Как советская кинематография сняла свой первый хит и оказалась не готова к его успеху
18 декабря 2020 ● Журнал "Коммерсантъ Weekend" №43 от 18.12.2020, стр. 8
Заграничный триумф и советский провал «Броненосца "Потемкин"».
Фото: Мосфильм
24 декабря 1925 года в Большом театре состоялся торжественный первый показ «Броненосца "Потемкин"» Сергея Эйзенштейна. Фильм к 20-летию первой русской революции произвел такой фурор, что спустя месяц его с помпой выпустили в прокат и одновременно отправили покорять Германию. За границей фильм стал настоящей сенсацией, и именно это обстоятельство помешало его успеху у массового советского зрителя. Weekend рассказывает, как смотрели фильм в СССР и за его пределами и почему заграничный триумф обернулся домашним провалом
Москва
Кинотеатр «Художественный», украшенный к премьере «Броненосца "Потемкин"», 1926
Фото: pastvu.com/sputnik124
24 декабря 1925 года у Иверских ворот перед Историческим музеем заглох мотоцикл. С него спрыгнул молодой человек и с коробкой под мышкой бегом понесся к зданию Большого театра. Молодым человеком был 22-летний Григорий Александров, тогда еще начинающий кинематографист: до его «Веселых ребят» с Любовью Орловой в главной роли оставалось девять лет. В коробке была последняя часть «Броненосца "Потемкин"», которую Александров закончил монтировать за полчаса до этого. Мотоцикл он достал накануне, чтобы оперативно перемещаться между зданием Первой госкинофабрики на Житной улице (бывшей кинофабрики одного из пионеров русского кино и продюсера Александра Ханжонкова, где располагались монтажные мастерские Госкино) и Большим театром, где 24 декабря 1925 года должен был состояться первый показ «Броненосца "Потемкин"». К тому моменту, как у Александрова заглох мотоцикл, показ уже шел, поэтому Александров бежал. Фильм, заказанный к юбилею революционных событий 1905 года, доделывали в страшной спешке. Первые смонтированные части в Большой повезли режиссер Сергей Эйзенштейн и его оператор Эдуард Тиссэ. Александров должен был успеть доставить финал до того, как закончат показывать предыдущие части. Александров успел.
«Когда я взбегал по лестницам к кинобудке, меня поразил гром аплодисментов, доносившийся из зала. Но успех превратился в подлинный триумф, когда на экране появился поднимающийся на мачту "Потемкина" красный революционный флаг. Да, это был действительно красный флаг в черно-белой картине — мы раскрасили его красными чернилами. Зал поднялся, и зрители устроили овацию нашему фильму. Оркестр прекратил играть — все равно ничего не было слышно. Музыканты приветствовали картину вместе со всеми зрителями». Так позднее вспоминал Александров начало триумфа «Броненосца "Потемкин"».
Эффект был тем более ошеломительный, что фильм показывали весьма искушенной аудитории. Показ завершал торжественное заседание ВЦИКа, посвященное юбилею революции 1905 года: в Большом присутствовала вся партийная верхушка. Помимо нее здесь был и весь цвет нового левого искусства: от режиссеров Льва Кулешова и Дзиги Вертова до поэта Владимира Маяковского. Некоторые были не слишком впечатлены (среди них Кулешов и Абрам Роом), но большинство присутствовавших признали фильм несомненным революционным хитом и грандиозным успехом 27-летнего режиссера, успевшего к тому времени снять «Стачку», которая вызвала далеко не такую восторженную реакцию. По легенде, сразу после премьеры в офис Госкинофабрики нагрянул Владимир Маяковский, потребовавший немедленно выпустить «Броненосца» в прокат. Изначально о прокате речь не шла — обсуждались бесплатные показы по случаю юбилейных торжеств, но меньше месяца спустя дело было запущено.
Такого продакшена Москва еще не видела. Плакаты для фильма рисовал сам Александр Родченко, на фасаде кинотеатра «Художественный» установили макет броненосца, всех работников нарядили в тельняшки, в холле играли революционные гимны. Премьера в «Художественном» прошла 18 января 1926 года. Конкуренция в прокате была серьезная: в том же январе в московских кинотеатрах шел «Робин Гуд» с любимой советскими людьми голливудской звездой Дугласом Фэрбенксом в главной роли. Уже за первую неделю «Потемкину» удалось потеснить «Робина Гуда»: первый фильм посмотрело около 70 тыс. человек, второй — около 55 тыс. За следующие две недели количество зрителей достигло 300 тыс.— почти 15% жителей Москвы того времени. Казалось, у советского кино появился первый настоящий хит, который ждет триумфальное шествие по городам Советского Союза. Вышло иначе.
20 мая 1926 года, спустя пять месяцев после показа в Большом, в «Правде» было опубликовано письмо читателя из Винницы, который интересовался, почему «Броненосец "Потемкин"» не показывают на Украине. Ответ можно было найти в том же номере на той же полосе: к этому моменту фильм шел в Берлине в 25 кинотеатрах по четыре раза в день. Советскому же зрителю имеющихся прокатных копий просто не хватало. Успех фильма был настолько впечатляющим, что советская киноиндустрия оказалась к нему не готова.
