Глава королевской канцелярии, милейшая Констанца Йорга, сообщила мне по телефону, что на железнодорожной станции Обонн в швейцарском кантоне Во меня "встретят". Однако я никак не ожидал, что это будет сам человек-легенда.
Король Михай был реальным участником и творцом исторических событий. Он обедал с Гитлером и пил чай с Муссолини, стал кавалером советского ордена Победы и едва ли не в одиночку противостоял Сталину. За последние несколько лет мне посчастливилось не раз встречаться с ним как в Швейцарии, так и в Бухаресте, где у королевской семьи в собственности небольшой Елизаветинский дворец. В этом году король Михай отмечает свое 90-летие.
— Ваше Величество, 23 августа 1944 года вы вошли в историю, когда арестовали маршала Иона Антонеску, военного диктатора и фактического правителя Румынии, и разорвали союз с нацистской Германией. Как это было?
— Когда я проснулся утром 23 августа, то не был уверен, что доживу до следующего дня. Но я твердо решил вывести Румынию из ее союза с Гитлером. Армии Сталина были на пороге Румынии, фронт рушился, и население было по горло сыто войной.
Я вызвал маршала и его однофамильца, вице-премьера и министра иностранных дел Михая Антонеску, во дворец. Когда они приехали, я изложил им свое видение ситуации: Румыния должна просить Советский Союз, Великобританию и Соединенные Штаты о перемирии. Антонеску ответил: "Я должен сначала проконсультироваться с Гитлером". И тогда я сказал: "Ну что же, ничего не поделаешь". Это был сигнал моему адъютанту, капитану Думитреску, который вошел в комнату в сопровождении трех унтер-офицеров. Они объявили Антонеску: "Вы арестованы!" Маршал был в ярости. "Я не могу оставить страну в руках ребенка!" Он стал кричать на генерала Константина Сэнэтэску, шефа моей военной канцелярии, будущего премьера. Антонеску увели, а я немедленно приступил к формированию нового правительства. В тот же день самолеты люфтваффе бомбили Бухарест. Королевский дворец оказался под особым прицелом — на него сбросили несколько бомб. Гитлер всегда ненавидел меня, и вообще монархическую идею, потому что монарх — это символ легитимности и преемственности власти. Этого фюрер не мог перенести, потому что сам-то он захватил власть.
— Правда ли, что Антонеску временно заперли в комнате, где ваш отец, король Кароль Второй, хранил коллекцию марок?
— Да. На самом деле это была даже не комната, а огромный бронированный сейф. Кстати, марок там к тому моменту уже не было. В августе 1944 года отец уже пятый год жил в изгнании, куда вместе с ним переехали и его многочисленные коллекции.
— Ваша биография уникальна — вы дважды становились королем. Сначала в 1927 году в возрасте шести лет, а затем в 1940 году, когда вам было 19. Как это сказалось на вашей жизни?
— Первый раз я взошел на престол после смерти моего деда, короля Фердинанда. Дело в том, что в 1925 году, когда мне было четыре года, король Фердинанд принудил моего отца, наследного принца Кароля, отказаться от права на престол и всех титулов, а затем выслал его из страны. Причиной стал скандальный роман отца с Еленой Лупеску, дочерью аптекаря и разведенной женой армейского офицера. Его брак с моей мамой, принцессой Еленой, распался быстро, и когда отец уже три года как жил в ссылке, Верховный суд Румынии утвердил развод в 1928 году. Я смутно помню это время, потому что был совсем маленьким. Королевские функции выполнял регентский совет, в который входила и мама.
— Но ваш отец вернулся в 1930 году, и все изменилось...
— Совершенно точно. Двумя годами позже, в разгар мирового экономического кризиса, отец неожиданно приехал в Румынию и потребовал от парламента вернуть ему престол. Парламентарии подчинились. Так я вновь превратился в наследного принца. Тогда встал вопрос о том, кто будет королевой Румынии. Отец не мог официально жениться на "мадам Лупеску", как называло его любовницу бухарестское общество, и возвести ее на трон. Он захотел аннулировать развод с мамой, формально провозгласить ее королевой, показываться с ней на протокольных мероприятиях, но при этом продолжать жить с Лупеску. Мать не могла принять столь унизительное предложение и заявила, что покинет страну. "Пожалуйста, но только сына я оставлю себе!" — ответил отец. C 1930 по 1940 год меня отпускали повидать маму, которая жила в Италии, на один месяц в году.
— Что происходило остальные 11 месяцев?
