-то землях и начался один из самых интригующих мифологических процессов — формирование легенд о скрытых народах.


Сам этот фольклорный мотив не то чтобы оригинален. Конечно, степень мифологизации, приписываемые этносу свойства и обстоятельства столкновения с ним могут различаться, но общая идея остается одной и той же: рядом с «нами», живущими здесь и сейчас, постоянно находится кто-то еще, хоть и очень похожий на нас, но совсем другой. Он жил на этой земле до того, как сюда пришли мы, и территория по-прежнему в некотором смысле принадлежит ему.


Просто после нашего появления «кто-то» ушел, но продолжает напоминать о себе.


Легенды об эльфах и феях практически всегда развиваются по похожему сценарию, и люди иногда даже находят экстравагантные подтверждения тому, что в них говорится. Одна из подобных историй вызвала настолько большой резонанс, что сам сэр Конан Дойл мало того что поверил в нее, но и до последнего доказывал, что сделанные двумя девочками фотографии мифического народа никакая не фальсификация, и посвятил этому целую книгу с красноречивым названием The Coming of the Fairies. Другой пример — еще более странное сказание о «зеленых детях», якобы появившихся лет восемьсот назад на поле неподалеку от одной английской деревушки — и описавших «иной» мир. Его населяют «иные» же люди, но иногда он незаметно контактирует с нашим.


Разнообразные легенды о гномах и прочих скрытых от глаз обычного человека существах тоже отлично вписываются в этот контекст.


Вот только возникает вопрос, чего больше в таких историях: вымысла или реальных исторических предпосылок? И в какой момент идея «скрытого народа» становится откровенно мифологизированной, а его представители теряют человеческие черты и перекочевывают в разряд сверхъестественных сущностей?

Ответы на эти вопросы мы найдем в России, а точнее — на севере и на Урале.



Дивьи люди и чудь белоглазая — сказка с очень долгой историей

Дивьи люди — этим сказочно звучащим словосочетанием называли две группы весьма различных существ. И если одни легенды позволяют строить догадки о реальном этносе, сгинувшем в историческом водовороте, то другие откровенно мифологизированы.

В непроходимой чащобе ближайшего леса таится нечто. Оно похоже на человека и поведением, и внешне, его жизнь напоминает деревенский быт обычного крестьянина. У него свой дом, хозяйство, обустроенная территория. Но всё это лежит за границами привычного — и потому в нем больше непонятного и зловещего. И кажется, оно настроено откровенно недружелюбно. Леший. Чаще всего в легендах он предстает именно таким. Дух-хозяин леса может быть похож на человека, но всеми силами стремится разграничить «зоны влияния». Леший не любит чужаков, равно как и тех, кто относится к его владениям без должного почтения: таких он нередко пугает и сбивает с дороги.


Где-то еще глубже обитает архетипическая «Баба-яга» — близкое существо, но намного более враждебное.


Несмотря на сказочную природу этих персонажей, их символическое значение огромно: они отлично иллюстрируют реакцию на встречу с «чужим». И не важно, идет ли речь о чём-то сверхъестественном или всего лишь о человеке, принадлежащем к другой этнической группе.

В основном легенды о дивьих людях распространены на Урале. Иногда они выходят из гор, где обитают постоянно. Их способ связи с нашим миром — пещеры, но до него им, в общем-то, нет дела: контактировать с нами они не стремятся, поскольку и так живут припеваючи. В легендах дивьи люди — носители высокой культуры, а «свет внутри гор у них не хуже солнца». Согласитесь, похоже на традиционное описание гномов? А еще у них небольшой рост и специфическая внешность — сходство налицо! И всё же есть одно обстоятельство, которое позволяет не ограничиваться исключительно мифологической трактовкой подобных сюжетов и рассматривать дивьих людей не только как сверхъестественных обитателей нашей планеты.

Волшебный народ обычно в легендах именуется «чудью» с обязательной припиской «белоглазая». Такие сказания распространены на огромной территории — от Кольского полуострова и Карелии до Ямала — и имеют ряд общих сюжетов.



Чудь уходит, но сохраняет присутствие

Место, где происходит действие легенды, прежде населяла чудь. Она обитала здесь с незапамятных времен, но жила иначе, чем обычные люди, занимающие эту территорию сейчас. Своим домом она считала лес, и все ее промыслы так или иначе были с ним связаны. Говорила на незнакомом языке и имела особую внешность.


С пришествием каждого нового народа чудь забиралась всё глубже и глубже в леса, пока не сгинула вовсе. Ушла под землю в прямом смысле.


Как именно это случилось? Согласно первой, «сказочной», версии, чудь удалилась в некую пещеру, не считая необходимым терпеть докучливое соседство. Второй сценарий более реалистичен: в определенный момент весь «старый народ» забрался в огромную яму, над которой были подпорки, подрубил их и оказался под землей. Столь радикальная мера не только экстравагантный способ скрыться от окружающих, но и намек на одну из самых зловещих практик времен борьбы вокруг церковной реформы — самопогребение старообрядцев. И эта отсылка, кажется, возникает не на пустом месте.


Причина такого ухода чуди прозаична: ее пытались крестить. Правда, и здесь возникает несколько вариаций сюжета. По одной из версий, всё население вокруг земель, на которых оставался жить непокорный народец, уже приняло христианство и стало платить дань русскому царю, а чудь до последнего копила богатство и молилась своим богам. И когда светская и духовная власть начала новое наступление на их анклав, весь народ решился на этнический суицид. Трудно отделаться от ощущения, что такие легенды представляют собой просто до крайности мифологизированные воспоминания о событиях эпохи гонений на старообрядчество.

Другая версия с религией никак не связана, но тоже по-своему логична: чуди стало «негде жить», и она ушла, забрав с собой все накопленные богатства и тайны, которые хранят эти земли.


В такой трактовке волшебная история превращается в рассказ о борьбе двух культур и сопротивлении одной из них ассимиляции.


Подобный сюжет мог возникнуть на любой территории, подвергавшейся колониальной экспансии.

Уход «в гору» и продолжение жизни в некоем подземном мире, разумеется, миф, и разглядеть за метафорической дымкой реальные события здесь вряд ли удастся. Скорее всего, в этом случае произошло слияние двух фольклорных сюжетов: распространенных повсюду легенд о духе места в условиях горного региона и рассказах о чуди.

Впрочем, если варианты с самопогребением представляют собой изложение просто трагического факта (этнос предпочел смерть новым порядкам, его больше нет), то в сказаниях об «уходе в гору» чудь становится «особым участником жизни»: ее до сих пор иногда можно встретить! Небольшого роста люди сторонятся обычного человека и сурово наказывают за попытки проникнуть на их территорию — вызывают обвалы горных пород, мелко и часто пакостят — и при этом остаются незамеченными. Конечно, в такой трактовке чудь обретает дополнительные сверхъестественные силы.


Например, уже в начале XX века была записана необычная легенда: молодой коммунист встречается с представителем «скрытого народа» и обращает внимание на ряд обычных и не очень вещей — мешок с зерном, корыто, почему-то полное крови, и гроб.


Его таинственный собеседник заявляет, что они сулят войну и голод, а потом исчезает в неизвестном направлении, поколебав материалистические убеждения коммуниста. Но подобные легенды весьма малочисленны, а потому их можно считать плодом фантазии, и только. Всё, что остается от чуди, — это загадочные следы (опять же легендарные) и случайные археологические находки.

А еще упоминания в летописях, например в той же «Повести временных лет», слишком уж частые для мифологического народа. Варяги облагают чудь данью, Вещий Олег включает мужчин из этого племени в состав своего войска в походах на Киев и Царьград, да и во время правления Владимира Святого и Ярослава Мудрого оно нет-нет да и упоминается. Кроме того, на картах можно найти несколько географических названий, этимологически связанных с этнонимом «чудь». Самый очевидный пример — Чудское озеро, известное по битве Александра Невского с незадачливыми крестоносцами. Неужели легендарный народ существовал на самом деле?

Ответить на этот вопрос нелегко. С одной стороны, слишком уж велико количество сказаний, чтобы поверить, что чудь не плод мифологического сознания. С другой — всем этим историям можно найти достаточно простое объяснение.

Современные археологи обнаружили на Русском Севере ряд артефактов, не вполне традиционных для здешних мест. Ничего сверхъестественного — просто набор предметов, отличающихся от тех, что типичны для нескольких регионов в районе реки Сухоны: обычные глиняные изделия, подвески из грубо обработанного металла, остатки тканей и утвари. Может, это и есть «наследие» чуди? А как тогда быть с «уходом в землю»?

Объяснение здесь еще более простое: курганы. Подобную технику погребения использовали практически все древние народы, населявшие территорию европейской части России, но постепенно она осталась в прошлом — хотя бы потому, что противоречила христианской традиции. Но курганы сохранились и, вне всяких сомнений, иногда вскрывались.


Можно легко представить себе, как это происходило: какой-нибудь крестьянин раскапывает мешающий распахивать поле курган, думая, что это просто холм, — и находит там человеческий скелет, окруженный непривычными предметами.


Конечно же, мифологическое сознание немедленно воспримет такое открытие как руководство к действию — и легенда складывается сама собой. А если развить эту идею и придать ей масштаб, то получим метафору гибели народа по вполне естественным причинам: они населяли здешние места раньше, но потом ушли в землю (просто умерли), и теперь тут живем мы. «Старые люди» уступили место нынешнему населению. Грубая, совершенно лишенная романтического флера, но логичная трактовка.

Однако у коренных жителей Ямала, почти не контактировавших с населением европейской части России, неожиданно обнаруживаются легенды о народе, который можно считать самым близким родственником чуди, — сииртя.



Соседи чуди: чем дальше в Сибирь — тем больше загадок

В ненецких легендах сииртя прибывают «из-за моря». Сначала они стремятся к изолированной жизни на некоем песчаном острове, но этот клочок земли быстро размывают штормы — и тогда пришлецы переселяются на материк. Здесь происходят их первые контакты с ненцами, но неизвестный народ по-прежнему ведет замкнутый и абсолютно другой образ жизни, да и внешность у новых соседей совершенно особая: землистый цвет кожи, светлые глаза и низкий рост. Финал напоминает историю чуди — собрав все свои богатства, сииртя уходят куда-то в землю, где теперь владеют огромными стадами мамонтов.

Но они продолжают напоминать о себе — ненцы рассказывают об эпизодических встречах с ними (которые считаются удачным знамением), полученных от бывших соседей рекомендациях, предупреждениях (вспомним историю о пророке из дивьих людей и коммунисте) и даже о помощи в борьбе с врагами и злыми силами.


Однако есть и минусы: иногда сииртя воруют улов, если неосторожно оставить его на ночь, или могут увести с собой ребенка, заигравшегося на улице, когда уже стемнело.


Как бы мы ни трактовали весь этот мифологический пласт, возникает вопрос: а кто такие сииртя? Согласно самой распространенной гипотезе — одни из прямых предков ненецкого населения. Или же перед нами своеобразная версия легенды о происхождении народа, возникшая в результате этнической рефлексии. Что, впрочем, неудивительно.

Если мы продолжим путь вдоль побережья Северного Ледовитого океана, то можем услышать сказания еще об одном загадочном народе — онкилонах. Эти легенды немногочисленны и вызывают намного больше вопросов, чем дают ответов. Первые относящиеся к ним сведения были записаны в XIX веке бароном Врангелем, исследовавшим побережье Чукотки. Местные жители регулярно указывали ему на разбросанные повсюду остатки хижин и землянок, сильно отличавшихся от обычного в тех краях жилья, и демонстрировали находки, связанные, как они считали, с онкилонами.


Этот народ проделал тот же исторический путь, что и чудь или сииртя: некогда он занимал большую территорию, но по мере переселения сюда чукчей его ареал обитания сужался. И в конце концов после конфликта последний предводитель онкилонов собрал своих соплеменников и уплыл с ними куда-то за море, где находится загадочный и неизученный остров, который лишь иногда можно видеть с одного из мысов Чукотки.

На первый взгляд история довольно банальная: два народа борются за территорию в крайне сложных природных условиях, и проигравший (возможно, уступающий по численности или техническому развитию) удаляется прочь. И не важно, где находится это «прочь» — под землей или за океаном, — главное, что «не здесь». Изящная метафора исчезновения.


Рассказ чукчей, однако, так поразил Врангеля, что тот отправился на поиски мифического острова, которые, впрочем, оказались бесплодными.


Зато удалось собрать еще больше легенд, составивших отдельную ветвь русской «скрытой географии» — блок легенд о Земле Санникова. Но это уже совсем другая история.

В сказаниях о скрытых народах нет ничего исключительного. Общий для них тезис — они были здесь, но ушли — в большей степени характеризует отношение человека к своему прошлому. Мы все живем на месте тех, кто давно куда-то исчез, — разница лишь в восприятии. Сейчас мы относимся к историческому процессу как к данности: человек рождается, что-то делает, умирает — и такая последовательность повторяется невообразимое количество раз. Меняются и усложняются действия, но и это воспринимается совершенно естественно — точно так же, как стремление объявить ту или иную территорию «своей». Возможно, раньше она и принадлежала кому-то, но сейчас — полностью «наша».

Человеку так проще и удобнее осваивать окружающее пространство. «Свое» — но находящееся в тесном контакте с «чужим». Просто потому, что поблизости всё равно очень много относящегося к другой культуре или даже форме жизни. Тот же лес или океан во многом лишен постоянного человеческого присутствия и поэтому выброшен из числа освоенных территорий. Что, однако, не мешает присутствовать там кому-то еще — возможно, похожему на нас. И при этом совершенно другому.

Поделиться