Берлин
Джон Хартфилд. Обложка рекламного буклета к показу «Броненосца "Потемкин"» в Берлине, 1926
Фото: John Heartfield
В Берлине, с которого началось победоносное шествие «Потемкина» по миру, фильм увидели практически одновременно с Москвой. Вскоре после показа в Большом негатив фильма Эйзенштейна был доставлен в столицу Германии — советское руководство представило его для закупки за рубежом. Фильм впервые показали на закрытом сеансе в честь двухлетней годовщины смерти Ленина — 21 января 1926 года. Среди гостей того показа был издатель Вилли Мюнценберг, которому предстояло сыграть в мировом прокате «Броненосца "Потемкин"» решающую роль.
В 1921 году по инициативе Мюнценберга — немецкого коммуниста и видного деятеля Коминтерна — был организован Межрабпом («Международная рабочая помощь»): первоначально его целью была помощь голодающим Поволжья, но вскоре он стал финансировать различные направления культурной деятельности. В 1928 году возникнет один из наиболее успешных его проектов — советско-германская кинокомпания «Межрабпомфильм», которая выпустит некоторые из лучших советских фильмов («Путевка в жизнь», «Рваные башмаки», «Три песни о Ленине»). Но в 1926 году Мюнценберг делал только первые подступы к кино: узнав, что немецкая компания «Ллойд» не включила в договор о закупке советских фильмов «Броненосец "Потемкин"», он предложил создать фирму под патронажем Межрабпома, которая будет прокатывать фильм на Западе. Так возник концерн «Прометеус», который в конце февраля подписал контракт с Совкино и купил единственный негатив фильма.
Чтобы получить лицензию на прокат, фильм должен был пройти цензурную комиссию. Первая версия была забракована 17 марта: департамент по делам кино Германии постановил, что фильм «представляет угрозу общественному спокойствию и порядку». Мюнценберг решение обжаловал — повторное заседание комиссии было назначено на 10 апреля. Уже 18 марта в Берлин прилетел Эйзенштейн — официально, чтобы «изучать организацию, методы работы и техническое оснащение немецких киностудий», на самом деле — чтобы доработать «Потемкина» для комиссии. 10 апреля фильм снова не прошел комиссию, но на этот раз департамент по делам кино представил список цензурных рекомендаций: к концу месяца они были выполнены, и 29 апреля в бывшем мюзик-холле «Аполлон» прошла официальная премьера «Потемкина». Эйзенштейна на ней не было: за три дня до этого он улетел из Берлина — закончились деньги.
«Уже после первых двадцати минут показа в головах у берлинцев (после проигранной революции, выигранной инфляции, после маршей и путчей) забурлило. То, что они увидели на экране, было их собственной, хотя и потерпевшей поражение революцией. Это мясо с червями они тоже ели во время войны, эти казаки — это же ведь их рейхсвер, их Носке и различные отряды штурмовиков. Полицейским в их устрашающей амуниции было не по себе. Шум в зале, с которым публика громко и коллективно принимала участие в происходящих на экране событиях, таил в себе угрозу готового вот-вот разразиться восстания. И когда мятежные матросы смогли уплыть на своем корабле непобежденными, публика впала в оргию одобрения, выражавшуюся в восторженных криках, реве и аплодисментах. Ни у одного полицейского в мире тут не было бы никаких шансов. Их разорвали бы на куски».
Так описывал берлинскую премьеру «Потемкина» режиссер Ганс Рихтер. Вместе с ним на берлинской премьере был, например, и король Швеции Густав V. В советской прессе ликовали: «В Берлине на просмотре "Потемкина" присутствовал шведский король и так хлопал — чуть себе руки не отбил. По этому поводу правая "Дойче альгемейне цейтунг" с отчаянием вздымала руки к небу: если уж король хлопает революционной картине — что делать нам? Разве пулю себе в лоб пустить?» Главный триумф был, однако, впереди. В мае в рейхстаг было внесено предложение запретить «Потемкина» за «восхваление насилия, возбуждение недовольства против власти и подстрекательство масс»: фильм «в неприкрашенном виде подготавливает введение большевизма», говорилось в воззвании против демонстрации фильма. Лион Фейхтвангер по этому поводу писал в дневнике: «Запрещать все это бессмысленно. Оно существует, оно живет, мы вдыхаем его вместе с воздухом, это другой, новый мир. Отрицать существование этого мира глупо».
Советская пресса придерживалась того же мнения: сообщения о возможности запрета были встречены с неподдельным восторгом. Успех в Берлине и до этого был воспринят как показатель блестящей победы на Западе, но сообщения о запрете превращали фильм в грозное оружие мировой революции. Кино наконец-то начинало оправдывать звание важнейшего из искусств.