— Я был вынужден скрепя сердце вымученно улыбаться окружению отца и терпеть присутствие Лупеску. Я тогда научился глубоко скрывать свои чувства. Это была суровая школа практической психологии. До государственных дел меня не допускали. Нет, конечно, формально меня ознакомили с конституционным устройством и законодательством страны, но о практической политике я имел смутное представление...
— Тогда к власти в Румынии рвались фашиствующие националисты — "Легион Михаила Архангела", или "Железная гвардия". Им сочувствовали многие политики и военные. Что вы помните об этой эпохе?
— Было очень неспокойно. "Железная гвардия" развернула кампанию террора против королевского двора, убивала военачальников, министров и премьеров. В то же время румынские коммунисты, которые получали инструкции из Москвы, тоже не сидели сложа руки и вели свою подрывную работу. Король, мой отец, балансировал между конституционной обязанностью сохранить парламентскую систему и нарастающим хаосом, наложившимся на мировой экономический кризис. В 1938 году он попытался перехватить инициативу у "Железной гвардии" и провозгласил "королевскую диктатуру". Но она долго не продержалась. В 1940 году Сталин, после пакта с Гитлером, потребовал от Румынии передать СССР Бессарабию (нынешнюю Молдавию.— "О") и Северную Буковину. Отец попросил вмешаться Гитлера, но тот с Кремлем отношения портить не хотел и умыл руки. Румынии пришлось подчиниться ультиматуму. Это вызвало возмущение в стране, нестабильность достигла пика. Отцу пришлось назначить кабинет из числа сторонников "Железной гвардии".
— Но это ему не помогло...
— Не помогло. Генерал Ион Антонеску к тому времени приобрел немалый авторитет, хотя отец отправил его в ссылку, а фактически под арест в один из монастырей. Но в сентябре 1940 года политический кризис приобрел такие масштабы, что отец вынужден был освободить Антонеску и назначить его премьером. На улицах к этому моменту творился полный хаос, стреляли прямо под окнами дворца. Антонеску потребовал от отца отказаться от большинства королевских полномочий в его пользу.
— 6 сентября 1940 года Антонеску пошел дальше и заставил короля Кароля подписать акт об отречении. Как это случилось?
— Очень просто и быстро все произошло. Отец меня пригласил во дворец и сообщил, что вынужден покинуть страну. Чуть позже в присутствии патриарха Румынской православной церкви Никодима я принял присягу и вновь стал королем.
— Считается, что Антонеску, по примеру фюрера взявший себе титул "кондукэтор", то есть "вождь", хотел вообще низложить монархию. Но популярность королевской семьи в народе, и особенно у крестьян, была столь велика, что он решил оставить короля номинальным главой государства.
— Антонеску меня не уважал и фактически игнорировал. Но он сделал одно хорошее дело — разрешил маме вернуться в Бухарест и присвоил ей титул "королева-мать".
— Королева Елена была для вас и мамой, и самым близким другом, и политическим советником, ведь так?
— Совершенно верно. Дни, проведенные с нею, были самыми счастливыми в моей жизни. Она была уникальной личностью. Говорю это не потому, что я ее сын. Мама была глубоко верующим человеком и всегда придерживалась высоких моральных принципов. У нее в характере было нечто, что я назвал бы моральной интуицией. Она очень четко умела отличать добро от зла.
— Ваше Величество, а Гитлер каким запомнился?
— Вы знаете, я не говорю по-немецки. Я впервые увидел это чудовище, когда мы с отцом посетили его после государственного визита в Великобританию в 1938 году. В следующий раз я коротко встречался с ним в компании мамы в январе 1941 года, по пути в Италию. Мама поддерживала разговор, потому что она-то как раз говорила по-немецки хорошо. Гитлер, как всегда, слушал только самого себя и говорил больше всех. Он и его окружение произвели на меня отвратительное впечатление. Знаете, я даже с Муссолини чувствовал себя более непринужденно. По крайней мере, я мог с ним говорить по-итальянски.
— В 1941 году Румыния объявила войну СССР, ее войска оккупировали Одессу, воевали в Крыму. Вам теперь это не кажется ошибкой?
— Это решение принимал Антонеску, со мной даже не консультировались. Хотя скажу, что румынский народ очень переживал аннексию Бессарабии СССР, поэтому война за ее возвращение пользовалась популярностью. А вот то, что Антонеску дал Гитлеру втянуть Румынию в затяжную войну, привело к катастрофе. Я по просьбе Антонеску выезжал на фронт вручать награды солдатам. Побывал тогда в Ливадии, в том самом дворце, где скончался мой двоюродный прадед, император Александр Третий. Мог ли я предположить, что в феврале 1945 года Сталин, Рузвельт и Черчилль будут там же, в Ливадии, обсуждать границы сфер влияния в послевоенной Европе и отдадут Румынию Сталину.
— Но Сталин наградил вас орденом Победы — за вклад в разгром нацизма. Кстати, где он?
— Хранится в банковском сейфе.
— А что было потом?
— С 1944 по 1947 год Румыния жила в сюрреалистической атмосфере. Правительство и государственный аппарат прибрали к рукам коммунисты, но главой государства формально оставался король, то есть я. В какой-то момент я объявил "забастовку" и отказался подписывать указы кабинета министров.
— В Бухаресте я был в вашем кабинете в Елизаветинском дворце. Он ведь остался практически таким же, как и в тот день, когда сталинский эмиссар Андрей Вышинский орал на вас.
— Он требовал, чтобы я подчинился Москве, и посмел стучать на меня кулаком. Я попросил его покинуть дворец. Вышинский был до того взбешен, что буквально выбежал из комнаты. Он так хлопнул дверью, что отвалился кусок штукатурки и с грохотом упал на пол.
— 30 декабря 1947 года вас вынудили отречься от престола. Как это произошло?
— Лидер коммунистов Георге Георгиу-Деж и премьер Петру Гроза, который хоть коммунистом сам не был, но с ними ладил, попросили принять их для обсуждения, как они выразились, "семейного дела". Я думал, что они хотят обсудить мою помолвку с принцессой Анной. Вместо этого Гроза и Георгиу-Деж положили передо мной проект манифеста об отречении и попросили подписать его в течение получаса. Я сказал им: "Это так не делается! Народ должен выразить свою волю". Но они ответили довольно грубо: "У нас нет на это времени!"
— То есть выбора фактически не было?
— Никакого. Гроза и Георгиу-Деж угрожали казнить студентов, арестованных незадолго до этого во время антикоммунистической демонстрации в Бухаресте. Я выглянул в окно и увидел, что охрана дворца заменена на военных из лояльной коммунистам дивизии, да еще переодетых в советскую форму. На здание были нацелены артиллерийские орудия. Я не хотел цепляться за власть ценой людских жизней и подписал манифест. Когда подпись была поставлена, Гроза похлопал себя по карману, в котором оказался пистолет и нагло ухмыльнулся. Сказал: "Я не хотел повторения судьбы Антонеску".
— Менее чем через 48 часов вы стали изгнанником...
— Нас лишили гражданства и оставили без средств к существованию. Чтобы выжить, мне в жизни приходилось и разводить кур, и работать летчиком-испытателем, и даже побывать в роли биржевого маклера. Но и в изгнании были моменты счастья. В 1948 году в Афинах мы с принцессой Анной поженились, и она разделила со мной почти полвека испытаний. Но мы всегда верили, что коммунизм в один прекрасный день рухнет.
— Это и произошло — режим Чаушеску пал в декабре 1989 года. В конце концов вам вернули гражданство, официальный статус и даже часть имущества. Какова, с вашей точки зрения, главная проблема стран, переживших опыт коммунизма?
— Циничное отношение граждан к жизни, политике и политикам. Все думают, что вокруг только коррупция и грязь. Мы обязательно должны восстановить доверие к государственным и общественным институтам. А еще меня беспокоит отсутствие традиций. Старые уничтожены, новые пока не возникли. В конечном счете это вопрос веры, не обязательно религиозной, хотя лично для меня вера в Бога — самое главное в жизни. Нужно восстановить веру в политику и политиков, веру в общественные институты, веру в способность народа изменить жизнь к лучшему.
— Вы часто путешествуете по Румынии. Как вас принимают и воспринимают?
— Принимают всегда исключительно тепло, особенно в сельской местности. Я не люблю официальных речей и всегда прошу: "Просто задавайте мне вопросы". Некоторые люди говорят: "Какой вы, Ваше Величество, демократичный!" Но причем здесь демократизм? Ведь для человека это так естественно — общаться с другими людьми!..
Богатая родословная
Досье
Король Михай принадлежит к роду Гогенцоллерн-Зигмаринген, родственному семье Гогенцоллернов, прусских королей и германских императоров. Его представитель, принц Карл, стал в 1866 году первым королем Румынии, приняв имя Кароля Первого. В 1914 году румынский трон перешел к его племяннику Фердинанду. В семье его сына — наследного принца Кароля и принцессы Елены, дочери короля Греции Константина Первого,— родился в 1921 году Михай Гогенцоллерн. Среди его предков по линии отца была дочь российского императора Александра Второго — Мария Александровна, родная сестра императора Александра Третьего.
Константин Эггерт
Огонек