Агин-иллюстратор, Агин-толкователь: художник, показавший, как выглядели Чичиков и компания

Его имя нашим современникам практически ни о чем не говорит, хотя иллюстрации этого художника к «Мертвым душам» выдержали множество переизданий и стали, по сути, классикой. 

Вспышка таланта Александра Агина была непродолжительной, но очень яркой, оставившей заметный след в отечественной культуре.


Составитель дореволюционного, посвященного творчеству художника, исследования Константин Кузьминский писал, что Агин был побочным сыном офицера Кавалергардского полка Алексея Елагина, «который по обычаю бар того времени, дал ему часть своей фамилии и отчество». Документальных свидетельств о матери не сохранилось. Трудно сказать, как сложилась бы судьба мальчика, если б отец не взял его под свое крыло. «Елагин не бросил, подобно тысячам других помещиков, на произвол своего сына, но позаботился об его образовании».

По словам Кузьминского, способности к рисованию Саша проявил в юные годы. Вероятно, он брал уроки прежде, чем поступил в Академию художеств (1834), а там довольно быстро продемонстрировал свое умение рисовать. В 1836 году на академической выставке показал «Этюд с Аполлона» и тут же был зачислен в класс исторической и портретной живописи к самому Карлу Брюллову. Это событие стало знаковым: мэтр оказал на Агина огромное влияние — как хорошее, так и пагубное. «Дурная сторона творчества Брюллова, — утверждал Кузьминский, — заключалась в отсутствии исторической верности изображаемого сюжета, в неумении придавать изображаемым типам их национальные особенности, в нежелании считаться с географическими и климатическими условиями. Не меньшим его недостатком следует считать известную холодность и неодухотворенность его картин. Зато в своих достоинствах он не имел соперников: никто не мог сравниться с ним в совершенстве рисунка, в умении дать эффектное освещение и придать почти скульптурную выпуклость изображаемым фигурам».

К периоду обучения у «Карла Великого» относится карандашный рисунок, запечатлевший маститого наставника и его воспитанников. Изображен среди них и Александр Агин, и это — единственный известный нам портрет.

Повлияла на будущего мастера и сама академия. Преподававшие там профессора ценили в живописи не колористические эффекты, а хороший рисунок, считавшийся «признаком и талантливости, и образованности художника».

В область буйного разноцветья в свое время начали уходить барбизонцы (они первыми стали работать не в студии, а на пленэре), затем — импрессионисты, фовисты, экспрессионисты, однако в первой половине XIX века именно рисунок представлял собой основу основ, костяк живописи, и тут Агин достиг впечатляющих успехов. В 1839-м он завершил обучение, получив звание учителя рисования в гимназиях. Кузьминский предполагает, что в преподаватели он тогда не пошел, а занялся иллюстрацией.

В середине 1845 года были опубликованы его литографированные рисунки к книжке «Дедушка Крылов», в начале 1846-го — «Ветхий Завет в картинах». В то время талантливый оформитель был пенсионером Общества поощрения художников. Оно-то и поручило выполнить иллюстрации к Священному Писанию. В предшествовавшем выпуску книги отчете строгие, лаконичные рисунки характеризовались обществом так: «Они могут выдержать строгую критику во всех отношениях, ибо отличаются обдуманною композицею, верностью рисунка и выразительностью фигур». По выходе в свет «Ветхого Завета» члены объединения опубликовали похвалу в адрес художника: «Сочинения восьмидесяти двух библейских сюжетов обнаруживает самобытность и зрелость мощного таланта... Агин умел дать этим очеркам столько выразительности, оригинальности и занимательности, что, невзирая на назначение этого издания преимущественно для юношества, оно должно обратить на себя внимание всех возрастов... Агин доказал, что он художник мыслящий, с любовью преданный своему искусству, что он владеет техникой его, не боится труда огромного, многолетнего, требующего постоянных усилий, обширной начитанности и утомительных умственных соображений».

В академии также поддержали самобытного графика, заявив, что его рисунки «сделали бы честь всякому художнику». Лестные отзывы появились и в прессе, а император Николай I пожаловал Александру Агину бриллиантовый перстень. И хотя, как утверждал Кузьминский, рисункам не хватало точности в исторических и географических деталях, все равно это был настоящий успех.

1846 год стал звездным для Александра Алексеевича. Тогда были опубликованы его первые иллюстрации к «Мертвым душам», и подобные выпуски стали еженедельными.

Созданию рисунков предшествовала любопытная история. Автор начал над ними работать вскоре после первой публикации гоголевской поэмы. Идея показать их граду и миру принадлежала известному граверу Евстафию Бернардскому, который обратился к Гоголю с просьбой передать права на второе издание «Мертвых душ». Живший тогда в Риме писатель неожиданно отказался: «Есть много причин, вследствие которых не могу, покамест, входить в условия ни с кем. Между прочим, во-первых, потому, что второе издание первой части будет только тогда, когда оно выправится и явится в таком виде, в каком ей следует явиться; во-вторых, потому, что по странной участи, постигавшей издание моих сочинений, выходила всегда какая-нибудь путаница, или бестолковщина, если я не сам и не при моих глазах печатал. А в-третьих, я враг всяких политипажей и модных выдумок. Товар должен продаваться лицом, и нечего его подслащивать этим кондитерством. Можно было бы допустить излишество этих родов только в таком случае, когда оно слишком художественно. Но художников-гениев для такого дела не найдешь; да притом нужно, чтобы для того и самое сочинение было классическим, приобревшим полную известность, вылощенным, конченным и не наполненным кучею таких грехов, как мое».