Мир
Эдуард Тиссэ на съемках «Броненосца "Потемкин"», 1925
Фото: Источник: КЗ. №110
Заграничный успех не был вовсе неожиданностью: фильм, посвященный 20-летию первой русской революции, с самого начала планировался с расчетом на мировую аудиторию. 17 марта 1925 года ЦИК постановил, что заказ на создание центрального фильма к годовщине революции нужно передать Сергею Эйзенштейну,— тот только что закончил свой первый полнометражный фильм «Стачка», который газета «Правда» вскоре назовет «первым революционным произведением нашего экрана», а жюри Всемирной выставки в Париже 1925 года наградит золотой медалью. Сценарий поручили писать заслуженной революционерке Нине Агаджановой (член РСДРП с 1907 года): она планировала охватить русско-японскую войну, революционные события в Петербурге и бои в Москве, но Эйзенштейн, которому на создание фильма оставалось около полугода, решил сосредоточиться на одном эпизоде сценария. В результате в центре фильма оказался вооруженный мятеж на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», в ходе которого матросы, взбунтовавшись из-за протухшего продовольствия, захватили корабль и направили его в Одессу, где уже шли антиправительственные выступления. За художественное оформление фильма назначили отвечать Казимира Малевича, за музыкальное — Всеволода Мейерхольда. Последний даже специально ездил в Италию, чтобы уговорить Сергея Прокофьева сочинить для фильма симфонию. С Прокофьевым в результате не сложилось, но сама попытка уговорить знаменитого композитора, семь лет назад бежавшего из революционной России, написать музыку к революционному фильму была показательна: фильм планировали с мировым размахом, и надежды себя оправдали. После берлинской премьеры Эйзенштейн стал самым модным режиссером в мире, а «Броненосец "Потемкин"» — самым обсуждаемым фильмом.
Следующей после Берлина покоренной столицей стал Лондон. Туда копия «Потемкина» приехала в мае 1926 года, в разгар Всеобщей стачки — крупнейшей политической забастовки шахтеров в истории страны. Фильм, разумеется, тут же был запрещен, но запрет (в Англии «Потемкина» разрешат прокатывать только в 1954 году), конечно, лишь способствовал распространению фильма на подпольных собраниях компартии — смотреть его будут приезжать даже из Франции. В Париже премьеру провели официально, в киноклубе искусствоведа и теоретика кино Леона Муссинака, большого поклонника Эйзенштейна (именно он устраивал во Франции показы «Стачки») и вообще советского кино,— в 1927 году он посетит Советский Союз и напишет книгу о новом революционном кино. После просмотра фильма режиссер Марсель Л’Эрбье даже предложил учредить Нобелевскую премию за кино и тут же вручить ее Эйзенштейну. После парижского показа, если верить историку Грэхему Робертсу, французские власти сжигали все копии «Потемкина», до которых им удавалось добраться: фильм «угрожал французским национальным идеям». В Америке фильм был запрещен во многих штатах, но тоже демонстрировался на закрытых показах. Его главными пропагандистами были голливудские звезды немого кино Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс. Где они его увидели — чинно на берлинской премьере или у себя дома на простыне во время подпольного показа,— точно неизвестно. Но оба были так впечатлены увиденным, что летом 1926 года приехали в Советский Союз, чтобы заманить Эйзенштейна в Голливуд.
В Германии после премьеры быстро добились запрета на просмотр фильма для военнослужащих («опасность для военной дисциплины»), а в июле 1926 года запретили вовсе. Отдельно запрещали музыку Эдмунда Майзеля, заказанную ему для берлинской премьеры (в Советском Союзе после неудачи с Прокофьевым премьеру озвучили компромиссным Бетховеном). Несмотря на все это, «Потемкин» демонстрировался в Германии в количестве 67 копий, прокатчики заработали 1 млн рейхсмарок. Фильм был запрещен в Испании, Бельгии, Дании и Италии, с успехом прошел в Австрии, Швейцарии и Швеции. Единственными, кто остался в стороне от этого победного шествия советской кинематографии, оказались советские зрители — большая их часть о величии «Потемкина» могла узнать только из газет.
СССР
Съемочная группа «Броненосца "Потемкин"» на борту броненосца «Двенадцать апостолов», Одесса, 1925
Фото: РИА Новости
«Победоносно пройдя мимо всех своих врагов в виде бездарных фильмов, середнячков, как принято выражаться, мимо "нейтральных", то есть 100% обывательских, наконец, мимо всех тех фильмов, которые наша печать бранила справа и слева, "Броненосец «Потемкин»" не смог дойти до советского зрителя, а ушел, как и его великий предтеча, правда, не к берегам Румынии, а в лапы германских кинопромышленников. Короче говоря, успех за границей так вскружил голову нашим кинодельцам, что они ничтоже сумняшеся продали негатив за границу, в Германию, с правом получить копии. А пока что ограниченное количество копий, находящихся у нас в СССР, пришло в ветхость, лучшие из них имеют лишь 40% годности. Возобновить показ фильма в наших рабочих клубах, а они этого настойчиво требуют, нельзя. Приезжающим рабочим делегациям, демонстрируя эти экземпляры, мы последовательно показываем, что мы умеем делать и как мы умеем портить то хорошее, что сделали». Так ситуацию с прокатом «Потемкина» в Советском союзе в 1926 году описывала «Красная газета».
К лету 1926 года, на фоне грандиозных успехов фильма за границей, ситуация с прокатом главного советского фильма в Советском Союзе была абсурдной. Прогремев в стране сразу после премьеры, он довольно быстро был забыт советской прессой. Снова писать про «Потемкина» стали только после европейского успеха, но к этому моменту в стране почти не осталось копий фильма. За пленками гонялись как за сокровищем.
Заведующий музыкальным отделом Театра Мейерхольда Лео Арнштам описывал в воспоминаниях, как за копией охотился сам Мейерхольд. Летом 1926 года его театр застрял в Одессе, и Мейерхольд приехал в Москву, чтобы срочно раздобыть денег. Для этого он решил устроить в помещении своего театра кинотеатр и выпустить в повторный прокат «Броненосец "Потемкин"». Сделать это оказалось непросто — последнюю копию фильма удалось обнаружить в одной-единственной прокатной конторе в Москве, да и там Мейерхольда пытались отговорить: «Когда мы пришли в прокатную контору и Мейерхольд объявил о своем намерении взять "Броненосца", на него глядели как на малоопасного чудака. "Всеволод Эмильевич,— урезонивали его,— дело-то гиблое! Уж поверьте нам. Сейчас, летом, революционная картина, да еще при такой конкуренции…" Однако, как ни пытались прокатчики "спасти" Мейерхольда, он стоял на своем и к тому же в заключение сделал полководческий жест: "Берем,— упрямо сказал он,— и берем монопольно! На неделю!"» В результате нужную сумму на вызволение театра Мейерхольду удалось собрать за две недели. На самом деле идея показывать «Потемкина» вряд ли казалось такой уж дикой — за месяц до этого в повторный прокат фильм вышел в одном из кинотеатров Госкино, но сама ситуация чудесного обнаружения последней копии показательна — фильм действительно оказался к этому моменту раритетом.
Славе «Потемкина» в СССР способствовали не только заграничные успехи, но и голливудские звезды: в конце июля 1926 года в Москву, как уже говорилось, приехали Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс. Столица впала в «психоз пикфордистов»: толпа встречающих на Белорусско-Балтийском вокзале дошла до Тверской, а крики киноманов под окнами «Савоя» на Рождественке, где остановились Пикфорд и Фэрбенкс, были слышны даже в Доме Союзов на углу Охотного ряда и Большой Дмитровки, где проходило торжественное прощание с Феликсом Дзержинским. По Москве Пикфорд и Фэрбенкс перемещались в сопровождении Эйзенштейна и не скрывали восторга от «Потемкина», что повышало престиж фильма даже в глазах тех, кто предпочитал голливудское кино советскому.
В 1928 году в своей книге «Кино на Западе и у нас» нарком просвещения Анатолий Луначарский писал, что «Потемкин» в советском прокате провалился, а кинотеатры стали показывать его только после успеха фильма за границей. То же преступное пренебрежение к советскому кино он видел и в других примерах: «Очень хорошая картина Эйзенштейна "Октябрь" провалилась повсюду, в том числе в рабочих кварталах. Изумительная "Мать" Пудовкина, настоящий шедевр русского кинематографа, прошла в Москве очень тускло». В случае «Потемкина», однако, проблема была не в том, что прокатчики предпочитали иностранные фильмы, а в том, что его невозможно было достать. Для создания каждой копии требовалось 2000 м пленки — своего производства в СССР не было, пленку закупали за границей. В 1923 году шли переговоры с немецкой компанией AGFA об организации производства на территории СССР, но они ни к чему не привели, в 1926 году договор о строительстве предприятия по производству пленки удалось заключить с Французским акционерным обществом пластических производств, но строительство затянется до начала 30-х. Вплоть до этого момента (да и после) советское кино будет метаться между настойчивыми требованиями руководства увеличить производство советских фильмов, чтобы активнее использовать пропагандистский потенциал кино, и катастрофической нехваткой средств для того, чтобы технически обеспечить этот рост. «Броненосец "Потемкин"» был в этом смысле образцовым советским фильмом: он был первым безусловным триумфом советского киноискусства и одновременно — провалом советского кинопроизводства. Еще в конце 1926 года в СССР существовали целые районы, где фильм не показывали вообще. В Одессе, где фильм снимался, его выпустили в прокат только в 1927 году, когда вся страна уже праздновала другой важнейший юбилей.
Фильм к десятилетию Великой Октябрьской революции тоже поручили снимать Эйзенштейну. «Октябрь» тоже торжественно показали в Большом (7 ноября 1927 года) и в 1928-м выпустили в прокат, к которому на этот раз отнеслись серьезнее. Допустить, чтобы советский зритель узнавал о победах советского кино из репортажей с зарубежных премьер, было нельзя: фильм показывали по всей стране и впервые в истории Советского Союза советский кинохит одновременно обсуждали и ростовский «Молот», и вятская «Правда», и «Вечерняя Москва», и Луначарский со Шкловским.
24 декабря 1925 года в Большом театре состоялся торжественный первый показ «Броненосца "Потемкин"» Сергея Эйзенштейна. Фильм к 20-летию первой русской революции произвел такой фурор, что спустя месяц его с помпой выпустили в прокат и одновременно отправили покорять Германию. За границей фильм стал настоящей сенсацией, и именно это обстоятельство помешало его успеху у массового советского зрителя. Weekend рассказывает, как смотрели фильм в СССР и за его пределами и почему заграничный триумф обернулся домашним провалом
Москва
Кинотеатр «Художественный», украшенный к премьере «Броненосца "Потемкин"», 1926
Фото: pastvu.com/sputnik124
24 декабря 1925 года у Иверских ворот перед Историческим музеем заглох мотоцикл. С него спрыгнул молодой человек и с коробкой под мышкой бегом понесся к зданию Большого театра. Молодым человеком был 22-летний Григорий Александров, тогда еще начинающий кинематографист: до его «Веселых ребят» с Любовью Орловой в главной роли оставалось девять лет. В коробке была последняя часть «Броненосца "Потемкин"», которую Александров закончил монтировать за полчаса до этого. Мотоцикл он достал накануне, чтобы оперативно перемещаться между зданием Первой госкинофабрики на Житной улице (бывшей кинофабрики одного из пионеров русского кино и продюсера Александра Ханжонкова, где располагались монтажные мастерские Госкино) и Большим театром, где 24 декабря 1925 года должен был состояться первый показ «Броненосца "Потемкин"». К тому моменту, как у Александрова заглох мотоцикл, показ уже шел, поэтому Александров бежал. Фильм, заказанный к юбилею революционных событий 1905 года, доделывали в страшной спешке. Первые смонтированные части в Большой повезли режиссер Сергей Эйзенштейн и его оператор Эдуард Тиссэ. Александров должен был успеть доставить финал до того, как закончат показывать предыдущие части. Александров успел.
«Когда я взбегал по лестницам к кинобудке, меня поразил гром аплодисментов, доносившийся из зала. Но успех превратился в подлинный триумф, когда на экране появился поднимающийся на мачту "Потемкина" красный революционный флаг. Да, это был действительно красный флаг в черно-белой картине — мы раскрасили его красными чернилами. Зал поднялся, и зрители устроили овацию нашему фильму. Оркестр прекратил играть — все равно ничего не было слышно. Музыканты приветствовали картину вместе со всеми зрителями». Так позднее вспоминал Александров начало триумфа «Броненосца "Потемкин"».
Эффект был тем более ошеломительный, что фильм показывали весьма искушенной аудитории. Показ завершал торжественное заседание ВЦИКа, посвященное юбилею революции 1905 года: в Большом присутствовала вся партийная верхушка. Помимо нее здесь был и весь цвет нового левого искусства: от режиссеров Льва Кулешова и Дзиги Вертова до поэта Владимира Маяковского. Некоторые были не слишком впечатлены (среди них Кулешов и Абрам Роом), но большинство присутствовавших признали фильм несомненным революционным хитом и грандиозным успехом 27-летнего режиссера, успевшего к тому времени снять «Стачку», которая вызвала далеко не такую восторженную реакцию. По легенде, сразу после премьеры в офис Госкинофабрики нагрянул Владимир Маяковский, потребовавший немедленно выпустить «Броненосца» в прокат. Изначально о прокате речь не шла — обсуждались бесплатные показы по случаю юбилейных торжеств, но меньше месяца спустя дело было запущено.
Такого продакшена Москва еще не видела. Плакаты для фильма рисовал сам Александр Родченко, на фасаде кинотеатра «Художественный» установили макет броненосца, всех работников нарядили в тельняшки, в холле играли революционные гимны. Премьера в «Художественном» прошла 18 января 1926 года. Конкуренция в прокате была серьезная: в том же январе в московских кинотеатрах шел «Робин Гуд» с любимой советскими людьми голливудской звездой Дугласом Фэрбенксом в главной роли. Уже за первую неделю «Потемкину» удалось потеснить «Робина Гуда»: первый фильм посмотрело около 70 тыс. человек, второй — около 55 тыс. За следующие две недели количество зрителей достигло 300 тыс.— почти 15% жителей Москвы того времени. Казалось, у советского кино появился первый настоящий хит, который ждет триумфальное шествие по городам Советского Союза. Вышло иначе.
20 мая 1926 года, спустя пять месяцев после показа в Большом, в «Правде» было опубликовано письмо читателя из Винницы, который интересовался, почему «Броненосец "Потемкин"» не показывают на Украине. Ответ можно было найти в том же номере на той же полосе: к этому моменту фильм шел в Берлине в 25 кинотеатрах по четыре раза в день. Советскому же зрителю имеющихся прокатных копий просто не хватало. Успех фильма был настолько впечатляющим, что советская киноиндустрия оказалась к нему не готова.
