Апология Империи

Русские, как психологический тип, способны как на титаническое революционное разрушение, так и на великое имперское созидание. Мы способны строить великие Империи и совершать великие революции и в своей истории уже в полной мере доказали это

Сложившаяся в стране политическая ситуация стала благоприятна для консервативно мыслящих людей. После всех социалистических и либеральных перипетий XX века Россия в начале XXI столетия открыто говорит языком консерваторов. Консерватизм впервые в русской новейшей истории стал идейно современен и даже моден — именно поэтому он нуждается в «переводе» из публичной речи в область сознательных волевых установок. Именно консерватизму предстоит ответить на те жизненно важные проблемы, которые перед Отечеством поставило наше жесткое время. Для России, ее особого мира, вновь актуален вопрос: быть или не быть?

Либеральное сознание современной демократии — властительницы дум конца 80-х и 90-х, находится в глубоком замешательстве и теряет инициативу идейного руководства обществом. Само же общество начинает интересоваться и обсуждать такие, еще пять-десять лет назад табуированные темы, как имперское сознание, национализм, диктатура, авторитаризм, монархия и т. д. Общество ищет, пока неосознанно, интуитивно, глобальную идейную альтернативу демократическому принципу, и тяга к имперскому величию — это, скорее, выражение биологического инстинкта самосохранения. Национально мыслящие люди всеми доступными силами и возможностями должны закрепить отрицательные оценки демократического принципа властвования в сознании нашего общества. Только так может быть создан стойкий иммунитет к идеям, столь ослабляющим нашу государственность.

Сегодня необходима формулировка и проповедь идей, завтра — изменение политической реальности.

Суть новой имперской идеологии пока туманна для общества. И хотя под консерватизмом сегодня понимаются очень разные принципы и идеи, самим временем определяется уже задача структурирования в более определенные идеологические формы консервативных устремлений общества. Православная Церковь, Имперская государственность, русская нация, крепкая многодетная семья — эти консервативные основы до сих пор не обрели осязаемого государственно-политического воплощения, но должны быть наполнены четким для общественного сознания идейным содержанием. Перед нами стоит задача создания идеологической основы будущего возрождения русской Имперской государственности.

Исторические времена, слава Богу, меняются, и меняются на удивление молниеносно, что дает определенные оптимистические надежды на реализацию планов, еще недавно казавшихся абсолютно не воплощаемыми в современных формах. Вот уже и политические верхи заговорили языком, на котором еще несколько лет назад говорили только изгои демократического общества — русские патриоты.

Постепенно таким новым идейным изгоем в русском обществе становится сама демократия. От нее воротит уже не только русских империалистов и националистов, давно выработавших иммунитет к всевозможным демократическим «народным обманам» и прочим популизмам в духе «свободы от Бога, равенства с инородцами и братства с врагами», предлагающим великой нации продать свое первородство в нашем государстве за принятие своих идейных «чечевичных похлебок». От реального воплощения демократии в России, да и от ее идеи в целом, сегодня подташнивает в большей или меньшей степени всю здравомыслящую часть нации.

«Теперь великодержавность России, — писал после десятилетия революционного хаоса оставшийся в России профессор Н.В. Болдырев,— понятна для нас как патриотический моральный постулат, как необходимый оттенок нашего сознания России. С идеей России неразрывно связан империализм России, потому что империализм означает мировое, космическое призвание государства. Великие государства не просто фрагменты мира, как средние и малые державы. Мировые Империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл. Большие проигрыши бывают у тех, кто ведет большую игру; Россия всегда была крупнейшим игроком истории». (Болдырев Н.В., Болдырев Д.В. Смысл истории и революция. М., 2001. С. 74–75.)

Империя — это царский путь между двумя крайностями. Путь между «глобалистской» крайностью — уничтожением самобытных национальных организмов и всесмешением их в едином «мировом государстве», с единообразным «мировым порядком», и «изоляционистской» крайностью — замыканием одной нации сугубо в своих этнических границах и интересах. В первом случае нация теряет свое национальное лицо и свою самобытную жизнь, во втором она без великих исторических порывов, постепенно, духовно и физически чахнет, зарывая свои национальные таланты в землю ради мнимого спокойствия.

В Империях благополучно решается неразрешимый дуализм национального (почвы) и всемирного (мiра) без смерти первого и тотального господства второго, уравновешивается глубина национального начала и широта вселенского.

В Империи «национальное» начало, вложенное в государственность, дорастает до всемирного масштаба, становясь объектом мировой истории, без риска потерять всякое национальное лицо в космополитических проектах усредненного всесмешения всемирного государства.

Империя — это высшее состояние государства, рождающееся из иерархии человеческих союзов (семьи, рода, сословия) и перерастающее свои национальные границы как проект государственного и культурного объединения для внешних народов. В состав Империи входят как те территории и народы, которые завоевываются (либо для достижения «естественных геополитических границ» Империи, либо для обуздания «неспокойных соседей»), так и те, которые добровольно принимают тот идеал человеческого общества, которым живет сама Империя.

Государство в Империи дорастает до цивилизации, до целого автаркийного государственного и культурного мира. Империя становится универсальным государством. И универсальность его заключается в том, что объединяющей основой, общим мировоззрением становится вероисповедание, религия, а не секулярная политико-экономическая идеология. Религиозное мировоззрение не заменяет национальное, а возводит его как часть в более высокий принцип — вероисповедный, могущий духовно объединить другие народы, усвоившие его с господствующей в Империи нацией.

Совершенно очевидно, что каждое государство наделено особым национальным духом, и в Империи этот «дух нации» получает выход на мировую арену как главное действующее лицо человеческой истории. Империя дает возможность нации стать творцом мировой истории. Все же остальные народы — безгосударственные или создавшие небольшие государства — довольствуются ролью зрителей или участников различных «массовок» в великой трагедии мировой истории.

Так, внутри православной традиции в одной и той же роли — носителя Православной Империи — на протяжении двух тысячелетий выступали три великих творца истории — римляне, византийцы и русские, каждый в свое время. В эти два тысячелетия Православная Империя не сходила со сцены человеческой истории. Играть и дальше эту роль в мировой исторической трагедии наш священный национальный долг, долг перед нашими предками, перед нашими предшественниками — римлянами и византийцами, долг перед православным миром, долг гражданский и религиозно-миссионерский, состоящий в свидетельствовании православных смыслов и идеалов в человеческом мире. Далеко не в последнюю очередь православная вера принималась другими народами и отдельными людьми из-за величия и красоты образа Православной Империи.

Православная Империя — это попытка построить наиболее воцерковленное человеческое общество для различных народов, как бы преддверие Царства Небесного. Этот смысл более или менее глубоко понимался в Российской Империи вплоть до ее последних дней.

Империализм Срединного Мира

В начале XX столетия идея революции победила в России идею Империи, но, будучи идеей государственно-разрушительной, не дала стране ничего, кроме опознания в советском государстве «злого, сильного и мелочного отчима». Либеральная демократия, по сути, столь же революционно настроенная по отношению к институту государственности, принесла нации ощущение «государственного сиротства». Это полное отсутствие патерналистского (отеческого, родного) государства психологически очень сильно сказывается на сознании русской нации, которая ищет в каждом новом лидере — человека, который сможет вернуть на свое историческое место государственность, для выполнения общественных функций защиты и регламентации жизни нации.

К началу нашего века все более появляется ощущение, что время революции прошло и вновь приходит время Империи. Сегодня это почувствовали уже многие. В каких размерах она снова явится на мировой сцене — в размерах 1913, 1991 года или каких-то еще других? Это, конечно, существенно, но еще более важно, чтобы в нации воскресло то осознание своей исключительной мировой миссии — альтернативы и Западу и Востоку, ощущение роли Срединного Мира (по выражению крупного филолога-слависта, академика Ламанского), имеющего свои духовные корни в православном Риме первых веков Христианской эры и православной Византийской Империи, в противовес протестантско-католической Европе и мусульманско-буддистскому Востоку.

Мир не делится на Восток и Запад, деление не является столь простым и симметричным, есть еще, по крайней мере, один самостоятельный мир — мир Православно-Срединный, потому нет нужды искать идеалов, шатаясь из крайности западничества в крайность евразийства. Мир в целом одинаково потеряет свое силовое и духовное равновесие, если мы присоединимся к Европе или если уйдем на Восток. Мы одинаково должны быть близки и одновременно далеки и от католическо-протестантского Запада, и от мусульманско-буддийского Востока; это единственное, что даст нам возможность маневра в отношении конкретно-политических решений того или иного отрезка нашего исторического существования между этими двумя мирами. Необходимо одинаково опасаться как сильной интеграции в структуры Запада и Востока, так и полной отчужденности. Та или иная степень интеграции или отчужденности должна мериться государственной и национальной целесообразностью.

Мы мир Срединный, Православный, самостоятельный, со своей исторической традицией и преемственностью от римских кесарей и византийских василевсов. Присутствие православной силы в мире удерживает этот мир от сваливания в кровавый хаос или диктат всемирного завоевателя над всеми остальными. Православная Империя (будь то Римская, Византийская или Русская) выполняла на протяжении нескольких тысяч лет одну и ту же функцию в этом мире — функцию удерживающего, будучи гарантом, что любой агрессор, возомнивший себя властителем мира, рано или поздно встретится с мощью римских легионов, византийских тагм или русских дивизий — и все их притязания обратятся в исторический прах, обретя уготованный им свыше законный исход.

Крестоносные православные Империи были охранителями мира и спокойствия на протяжении всей человеческой истории. Срединный мир сдерживал как завоевательные стремления Запада на Восток: нашествия всевозможных варваров Раннего Средневековья, католические крестовые походы, польские и шведские (Карл XII) устремления, французские (Наполеон) и немецкие нашествия в Первую и Вторую мировые войны (Вильгельм и Гитлер), так, и быть может, еще более сильные движения Востока на Запад, начиная со всевозможных кочевников — готов, гуннов, арабов, половцев, монголов, турок — и кончая неудавшимися попытками японского милитаризма XX века.

Западничество и евразийство есть поэтому уход от сложной проблемы национального самосознания, уход в рассуждения о том, к кому мы ближе и с кем нам быть. Здесь не решается вопрос: кто мы? К чему мы призваны? Здесь шатание из одной — западной — крайности ухода от русскости в другую — восточную, евразийскую. Уход от разрешения этих вопросов облегчает построения внутри историко-политических идеологий западничества и евразийства, но он не отвечает на внутринациональные запросы самосознания и не способен укрепить русскую государственность. Каждое поколение, откладывающее эти вопросы «на потом» и занимающееся вопросами полегче, оставляет «идущим вослед» нарастающий, как снежный ком, объем неразрешенных вопросов, а следовательно, и рост недоверия нации к своей интеллектуальной элите. Наша нация все менее уважает людей образованного слоя, для которых образование служит зачастую лишь трамплином в добывании средств к материальному благополучию, она все менее готова кормить национальную элиту своим трудом и одновременно все чаще стремится обращаться за идейным опытом к другим национальным элитам. Наша элита не выполняет своей созидательно-руководящей роли в национальном теле, выступая все чаще в образе той дурной головы, которая не дает покоя всем остальным членам. Бесконечно стеная о печальной судьбе демократии в России, которая все время некстати встает на дороге государственного роста и своими идеологическими препонами мешает решению национальных проблем, наша элита в глазах остального народа все более ассоциируется с ненавидимым им принципом демократического властвования. «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»; но и упрямый, медлительный и несговорчивый, ревущий в безумии осел демократии, привязанный четвертым пристяжным к набирающей темп русской тройке, стремящийся подровнять ее бег под себя, никчемного, — это не выход для России.

Анархия или Империя?

Начало XXI века будет временем жесткой идейной борьбы. Борьбы вокруг выбора пути для России. Не надо смущаться относительным спокойствием современной общественной обстановки (в сравнении, скажем с 1991 или 1993 годами). Она будет недолгой, как и все другие затишья в истории России. Это затишье лишь внешнее, за время которого необходимо укрепиться в новом имперском самосознании.

Особого выбора история нам не оставляет. Либо мы прилагаем все наличные силы к наиболее возможному в наших условиях усилению именно имперской государственности, либо будем продолжать медленно (или не медленно) двигаться к окончательной анархии и краху государственности.

Лев Тихомиров писал как-то, что русские могут быть по своим политическим убеждениям либо монархистами, либо анархистами, в зависимости от своего религиозно-нравственного идеала. Современность и идейные устремления молодого поколения весьма убедительно указывают на правоту гениального имперского мыслителя. Молодежь читает либо книги консерваторов типа Леонтьева и Тихомирова, либо сочинения таких анархистов, как Бакунин и князь Кропоткин. Всем кажутся пошлыми и безвкусными идеалы старой европейской демо­кратии с ее ничего не значащими в современном мире «умеренными идеалами» «свободы, равенства и братства». Либо полная, беспредельная, бунтарская, анархистская, личная свобода от всего, либо суровая, величественная, национальная, коллективная идея Империи и глубокая вписанность каждой личности в мир Церкви, государства, профессионального слоя, семьи.

Наше время — при всей кажущейся внешней безалаберности, вакханалии и разрухе — время все же очень серьезное, и это подсознательно ощущается все большим числом людей. Наше время — время выбора нового пути, быть может, пути на ближайшее столетие.

Русские, как психологический тип, способны как на титаническое революционное разрушение, так и на великое имперское созидание. Мы способны строить великие Империи и совершать великие революции и в своей истории уже в полной мере доказали это. Сегодня мы должны найти в себе силы содействовать созданию власти, способной заглушить в нашем национальном характере анархические стремления и совместно с нацией укрепить государственное тело России.

Главнейший вопрос Возрождения — вопрос о Верховной Власти! Вопрос о Верховной Власти — вопрос о суверенитете! Вопрос о суверенитете — вопрос о государственной чрезвычайной инициативе! Кто имеет право на введение чрезвычайного положения, на право временного игнорирования конституционного права во имя кардинального переустройства государственного организма, тот и является собственно Верховной Властью в государстве.

Имперская мощь не может вырасти на пустом месте. Без соответственного настроения нации невозможно фокусировать необходимое, огромное количество энергии в отстаивании идеала как внутри своего тела, в котором неизбежно будут антитела (инородцы и прочие асоциалы из своих), так и вовне. Никто не будет добровольно сдавать те позиции, которые нам предстоит вернуть себе по праву рождения. Это вопрос перестройки психологии нации, преодоления уныния и неверия в свои силы, сильно распространенных за последнее десятилетие.

Нам не дадут жить жизнью тихого и мирного «пенсионера» на нашей огромной «даче» (территории), мир не живет без борьбы наций, государств и религий. Можно лепетать о таких утопиях, как пацифизм и гуманизм, но они не смогут нас защитить от реальных геополитических противников, которые не будут долго спокойно взирать на наши огромные богатства и широченные пространства, с каждым годом все менее заселенные вследствие вымирания коренного населения.

Не надо ложно убеждать себя в том, что в начале XXI века невозможны мировые войны, завоевания одного государства другим, национальный геноцид или что-либо подобное. Откуда такая уверенность? На чем она базируется? Люди перестали желать власти над себе подобными? Нет в мире агрессивных военных блоков? Перестала литься кровь в бесконечных межнациональных конфликтах? В мире ощущается какая-то особенная, никогда ранее невиданная стабильность и умиротворенность?

Ничего подобного не просматривается на мировом горизонте. Все идет, как всегда шло в человеческой истории, только на другом витке технического развития и идеологической обработки масс. Люди не изменились в лучшую сторону, скорее наоборот.

Империя и пацифизм

Эпоха XX столетия, эпоха революций и демократий была эпохой коллективного размягчения мозгов, как говорили русские консерваторы-эмигранты. И «интеллектуальной чернью» этой эпохи явились пацифисты. Здесь для ослабления государственности (а армия — это один из важнейших столпов любой Империи) используется все, в том числе и слезы матерей, не желающих «отдавать» (слово-то какое, как будто речь идет о праве собственности и ее отнятии) своих сыновей в армию, и вопли о гуманизме и прочие интеллектуальные припадки.

А вместе с тем войны никуда не уходят из человеческой истории, и никогда (это больше чем математическая аксиома, это психологическая данность страстного человеческого характера) войны как крайний выход при ведении международных дел не выйдут из обихода народов. Если желать прекращения войн, то прежде всего надо запретить людям заниматься политической деятельностью, которая и является по-настоящему источником всякого конфликта, в том числе и военного. А чтобы, в свою очередь, запретить политику, необходимо прекратить всяческое развитие человеческих обществ, как духовное, интеллектуальное, так и экономическое, и физическое. Война, как это ни парадоксально звучит,— часть жизни. И сколько бы ни хотели на уровне межнациональном или международном уйти от всевозможных конфликтов — это никаким образом не удастся. С исчезновением политических конфликтов исчезнет и жизнь, их порождающая. Как говорил знаменитый военный философ и историк А.А. Керсновский: «Есть одна категория людей, навсегда застрахованных от болезней, — это мертвые. Вымершее человечество будет избавлено от своей болезни — войны». (Керсновский А.А. Философия войны. Белград, 1939. С. 17.)

Всякий искренне желающий предотвратить войну и пролитие большой крови будет всеми силами укреплять свою национальную армию и свое государство, только это будет настоящим деланием, направленным на отдаление всех возможных войн.

Есть два правила, которые оберегают от войн лучше, чем все пацифистские стенания, вместе взятые: «Нападают лишь на слабых, на сильных — никогда» и «Надо вовремя показать свою силу, чтоб избежать впоследствии ее применения». Это правила государственной мудрости всех веков человеческой жизни, все же остальное от лукавого.

Идея Власти Самодержавия

Во всяком государстве существует Верховная Власть, которая является волевым стержнем нации. Верховная Власть может быть Верховной только когда она не имеет себе равноценного или сильнейшего властного соперника в государстве, то есть когда она Самодержавна. Всякая Верховная власть всегда Самодержавна по своему внутреннему властному содержанию. И в этом смысле личное самодержавие православных Императоров, так же, как и власть коллективного самодержавия— парламента или организованного народа, власти самодержавные. Термин «Самодержавие» является исторически русским синонимом власти вообще. Разница этих самодержавий — в концентрированности Верховной Власти в одних руках или распыленности ее по миллионам частичек в массе населения. «Кто отрицает самодержавие, — писал русский консерватор, профессор В.Д. Катков, — тот отрицает только существующую историческую его форму и хочет поставить на его место скрытую форму западной автократии, где, под прикрытием юридических форм с вытравленным термином самодержавия, маленькая группа населения может жить на счет другой большей, или, по крайней мере, управлять ею и где самодержавие одного разменивается на более жестокосердное многоголовое самодержавие лендлордов, бюрократов и королей фабрик и железных дорог». (Катков В.Д. Нравственная и религиозная санкция русского самодержавия. Харьков, 1907.)

Современная ситуация в стране не позволяет нам, если мы, конечно, хотим жить (не хорошо жить, а вообще жить, что особо стоит подчеркнуть), желать власти, которая будет иметь низкую концентрацию. Задачи, стоящие перед нашим обществом и государством, категорически требуют от нас энергичной и персонифицированной Верховной Власти, способной мгновенно и энергично реагировать на постоянно меняющуюся мировую ситуацию.

Для нас сегодня важнее помнить о том, что республиканцы римляне при росте своего могущества и государственности пришли к Империи, что Карл Великий, объединив франков, думал об Империи, что Петр I, выходя на новый уровень развития русской государственности, строил Империю, что идеей объединения Германии в XIX столетии (связанной с именем Бисмарка) была Империя. Нам важнее изучать опыт великого Наполеона по построению своей Империи, а не умиляться тем, что французы в 1789 году взяли Бастилию и учинили республику. Нам нужнее путь Бисмарка и его генералов, приведший к Империи 1871 года, чем революционные идеалы 1848 года, давшие писаные конституции.

Для нас возрождение России должно стать возрождением Империи, это наш настоящий государственный уровень и естественный государственный вес. Все другие состояния нашего государства — это патология, переносящая свою патологичность на все области жизни нации. Неужели нам еще не стало ясно, что демократический принцип для России не эффективен и не приносит никаких положительно-ощутимых государственных результатов?

«Ну не возвращаться же нам в прошлое?» — снова и снова изумленно вопрошают политически зашуганные люди. Мы же ответим им, что этот вопросительный возглас год от года все менее остается наполненным каким-либо жизненным смыслом. Прошлое для нас все более становится животворной традицией, все более властным и реальным господином в нашей разрушающейся современности. Еще Н.Я. Данилевский говорил, что вопрос о лучшей форме правления решается историей. А история, сделав кровавый революционный зигзаг, проведя нацию через тернии демократии, повелительно возвращает русских на имперский путь. Мир в отсутствие России вновь становится однополярным, и мы не сможем уклониться от своей миссии — альтернативы всякому злу, жаждущему безраздельно властвовать на Земле.

Диктатура как путь к Империи

Чрезвычайная власть, диктатура, воспринимается нами как послед­няя мера в руках автократора во времена исключительные для жизни государства и нации. В обычные времена Верховная Власть должна действовать в рамках бумажных конституционных определений, апробированных исторической жизнью нации, но держаться за букву написанного человеческой рукой закона во времена чрезвычайные есть государственная глупость и даже преступление. Формальное следование всегда несовершенному закону (а в чрезвычайные времена эта несовершенность становится еще более явной) является безрассудством, трусостью, безответственностью или безвластностью Верховной Власти. Нет большего властного преступления, чем неприменение власти, когда таковое необходимо. Последствием этого всегда были кровавые гражданские войны, революции, анархии смутных времен и подобные им социальные ужасы.

Власть должна быть властной, персонифицированной, сильной, концентрированной, авторитетной и требующей к себе уважения. А для таких великих дел, как возрождение России, нужна Великая Власть. И опорой для этой власти должна стать нравственная поддержка нацией того, кто взвалит на себя тяжесть дела возрождения России.

«Идея Самодержавия, — писал один русский консерватор начала XX века, — не есть какая-то архаическая идея, обреченная на гибель с ростом просвещения и потребности в индивидуальной свободе. Это вечная и универсальная идея, теряющая свою силу над умами при благоприятном стечении обстоятельств и просыпающаяся с новою силою там, где опасности ставят на карту самое политическое бытие народа. Это героическое лекарство, даваемое больному политическому организму, не утратившему еще жизнеспособности...»

Другим поводом необходимости «героического лекарства» имперской власти для России является распущенность, недисциплинированность и анархичность нашего общества, пропитанного демократическими миазмами, о которых еще в XIX веке говорил знаменитый Ренан. «Эгоизм, — предупреждал он, — источник социализма и зависть — источник демократии, не создадут ничего, кроме общества слабого, не способного противостоять могущественным соседям».

Мы стали несчастными свидетелями страшных последствий разрушительности демократического принципа на примере ослабления нашей Родины. Мы переживаем тяжелейшую болезнь государственной расслабленности, единственным лечением которой может и должна стать величайшая концентрация власти. Концентрация власти нужна не сама по себе, а как орудие, с помощью которого возможно восстановить государственный порядок, добиться нравственной правды, социальной справедливости и тому подобных гражданских основ.

Нам, русским, сегодняшним гражданам России, нужна сильная государственная власть еще и потому, что в борьбе разных политических партий, народов, экономических группировок внутри нашей страны интересы Отечества в целом постепенно все более отходят на второй план. Только величайшие усилия и концентрация государственной власти, ее персонификация в лидере нации способна сбить накал внутриобщественной гражданской и национальной борьбы. Эта борьба всех против всех, не обузданная Верховной Властью государства, способна окончательно изнутри разорвать Россию в клочья. Нашим внешним врагам, уже не желающим мериться с нами силами в открытых и честных поединках, а всячески поддерживающим состояние анархии в нашем Отечестве, это хорошо известно.

Тот, кто сегодня выступает против сильной государственной власти, хочет сохранить лишь свою личную власть и отстаивает лишь свои личные интересы. Нам нужен особый, временный период управления — период диктатуры восстановления государственности. Сегодня России нужен правитель, способный вести за собой, консолидировать нацию вокруг себя, решиться на жесточайшую проскрипцию (открытое лишение защиты закона) в отношении всех врагов и воров нашего Отечества, способный, подобно Владимиру Мономаху, править с убеждением, что «Господь вручил нам меч карать зло и возвеличивать добро».

Михаил Смолин, Москва
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе