Я все равно паду на той… Часть четвертая

На этом фоне шла агитация за выход их Союза, вот-вот (в сентябре 1991 года) должен был состояться референдум.

Что-то должно было надломиться, чтобы армяне проголосовали за выход из Союза. Ни обстрел Ноемберяна (апрель - май 1991), ни военные действия с советскими войсками в Карабахе (весна - лето 1991) к такому слому не привели. Летом 1991 года в армянских газетах печатались статьи против выхода из Союза. Оппозиционная газета «Эпоха» попробовала объявить по этому поводу дискуссию. После публикации нескольких статей, авторы которых предостерегали, что выход из Союза опасен для Армении и его навязывают враги, в газете появилось пояснение от редакции, дескать, мы рады бы были напечатать противоположное мнение, чтобы действительно получилась дискуссия, но никто таких статей не приносит.

Референдум

 

Я склонна полагать, что слом общественного мнения произошел под влиянием российского телевидения и особенно программы «Вести», которая вдруг стала удивительно проармянской (в период войны советской армии с армянами!) и которая не упускала не единого случая в своем восьмичасовом выпуске (который в основном и смотрели в Армении, так как вечерний выпуск по местному времени приходился уже на ночь), чтобы похвалить Армению за ее непреклонное стремление к независимости и сообщить, что, прояви Армения в этом вопросе твердость, русские бы стали любить ее еще больше. Говорилось также, что в России уверены, что армяне все как один проголосуют за независимость. Все время предшествовавшее референдуму меня поражала навязчивость этой темы. Боюсь, что эта лесть повлияла на общественное мнение больше, чем обстрелы.

Однозначность выбора Армении трудно объяснить чем-либо, кроме этого «гипноза». Ведь вся опасность независимости вполне осознавалась, а сама независимость ценилась не очень высоко ввиду печально исторического опыта Армении. Я была в Армении весь период перед референдумом, уехала за несколько дней до него и видела, что результат его вовсе не был так предрешен, как об этом говорили СМИ. Я тогда знала только одно, армяне либо все проголосуют «за», либо все проголосуют «против». А голос телеведущей из России все пел и пел свои сладкие песни. Армения подчинилась.

В конце концов, сложилось следующее мнение: «Россия хочет от нас отделиться» и «мы не в праве удерживать Россию около себя». Таким образом, вопрос референдума был фактически переформулирован как вопрос о праве России на независимость от Армении.

Ответить на этот вопрос положительно психологически было не легко, поэтому во всей обстановке референдума чувствовался надрыв. Гремела музыка, на участках для голосования столы ломились от фруктов, а на вопрос к чему вся эта бутафория, организаторы отвечали: «Чтобы легче прошло». То есть, пусть будет как под наркозом.

Кожей ощущалась тоска расставания и обида за то, что русские этого так и не поняли... Затем это настроение притупилось, смешалось с общим тревожным чувством. Наступил новый поворот в судьбе Армении — что там, за поворотом?

 

Ностальгия

 

С 1992 года начинается рост ностальгии по России. В 1992–1994 годах можно было услышать рассуждения, что американцы не годятся русским в подметки и что «Россия — это воздух, которым мы дышим». Политика властей Армении в этот период умеренно антирусская, они пытаются помириться с Турцией и найти себе покровителей среди западных держав. Но к народу Армении эта политика имела слабое отношение. В целом эти годы — период прострации. В 1992 — череда неудач на фронте, сдан райцентр Мардакерт, крупные населенные пункты Шаумяновск и Геташен. Затем — ужасы блокады. Ереван без электричества, отопления, газа. Страх длинных темных холодных ночей. Нищета. Один только хлеб на завтрак, на обед и на ужен. Но это еще не то время, когда возникло ощущение, что Россия может окончательно отдалиться от Армении.

Оно пришло примерно в 1994 году. Возникло реальное ощущение того, что Россия не интересуется делами Армении и готова сбросить ее как ненужный балласт. Высказывания российских политических деятелей вполне поддавались такой интерпретации. После интервью посла России в Армении в газете «Голос Армении» была опубликована статья под красноречивым заголовком «Чужой посол родной России». Через месяц после нее — статья давшая старт аналогичным публикациям на несколько лет вперед. «Какая Армения нужна России?». «В условиях, когда прорусская ориентация Армении уже ни у кого не вызывает сомнений точно так же, как пробуждение если не имперских, то, во всяком случае, великодержавных устремлений Москвы, когда наши мелкие шажки в сторону Запада, а временами и Турции воспринимаются скорее как безобидные детские шалости, невольно задаешься вопросом: а насколько окончателен этот выбор? И самое главное: если все мы такие основательно прорусские, то можно ли говорить о проармянской ориентации нынешних правителей России?»[1] — писал ее автор.

Эта публикация сохранилась в моем архиве потому, что это была одна из первых статей (мне кажется, самая первая) на данную тему, выдержанных в подобной тональности (и тогда эти слова воспринимались почти трагически, как крик отчаяния, тем более, что там говорилось, что русские не простят армянам независимости уже никогда впредь не будут считать армян своими), но такие рассуждения в той же тональности продолжались из месяца в месяц, из года в год. Их авторы не решаются зайти ни на шаг дальше, но все равно читались уже как антирусские. Альтернативного союзника, союз с которым был бы ценностно оправдан, просто нет. Опора на «мировое сообщество» читателями отвергается, равно как и разговоры о постоянном прагматическом лавировании. Это противоречит политической мифологии армян. Результат подобных публикаций был обратным ожидаемому: идея союзничества все крепче формулировалась в качестве стереотипа армянского народного политического мышления. Говорилось в статье о том, что возврата назад нет (перед референдумом Левон Тер-Петросян, уговаривая своих соотечественников испробовать независимое существование, говорил о том, что если не понравится, всегда можно вернуться). Говорилось о деятелях армянской культуры, которых любовно взращивала империя и о том, что никогда больше не будет ни человеческого интереса к Армении и равных отношений с ней. Ей уготовлена судьба колонии, не более того.

 

И вот тогда впервые в Ереване стала как заклинанье звучать песня со словами: «Россия, я верю в твою силу. Узнаешь ты, где правда, а где ложь. Россия, наступит день, Россия, И ты святые крылья обретешь».

 

Песни ереванских кофеин и ереванских маршруток

 

История тех песен, которые крутятся в ереванских маршрутках и кафе очень увлекательна. Крутится обычно то, что нравится хозяевам заведения, чаще всего вовсе небогатым, или шоферу. Поэтому до некоторой степени подбор песен отражает умонастроение простых людей.

В первые перестроечные годы в ереванских уличных кафе преобладал армянский фольклор и боевые песни армянских фидаи. Русской эстрада была, но наравне с модной англоязычной. Это была та же самая эстрада, что и в России. С 1991 года англоязычная эстрада практически исчезает. Русскоязычная меняется. Это любо грустные песни об ушедшей любви, либо бравые патриотическо-белогвардейские.

Примерно с 1992 года в ереванских уличных кафе звучат наравне с белогвардейскими песнями блатные. В течение следующих пяти лет русский «блатняк» составляет чуть не половину песенного репертуара Еревана. Солидный пласт составляли белогвардейские песни. Очень редко звучали армянские народные песни, но сохранилась армяноязычная эстрада. Очень немного — обычная русская эстрада, но вся в минорных тонах. При почти полном отсутствии англоязычных песен, все более популярными становились французские песни и музыка, главным образом, Джо Дассен и оркестр Поля Мариа (Шарль Азнавур — не в счет, так как он армянин, и его слушали и слушают всегда). Я не могу понять почему, но мне кажется, что наиболее ностальгично звучал именно «блатняк», именно он отражал душевный надрыв народа.

Русские патриотические песни звучали все откровенней. В кафе на центральном проспекте любили гонять песенку: «Прощай родная станица, эх, держись заграница!» Однажды один из моих знакомых задумчиво прокомментировал: «Интересно, что по этому поводу должен думать честный эстонец». Изредка в общественном транспорте включались песни типа: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». Вообще было много старых песен, эстрады 60 — 70-х годов. Это звучало на фоне довольно напряженных политических отношений с Россией и на фоне умеренно антирусского курса тогдашнего армянского руководства, когда русский язык был признан за иностранный (сейчас, русский опять преподают во всех школах и обычно называют не иностранным, а вторым языком). Тогда я услышала одну старую песнь, которая показалась мне ключом для объяснения обилия русскоязычной эстрады: «И только песня остается с человеком, песня друг, товарищ навсегда».

С песней же «Россия, я верю в твою силу» происходили просто чудеса. До 1998 года она звучала четыре года подряд постоянно. В 1996 году в начале лета беспрестанно крутилась песенка с примерно такими словами (я цитирую по памяти): «Не надо ехать в Штаты, здесь тоже можно жить богато, прости, мама, я русского люблю». Вдруг в один день песня исчезла из всех кафе, маршруток, магазинчиков. Недели три — четыре о России не было никаких песен. И вдруг снова: «Россия, я верю в твою силу». Мне показалось тогда, что армяне просто не вынесли такой коммерциализации отношений.

Летом 1997 год в кафе вообще не звучали песни — по какой-то причине это было строго запрещено. Я слышала, что песни в кафе запретили, потому что это главным образом русские песни. Тем не менее, судя по маршруткам и просто по тому, что доносилось из открытых окон, много слушали белогвардейских песен и особенно «Гусарскую рулетку», начинающуюся словами «На зеленом столе казино, что Российской империей называлось вчера еще... » Эта тема жребия, смертельно опасной игры. Она становилась все более навязчивой. И вот в самом конце лета подписан российско-армянский договор (никогда бы не могла подумать, что на него так сильно будут реагировать простые люди) — снова в разных местах «Россия, я верю в твою силу». Эта песня звучала как аплодисменты. За один день в моем дворе ее прокрутили семь ( ! ) раз !

С этого момента исчезают тревожные песни, и «блатняк», и белогвардейские. В 1998 году 70—80 % уличных песен составляла обычная российская эстрада. Мне показалось это признаком спада тревожности, проявлением успокоенности, что Россия не уходит.

В Ереване есть как бы «официальное» место прокручивания эстрады. Это — Поющие Фонтаны на центральной площади города — площади Республики. Это что-то вроде эстрадного официоза. И в советское время, и в последующие годы там звучали песни почти только на армянском языке. С конца лета 1997 года, Поющие Фонтаны практически поют только по-русски.

Я хочу уточнить следующее. Если на улице провести опрос, где напрямую задавать вопросы об отношении к России, никакой подобной картины не получится. Вам скажут, что в России армян обижают, что необходимо учить английский язык (теперь, когда русский язык в школах снова стал обязательным так говорить легко). Но мне кажется, что уличная эстрада больше говорит о подлинном настроении людей. Ведь когда выбирают, какую кассету поставить на магнитофон, не думают о том, как это будет оцениваться, что кто-то этот факт будет анализировать. Ее просто ставят для себя и своих посетителей, чтобы было близко душе. Почему в стране, где все твердят о необходимости знать английский язык, почти вообще не слушают англоязычных песен? Может быть потому, что английский нужен для дела, а русские песни помогают расслабиться и выразить свое настроение? И насколько искренне звучит «Россия, я верю в твою силу» в обычном ереванском дворе, где ее по идее должны услышать только армяне.

Песни расскажут о том, что вам не скажут словами.

 

* * *

 

[1] Какая Армения нужна России? // Голос Армении. 10 сентября 1994 года.

RussianJournal

Поделиться
Комментировать