И тем не менее Бернардский был полон решимости опубликовать приглянувшиеся ему рисунки. В итоге решил печатать их без текста, по четыре в каждом выпуске. Как писал Кузьминский, на издание подписались немногие, но в числе подписчиков были именитые особы: представители царской семьи, министры, аристократы. После публикации 18 выпусков (72 рисунков) дело было приостановлено — не хватало денег. Тогда Евстафий Ефимович обратился в Академию художеств, попросив выдать ему «600 рублей серебром единовременно». Просьба была удовлетворена, но опубликование по какой-то причине не возобновилось.

Агину удалось избежать «кондитерства», которого так опасался Гоголь. График в период расцвета своего творчества находился под влиянием реалистов, а навеянные Брюлловым образы отошли на второй план. Критик Валериан Майков в журнале «Отечественные записки» отмечал: «Наши живописцы не только не придают лицам выражение, не свойственное русским... но и в самых ничтожных мелочах портят дело желанием придать яркость и блеск натуре мрачной, забывая, что осмыслить и согреть свой рисунок могли бы они именно строгою передачею этих невыгодных свойств избранной ими природы, разумея, что в ней много тайной прелести для каждого зрителя, потому что она, эта природа, серая, матовая, отразилась в физиономии обитателей. То же можно сказать о костюмах... Что за чудные цвета, что за мягкие, отливистые ткани на синих армяках и пунцовых сарафанах, какие характерные, заломленные на бок шапки, какие прочные, сверкающие орудия, какая полная блестящая упряжь на лошадях!.. Удивительно богато, крайне пестро и потому самому вовсе не так, как в действительности. Все эти недостатки должен предусмотреть тот, кто взялся иллюстрировать «Мертвые души», где на каждом шагу надо иметь дело с фигурами не причесанными, с ландшафтом угрюмым с декорациями оборванными, поношенными, потертыми».

По мнению Майкова, именно Агину удалось избежать «недостатков»: искусный график «понял картинность описаний Гоголя, бездну красок, потраченных на эти описания, и все достоинства его поэмы». Правда, критик сожалел о том, что автор рисунков оставил без внимания многие колоритные сцены, которые так и просились «на карандаш»: сравнение чиновников на балу у губернатора с мухами, изображение сада Плюшкина... (По словам Кузьминского, основное внимание художник уделял эпизодам, связанным с главной интригой поэмы, то есть с покупкой мертвых душ.) Критиковал Майков и созданный Агиным образ Чичикова. Гоголь, как известно, довольно скупо описал внешность главного героя: «Не красавец, но и не дурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». По мнению Валериана Николаевича, художник не всегда прислушивался к словам автора «Мертвых душ», порой изображал «фигуру отвратительную, неуклюжую, толстую и решительно карикатурную». Зато портреты других персонажей критику понравились, особенно — Собакевича и Плюшкина: «Г. Агин вполне выразил в своих рисунках идею скупости во всем ее страшном величии».

После первых публикаций иллюстрации оказались забыты на полвека, и лишь переиздание в 1892 году принесло им настоящую славу. Их неоднократно печатали вплоть до начала Первой мировой, а суммарный тираж составил не менее 100 тысяч экземпляров.

«Мертвые души» с этими рисунками публиковали и в советское время: в 1930-е (дважды), а также после Великой Отечественной. Замечательные картинки завоевали любовь нескольких поколений наших читателей. Кузьминский был прав, когда писал, что Александр Агин «задал своими иллюстрациями тон... конкретизировал идеи Гоголя и тем облегчил задачу художников, работавших после него». Действительно, впоследствии многие авторы-оформители если и не копировали агинские образы, то во многом опирались на них.

Его «звездный час», увы, длился недолго, творческая активность продолжалась в целом пять или шесть лет. По окончании работы над «Мертвыми душами» Александр Агин начал сотрудничать с периодическими изданиями. Рисунки делались в спешке и, как утверждал Кузьминский, были лишены тонкости. Многие вещи график не подписывал, и установить их авторство теперь весьма трудно. В 1848 году журнал, где он печатался, прекратил свое существование, художественная деятельность мастера вскоре оказалась прервана. По неизвестным причинам он решил оставить данное поприще. Одним из поводов мог стать малый заработок. Вероятно, существовали мотивы и нематериального характера.

Александр Алексеевич подался в морские охотники, а в 1853-м был принят на должность учителя рисования в Неранжированный Владимирский Киевский кадетский корпус, где прослужил вплоть до 1864-го. Затем ушел в отставку согласно прошению по болезни. Последние годы, по словам одного из учеников, провел в крайней бедности.

Изучавший его жизнь и творчество Константин Кузьминский справедливо заметил: «Забыт Агин как человек, имя его затерялось в списках похороненных на одном из Киевских кладбищ, но Агина-иллюстратора, Агина — толкователя Гоголя русское общество не может, не должно забыть».

Автор
Анна АЛЕКСАНДРОВА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе