До сих пор не создано главное – идейные условия для устойчивого стабильного развития. В обществе до сих пор нет согласия по поводу смысла и цели существования новой России. У нас так и не решён вопрос об исторической преемственности, об отношении новой России к социалистическому и к досоциалистическому прошлому, о происхождении и базовых ценностях новой российской нации. У нас и спустя 20?лет после смерти коммунизма продолжают спорить о главном, о том, что есть Россия и к чему она должна стремиться.
Президент прав, когда напоминает оппозиции, своим политическим противникам, что есть святое, что есть «ценности и институты», которые являются «фундаментальными, государствообразующими» и которые «не подлежат никакой ревизии». Но всё дело в том, что у нас эти ценности, сама природа русскости никак не защищены законом.
Нашу Конституцию 1993?года писали воинствующие атеисты, писали люди, которые были убеждены, что патриотизм является «убежищем негодяев», что новая демократическая Россия ничего не должна брать из своего досоциалистического прошлого. 13-я статья Конституции, признающая равенство всех идеологий перед законом, тем самым признаёт право и на смердяковщину, право на борьбу с Россией и всем русским. Попробуйте в той же Польше в СМИ публично поставить под сомнение решающую роль костёла, национальной церкви и в формировании единства польской нации, и в формировании польской культуры. Это невозможно, потому что в Польше Конституция защищает исходное, христианское происхождение польской государственности и польской нации. А у нас до сих пор, как и в советское время, очернительство православной церкви и русских православных священников, борьба с «поповщиной» считается признаком интеллигентности, свободомыслия, является пропуском для прохода в либеральное сообщество.
Глумление над РПЦ сегодня стало более воинственным, чем в начале 90-х. Либеральная интеллигенция не может простить церкви, патриарху Кириллу активную поддержку Путина во время выборной президентской кампании 2012?года. Как и в начале 90-х, в сознание населения настойчиво внедряется мысль об исходной несостоятельности русского культурного кода, о том, что русская культура «критически утратила эффективность». В духовном отношении сейчас ситуация в России ничуть не лучше, чем в 90-е. По крайней мере веры в будущее России не сильно прибавилось.
В начале нулевых, когда Путин пришёл к власти, казалось, что решение вопроса о базовых ценностях новой России можно отложить на потом, что начинать строительство стабильности надо с восстановления территориальной целостности, с выдворения олигархов из Кремля, с захвата у них командных высот в экономике, с воссоздания разрушенной в начале 90-х вертикали власти. Все эти задачи были решены.
Но, как показывает нынешняя политическая ситуация, ни восстановление вертикали власти, ни восстановление территориальной целостности, ни даже укрепление авторитета страны на международной арене, обеспечение военной и экономической безопасности не ведут к политической стабильности, если в обществе и, самое главное, среди элиты нет согласия по поводу фундаментальных ценностей.
Вместо послереволюционной стабилизации мы получили рост агрессии, не столько жажду перемен, сколько жажду бури, разрушения. Молодые представители столичной интеллигенции, так называемый креативный класс, дружно становятся под антипутинские знамёна по той простой причине, что дело Путина – и восстановление суверенитета страны, и восстановление её территориальной целостности, сам по себе путинский патриотизм и путинское государственничество – им чуждо.
Российская государственность, основное достояние, которое оставили нам наши предки, не является ценностью для подавляющей части новой, «успешной» России. Драма современной России в том, что как раз наиболее успешная и наиболее образованная часть молодой России лишена государственного мышления, не хочет нести никакой ответственности ни за прошлое России, ни за её будущее.
Свобода, освобождение от остатков тоталитаризма, как мы видим, привела во многих случаях к освобождению от естественной, нормальной привязанности человека к своей родине. У нас рост благосостояния людей, рост комфорта ведёт к уменьшению тех, кому «за державу обидно».
И серьёзность нынешней ситуации заключается в том, что у либеральной интеллигенции, что хочет построить Россию, в которой не было бы никакой русскости, не было тех, кому «за державу обидно», сегодня куда больше сторонников, чем их было в начале нулевых. Если бы у нас Конституция защищала базовые институты и ценности, защищала бы целостность страны, традиции воинской доблести, достоинство русской православной культуры, отмечала бы решающую роль РПЦ в сохранении преемственности российской истории, если бы в ней было очерчено, о чём нельзя спорить в России, то национального нигилизма сейчас было бы у нас меньше. Маразм вокруг группы Pussy Riot возможен только в стране, которая не умеет защищать свои исходные ценности.
Либеральная интеллигенция имеет множество «заединщиков» в главном – в деле борьбы с так называемыми остатками российской имперскости, «заединщиков» в деле преодоления исходной многонациональной природы Российского государства, в деле уничтожения России.
Призыв либералов уходить с Северного Кавказа, расстаться с мусульманской Россией активно поддерживается нынешними российскими националистами, и прежде всего этническими националистами. В конце 80-х прошлого века либералов и националистов объединил лозунг «Даёшь суверенитет РСФСР!», что и привело к распаду СССР. Сейчас их объединяет лозунг «Перестаньте кормить Северный Кавказ!»
И самое поразительное. Сегодня этнические русские поддерживают и либеральную стратегию демилитаризации новой России, и первые, и вторые мечтают о превращении России в некое подобие малой, «компактной», нейтральной, безъядерной, удобной для жизни Австрии.
Уже ясно, что свобода в новой, некоммунистической России проявляет себя прежде всего как право на разрушение России, на освобождение себя от всего, что когда-то было дорого русскому человеку, что связывало его с родиной. И надо знать и понимать, что для интеллектуалов и политиков, которые называют себя в России либералами, свобода и демократия означали прежде всего право на «ломку» российской традиции, на переделку России и российского населения по своему подобию. И самое печальное, что сейчас желающих «ломать» Россию не меньше, чем в начале 90-х.
Либералы всегда были у нас корпорацией, претендующей на идейное и политическое господство в России, на право указывать «остальному населению», как ему жить. И надо отдать должное их прямоте. Они только себя считают «адекватными вызовам времени» и настаивают на том, что Россия как особая ментальность, как российская культура в целом стали «критически неадекватны» вызовам современности (И. Яковенко. Образование новой России. – «НГ», 18.03.2012).
И при этом, как всегда, уже на протяжении четверти века либералы требуют от россиянина, чтобы он убрал из своей души «имперский эгрегор», расстался с ценностью государственности как «изживаемой ценностью». Есть что-то назойливое и подозрительное в этом страстном желании вытравить из русского национального самосознания «имперскую доминанту». Почему китайцам «имперская доминанта» не помешала провести модернизацию, а нам мешает?
Власть, занявшая Кремль благодаря антикоммунистической революции, до сих пор боится сказать, что на самом деле так называемый красный проект был направлен прежде всего на искоренение из русской души всего русского, и прежде всего православной духовности. Но надо понимать, что, откладывая в долгий ящик правду о большевизме, оценку его аморализма как скрытого и явного геноцида против российского народа, мы тем самым расширяем легальные возможности для второго коммунистического эксперимента в России. Красного, антирусского реванша хотят не столько члены КПРФ, сколько политики и интеллектуалы, называющие себя либералами.
Либералы на самом деле хотят довести до конца дело Ленина и Троцкого, «перетряхнуть» Россию ещё раз и перетряхнуть её так, чтобы у неё не осталось ничего русского. Чем философия статьи Игоря Яковенко «Образование новой России» отличается от философии «перетряхивания» Льва Троцкого? Ничем. У И. Яковенко, как и у Льва Троцкого, нет сознания того, что ломка, тем более кардинальная ломка культурного кода нации, к которой он призывает, может обернуться не рождением нового, а просто её гибелью. Троцкий, как марксист, мог этого не понимать, ибо до Октября не было никакого опыта коммунистической переделки человека. Но сейчас же видно, и не только на опыте СССР, что все эти ломки только подрывают жизненные силы нации. Ведь один раз уже на протяжении семидесяти лет мы ломали российский менталитет. Надо видеть правду. Видеть, что за всеми этими призывами к «ломке» русского культурного кода чаще всего стоит неосознанная, инстинктивная русофобия.
Скрытый и явный необольшевизм для постсоветской интеллигенции, которая зачислила себя сейчас в ряды либералов, в какой-то мере простителен. Очень трудно изжить из своего сознания марксистское сопереживание революции как повивальной бабки истории, как праздника. И, наверное, по этой причине интеллигентный и либеральный Л. Никитинский полагает, что свобода не может быть без права «лезть» туда, куда хочется, что в этом и состоит «человеческая природа свободы», «что их бунт», бунт людей с Болотной, священен. Л. Никитинский забыл или не знает, что подлинный либерализм от марксизма отличается тем, что связывает свободы с ответственностью, с пониманием того, что нельзя «лезть» туда, где свобода несёт угрозу для жизни других. Совсем уже потерявший всякие ориентиры Г. Гудков прямо на Болотной 6?мая декларировал ленинское: «Единственным источником закона является воля народа, поэтому, когда народ хочет идти на Кремль, он действует по закону».
Жажда перемен, даже совершаемых путём бунта, объяснима для постсоветской интеллигенции. Правда, непонятно, зачем Л. Никитинский уподобляет себя и свою дочь, всех, выходящих на улицы Москвы с белыми бантами, тем несчастным, которые в фашистских гетто ходили, меченые жёлтыми звёздами. Это уже за пределами совести. Те, меченые жёлтыми звёздами, были приговорены фашистами к смерти, ждали смерти. А те, кто нынче бравирует своей оппозиционностью и живописует страшилки о «репрессивном» строе Путина, не рискуют даже тем, чем действительно рисковали защитники Белого дома 4?октября 1993?года. Путин не расстреливал парламент из орудий танков, чем, как известно, отличилась в российской истории очень «либеральная» команда Ельцина–Гайдара.
Нетрудно понять причины революционизма, найти истоки неотроцкизма у тех, кто ведёт за собой молодёжь на штурм «путинского режима», кто призывает прорвать цепь ОМОНа и идти на Кремль. Я имею в виду, к примеру, И. Пономарёва. Сын сенатора, помощницы миллиардера Абрамовича, любимец миллиардера Ходорковского, он гордится, что «Ходорковский меня всегда очень любил», и одновременно заявляет, что в 1917?году он «вне всякого сомнения» был бы с большевиками, что он видел бы себя в роли наркомвоенмора, то есть в роли… Троцкого. Как понять природу большевизма молодого человека, вскормленного миллиардерами, ставшего депутатом, как он сам не скрывает, благодаря их олигархическим деньгам? Вольготно у нас быть троцкистом, ибо у нас всё позволено, даже бороться с национальной государственностью. Честно говоря, поражает то, что один из идейных лидеров либеральной оппозиции, дитя перестройки Ю. Латынина, тоже дышит революционизмом, жаждой настоящей кровавой революции.
Наверное, мира и стабильности до сих пор в России нет, задачи послереволюционной стабилизации до сих пор так и не решены, потому что те, кого мы с основанием и без основания называем «интеллектуальной элитой», являются не столько либералами и тем более демократами, сколько большевиками.
Ахиллесова пята посткоммунистической России в том и состоит, что у неё нет центристской интеллигенции, могущей найти общий язык между демократией и православной родословной русского человека. Политическая стабильность невозможна без устойчивого центра, который во всех бывших социалистических странах создавала национально ориентированная либеральная интеллигенция. У нас все эти двадцать лет западническая и национально ориентированная интеллигенция находится по разные стороны баррикад. У нас, как и в 1991?году, мало, очень мало тех, кто чувствует себя европейцем, является поборником свободы, самоценности человеческой личности, но не страдает характерным для российской интеллигенции национальным, государственным и религиозным отщепенством. Люди, близкие к РПЦ, по-прежнему, как и в 90-е, подозрительно относятся к так называемым западным ценностям, ко всем дискуссиям о развитии демократии в России. А либеральная интеллигенция сплошь и рядом атеистична, всерьёз полагает, что Церкви на протяжении тысячелетий удавалось обманывать народ. Отсюда, от нежелания приспособить свои идеалы к реальной России, где большинство населения связывает себя в той или иной форме с православием, и стремление «ломать» остатки традиционной российской идентичности. Отсюда и убеждение, что нынешняя Россия себя исчерпала в цивилизационном отношении.
Путин по своему мировоззрению – классический русский центрист, европеец, рыночник, но одновременно – воцерковленный русский патриот, оберегающий российскую государственность как самоценность, дитя столицы Российской империи. На самом деле Путин куда ближе по своим ценностям к вождю дореволюционных октябристов Петру Струве, чем к Ивану Ильину, которого он часто цитирует.
Но очередной русский парадокс состоит в том, что за двенадцать лет путинской эпохи российский центризм не укрепился ни идейно, ни политически. «ЕР» со своими крыльями во все стороны до сих пор идейно невнятна. Отсюда и нынешняя ожесточённая идейная и политическая борьба. И теперь, после того как проект «Россия без Путина» провалился, становится очевидно, что либеральная интеллигенция скорее уйдёт с политической сцены, чем примирится с тем, что она называет «имперской доминантой российской ментальности», с ценностями российского государственничества.
И таким образом мы снова возвращаемся туда, откуда начинали путинскую эпоху. Разница состоит только в том, что теперь уже нет никаких шансов найти консенсус между теми, кто хочет переделать русскую ментальность, и теми, кто хочет оставаться русским. Разница между 2012?и 2000?годами состоит только в том, что уже нет места иллюзиям, которые двигали Путиным в момент его прихода в Кремль. Не станет он никогда уже своим для тех, кто называет себя в России либералами. И новая приватизация ему в этом деле ничем не поможет. Надо видеть правду. Качание между патриотами и либералами только усиливает шансы последних, даёт им стартовую площадку для революции.
Не соответствует действительности утверждение Л. Васильева, автора статьи «Неумолимость политического процесса» («НГ», 16.05.2012), что якобы либерально-демократическая интеллигенция никогда не стремилась отстранить Путина от власти, а тем более совершить насильственный переворот в стране. Кампания в СМИ по дискредитации Путина и его команды, начатая два года назад, резко усилилась после того, как Медведев отказался от борьбы за власть. Для участия в проекте «Россия без Путина» были привлечены лучшие перья либеральной интеллигенции. И надо видеть, что у тех, кто жаждет политического реванша, у новых большевиков, куда больше возможностей воздействия на умы людей – как они, либералы, говорят, «остального населения», – чем у поборников исторической традиционной России.
И новая опасная для судеб России ситуация требует от Путина новых, нестандартных решений. Вчера было рано, но завтра может оказаться поздно. Необходима срочная консолидация всех национально ориентированных сил вокруг власти.
Вместо того чтобы активно привлекать к работе нового правительства оппозиционно настроенных экспертов, принимавших до этого активное участие в реализации проекта «Россия без Путина», надо укреплять в Москве позиции тех, кому дорога Россия такая, какая она нам досталась от наших предков.
Надо понимать, что, если у нас нет экспертов и специалистов, кроме тех, кому враждебны и наша Церковь, и «русская ментальность», и русская империя, то на России надо ставить крест.
В конце концов развивалась все эти двенадцать лет российская провинция без тех, кого Дмитрий Медведев назвал на XII съезде «ЕР» «интеллектуальной элитой» России, без тех, кому не по душе путинская «вертикаль власти».
Путин в новой ситуации просто обязан уже сейчас выдвинуть на политическую сцену реального преемника, политика, который бы и своим опытом, своей русскостью и своими традиционалистскими убеждениями олицетворял бы надежду большинства на стабильное развитие православной, суверенной, многонациональной России. Нельзя допустить к власти новых большевиков, тех, кто ещё раз хочет «ломать» русскую ментальность.
Нужны персональные институциональные гарантии сохранения курса на национализацию новой, постсоветской России. Нельзя допустить, чтобы глупая случайность принесла роковые изменения в судьбы России. Необходима партия, которая бы консолидировала центристские силы России, которая бы не стеснялась своей православной родословной. К сожалению, «Единая Россия» в её нынешнем виде, со своими торчащими в разные стороны «крыльями», избегающая в последнее время слова «патриотизм», не сможет в этой ситуации стать центром консолидации здравомыслящей и ответственной России. Даже среди её депутатов очень мало тех, кто способен на равных в полемике с «интеллектуальной элитой» отстаивать право России оставаться самой собой, беречь своё достоинство и безопасность.
Старая политическая стратегия, которая лежала в основе нулевых, себя исчерпала. Как было в начале нулевых – и нашим, и вашим, – уже не получится. «Открытое правительство», как в своё время «Открытая Россия», никогда не будет работать на укрепление российской государственности. Пора жёстко очерчивать мировоззрение и политические условия, на которых возможно сотрудничество власти с теми, кто мечтает «о России без Путина», а на самом деле стремится к России, которая уже и не думает подняться с колен.
Александр Ципко
Литературная газета