Берлин
Джон Хартфилд. Обложка рекламного буклета к показу «Броненосца "Потемкин"» в Берлине, 1926
Фото: John Heartfield
В Берлине, с которого началось победоносное шествие «Потемкина» по миру, фильм увидели практически одновременно с Москвой. Вскоре после показа в Большом негатив фильма Эйзенштейна был доставлен в столицу Германии — советское руководство представило его для закупки за рубежом. Фильм впервые показали на закрытом сеансе в честь двухлетней годовщины смерти Ленина — 21 января 1926 года. Среди гостей того показа был издатель Вилли Мюнценберг, которому предстояло сыграть в мировом прокате «Броненосца "Потемкин"» решающую роль.
В 1921 году по инициативе Мюнценберга — немецкого коммуниста и видного деятеля Коминтерна — был организован Межрабпом («Международная рабочая помощь»): первоначально его целью была помощь голодающим Поволжья, но вскоре он стал финансировать различные направления культурной деятельности. В 1928 году возникнет один из наиболее успешных его проектов — советско-германская кинокомпания «Межрабпомфильм», которая выпустит некоторые из лучших советских фильмов («Путевка в жизнь», «Рваные башмаки», «Три песни о Ленине»). Но в 1926 году Мюнценберг делал только первые подступы к кино: узнав, что немецкая компания «Ллойд» не включила в договор о закупке советских фильмов «Броненосец "Потемкин"», он предложил создать фирму под патронажем Межрабпома, которая будет прокатывать фильм на Западе. Так возник концерн «Прометеус», который в конце февраля подписал контракт с Совкино и купил единственный негатив фильма.
Чтобы получить лицензию на прокат, фильм должен был пройти цензурную комиссию. Первая версия была забракована 17 марта: департамент по делам кино Германии постановил, что фильм «представляет угрозу общественному спокойствию и порядку». Мюнценберг решение обжаловал — повторное заседание комиссии было назначено на 10 апреля. Уже 18 марта в Берлин прилетел Эйзенштейн — официально, чтобы «изучать организацию, методы работы и техническое оснащение немецких киностудий», на самом деле — чтобы доработать «Потемкина» для комиссии. 10 апреля фильм снова не прошел комиссию, но на этот раз департамент по делам кино представил список цензурных рекомендаций: к концу месяца они были выполнены, и 29 апреля в бывшем мюзик-холле «Аполлон» прошла официальная премьера «Потемкина». Эйзенштейна на ней не было: за три дня до этого он улетел из Берлина — закончились деньги.
«Уже после первых двадцати минут показа в головах у берлинцев (после проигранной революции, выигранной инфляции, после маршей и путчей) забурлило. То, что они увидели на экране, было их собственной, хотя и потерпевшей поражение революцией. Это мясо с червями они тоже ели во время войны, эти казаки — это же ведь их рейхсвер, их Носке и различные отряды штурмовиков. Полицейским в их устрашающей амуниции было не по себе. Шум в зале, с которым публика громко и коллективно принимала участие в происходящих на экране событиях, таил в себе угрозу готового вот-вот разразиться восстания. И когда мятежные матросы смогли уплыть на своем корабле непобежденными, публика впала в оргию одобрения, выражавшуюся в восторженных криках, реве и аплодисментах. Ни у одного полицейского в мире тут не было бы никаких шансов. Их разорвали бы на куски».
Так описывал берлинскую премьеру «Потемкина» режиссер Ганс Рихтер. Вместе с ним на берлинской премьере был, например, и король Швеции Густав V. В советской прессе ликовали: «В Берлине на просмотре "Потемкина" присутствовал шведский король и так хлопал — чуть себе руки не отбил. По этому поводу правая "Дойче альгемейне цейтунг" с отчаянием вздымала руки к небу: если уж король хлопает революционной картине — что делать нам? Разве пулю себе в лоб пустить?» Главный триумф был, однако, впереди. В мае в рейхстаг было внесено предложение запретить «Потемкина» за «восхваление насилия, возбуждение недовольства против власти и подстрекательство масс»: фильм «в неприкрашенном виде подготавливает введение большевизма», говорилось в воззвании против демонстрации фильма. Лион Фейхтвангер по этому поводу писал в дневнике: «Запрещать все это бессмысленно. Оно существует, оно живет, мы вдыхаем его вместе с воздухом, это другой, новый мир. Отрицать существование этого мира глупо».
Советская пресса придерживалась того же мнения: сообщения о возможности запрета были встречены с неподдельным восторгом. Успех в Берлине и до этого был воспринят как показатель блестящей победы на Западе, но сообщения о запрете превращали фильм в грозное оружие мировой революции. Кино наконец-то начинало оправдывать звание важнейшего из искусств.
Мир
Эдуард Тиссэ на съемках «Броненосца "Потемкин"», 1925
Фото: Источник: КЗ. №110
Заграничный успех не был вовсе неожиданностью: фильм, посвященный 20-летию первой русской революции, с самого начала планировался с расчетом на мировую аудиторию. 17 марта 1925 года ЦИК постановил, что заказ на создание центрального фильма к годовщине революции нужно передать Сергею Эйзенштейну,— тот только что закончил свой первый полнометражный фильм «Стачка», который газета «Правда» вскоре назовет «первым революционным произведением нашего экрана», а жюри Всемирной выставки в Париже 1925 года наградит золотой медалью. Сценарий поручили писать заслуженной революционерке Нине Агаджановой (член РСДРП с 1907 года): она планировала охватить русско-японскую войну, революционные события в Петербурге и бои в Москве, но Эйзенштейн, которому на создание фильма оставалось около полугода, решил сосредоточиться на одном эпизоде сценария. В результате в центре фильма оказался вооруженный мятеж на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», в ходе которого матросы, взбунтовавшись из-за протухшего продовольствия, захватили корабль и направили его в Одессу, где уже шли антиправительственные выступления. За художественное оформление фильма назначили отвечать Казимира Малевича, за музыкальное — Всеволода Мейерхольда. Последний даже специально ездил в Италию, чтобы уговорить Сергея Прокофьева сочинить для фильма симфонию. С Прокофьевым в результате не сложилось, но сама попытка уговорить знаменитого композитора, семь лет назад бежавшего из революционной России, написать музыку к революционному фильму была показательна: фильм планировали с мировым размахом, и надежды себя оправдали. После берлинской премьеры Эйзенштейн стал самым модным режиссером в мире, а «Броненосец "Потемкин"» — самым обсуждаемым фильмом.
Следующей после Берлина покоренной столицей стал Лондон. Туда копия «Потемкина» приехала в мае 1926 года, в разгар Всеобщей стачки — крупнейшей политической забастовки шахтеров в истории страны. Фильм, разумеется, тут же был запрещен, но запрет (в Англии «Потемкина» разрешат прокатывать только в 1954 году), конечно, лишь способствовал распространению фильма на подпольных собраниях компартии — смотреть его будут приезжать даже из Франции. В Париже премьеру провели официально, в киноклубе искусствоведа и теоретика кино Леона Муссинака, большого поклонника Эйзенштейна (именно он устраивал во Франции показы «Стачки») и вообще советского кино,— в 1927 году он посетит Советский Союз и напишет книгу о новом революционном кино. После просмотра фильма режиссер Марсель Л’Эрбье даже предложил учредить Нобелевскую премию за кино и тут же вручить ее Эйзенштейну. После парижского показа, если верить историку Грэхему Робертсу, французские власти сжигали все копии «Потемкина», до которых им удавалось добраться: фильм «угрожал французским национальным идеям». В Америке фильм был запрещен во многих штатах, но тоже демонстрировался на закрытых показах. Его главными пропагандистами были голливудские звезды немого кино Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс. Где они его увидели — чинно на берлинской премьере или у себя дома на простыне во время подпольного показа,— точно неизвестно. Но оба были так впечатлены увиденным, что летом 1926 года приехали в Советский Союз, чтобы заманить Эйзенштейна в Голливуд.
В Германии после премьеры быстро добились запрета на просмотр фильма для военнослужащих («опасность для военной дисциплины»), а в июле 1926 года запретили вовсе. Отдельно запрещали музыку Эдмунда Майзеля, заказанную ему для берлинской премьеры (в Советском Союзе после неудачи с Прокофьевым премьеру озвучили компромиссным Бетховеном). Несмотря на все это, «Потемкин» демонстрировался в Германии в количестве 67 копий, прокатчики заработали 1 млн рейхсмарок. Фильм был запрещен в Испании, Бельгии, Дании и Италии, с успехом прошел в Австрии, Швейцарии и Швеции. Единственными, кто остался в стороне от этого победного шествия советской кинематографии, оказались советские зрители — большая их часть о величии «Потемкина» могла узнать только из газет.
СССР
Съемочная группа «Броненосца "Потемкин"» на борту броненосца «Двенадцать апостолов», Одесса, 1925
Фото: РИА Новости
«Победоносно пройдя мимо всех своих врагов в виде бездарных фильмов, середнячков, как принято выражаться, мимо "нейтральных", то есть 100% обывательских, наконец, мимо всех тех фильмов, которые наша печать бранила справа и слева, "Броненосец «Потемкин»" не смог дойти до советского зрителя, а ушел, как и его великий предтеча, правда, не к берегам Румынии, а в лапы германских кинопромышленников. Короче говоря, успех за границей так вскружил голову нашим кинодельцам, что они ничтоже сумняшеся продали негатив за границу, в Германию, с правом получить копии. А пока что ограниченное количество копий, находящихся у нас в СССР, пришло в ветхость, лучшие из них имеют лишь 40% годности. Возобновить показ фильма в наших рабочих клубах, а они этого настойчиво требуют, нельзя. Приезжающим рабочим делегациям, демонстрируя эти экземпляры, мы последовательно показываем, что мы умеем делать и как мы умеем портить то хорошее, что сделали». Так ситуацию с прокатом «Потемкина» в Советском союзе в 1926 году описывала «Красная газета».
К лету 1926 года, на фоне грандиозных успехов фильма за границей, ситуация с прокатом главного советского фильма в Советском Союзе была абсурдной. Прогремев в стране сразу после премьеры, он довольно быстро был забыт советской прессой. Снова писать про «Потемкина» стали только после европейского успеха, но к этому моменту в стране почти не осталось копий фильма. За пленками гонялись как за сокровищем.
Заведующий музыкальным отделом Театра Мейерхольда Лео Арнштам описывал в воспоминаниях, как за копией охотился сам Мейерхольд. Летом 1926 года его театр застрял в Одессе, и Мейерхольд приехал в Москву, чтобы срочно раздобыть денег. Для этого он решил устроить в помещении своего театра кинотеатр и выпустить в повторный прокат «Броненосец "Потемкин"». Сделать это оказалось непросто — последнюю копию фильма удалось обнаружить в одной-единственной прокатной конторе в Москве, да и там Мейерхольда пытались отговорить: «Когда мы пришли в прокатную контору и Мейерхольд объявил о своем намерении взять "Броненосца", на него глядели как на малоопасного чудака. "Всеволод Эмильевич,— урезонивали его,— дело-то гиблое! Уж поверьте нам. Сейчас, летом, революционная картина, да еще при такой конкуренции…" Однако, как ни пытались прокатчики "спасти" Мейерхольда, он стоял на своем и к тому же в заключение сделал полководческий жест: "Берем,— упрямо сказал он,— и берем монопольно! На неделю!"» В результате нужную сумму на вызволение театра Мейерхольду удалось собрать за две недели. На самом деле идея показывать «Потемкина» вряд ли казалось такой уж дикой — за месяц до этого в повторный прокат фильм вышел в одном из кинотеатров Госкино, но сама ситуация чудесного обнаружения последней копии показательна — фильм действительно оказался к этому моменту раритетом.
Славе «Потемкина» в СССР способствовали не только заграничные успехи, но и голливудские звезды: в конце июля 1926 года в Москву, как уже говорилось, приехали Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс. Столица впала в «психоз пикфордистов»: толпа встречающих на Белорусско-Балтийском вокзале дошла до Тверской, а крики киноманов под окнами «Савоя» на Рождественке, где остановились Пикфорд и Фэрбенкс, были слышны даже в Доме Союзов на углу Охотного ряда и Большой Дмитровки, где проходило торжественное прощание с Феликсом Дзержинским. По Москве Пикфорд и Фэрбенкс перемещались в сопровождении Эйзенштейна и не скрывали восторга от «Потемкина», что повышало престиж фильма даже в глазах тех, кто предпочитал голливудское кино советскому.
В 1928 году в своей книге «Кино на Западе и у нас» нарком просвещения Анатолий Луначарский писал, что «Потемкин» в советском прокате провалился, а кинотеатры стали показывать его только после успеха фильма за границей. То же преступное пренебрежение к советскому кино он видел и в других примерах: «Очень хорошая картина Эйзенштейна "Октябрь" провалилась повсюду, в том числе в рабочих кварталах. Изумительная "Мать" Пудовкина, настоящий шедевр русского кинематографа, прошла в Москве очень тускло». В случае «Потемкина», однако, проблема была не в том, что прокатчики предпочитали иностранные фильмы, а в том, что его невозможно было достать. Для создания каждой копии требовалось 2000 м пленки — своего производства в СССР не было, пленку закупали за границей. В 1923 году шли переговоры с немецкой компанией AGFA об организации производства на территории СССР, но они ни к чему не привели, в 1926 году договор о строительстве предприятия по производству пленки удалось заключить с Французским акционерным обществом пластических производств, но строительство затянется до начала 30-х. Вплоть до этого момента (да и после) советское кино будет метаться между настойчивыми требованиями руководства увеличить производство советских фильмов, чтобы активнее использовать пропагандистский потенциал кино, и катастрофической нехваткой средств для того, чтобы технически обеспечить этот рост. «Броненосец "Потемкин"» был в этом смысле образцовым советским фильмом: он был первым безусловным триумфом советского киноискусства и одновременно — провалом советского кинопроизводства. Еще в конце 1926 года в СССР существовали целые районы, где фильм не показывали вообще. В Одессе, где фильм снимался, его выпустили в прокат только в 1927 году, когда вся страна уже праздновала другой важнейший юбилей.
Фильм к десятилетию Великой Октябрьской революции тоже поручили снимать Эйзенштейну. «Октябрь» тоже торжественно показали в Большом (7 ноября 1927 года) и в 1928-м выпустили в прокат, к которому на этот раз отнеслись серьезнее. Допустить, чтобы советский зритель узнавал о победах советского кино из репортажей с зарубежных премьер, было нельзя: фильм показывали по всей стране и впервые в истории Советского Союза советский кинохит одновременно обсуждали и ростовский «Молот», и вятская «Правда», и «Вечерняя Москва», и Луначарский со Шкловским.