Человек надеющийся

Почему и по какому праву на людское доверие так наплевали?
Ленинградской хроники трех августовских дней 1991 года, пожалуй, главного события и моей юности — до сих пор почти никто не видел. Я специально порасспрашивала своих друзей — мы родом из телевидения — нет, кажется, никто никогда этих кадров не видел, да и не задумывался о том, что они вообще есть. Сняты. И лежат себе где-то на полке.
Зачем? Есть же выученный наизусть апокриф: московская хроника 19, 20 и 21 августа 1991 года. Танки, люди, журналисты, Ельцин на броне, уставший Ростропович на стуле, Руцкой в движении, крики в толпе, ночь, стрельба, опять танки….

Фильм Сергея Лозницы «Событие», ставший фильмом открытия «Артдокфеста» — это хроника Ленинграда в августе 91-го. В ней другие лица. И само «событие» — танки, крики, стрельба, Ельцин на танке — в кадре как бы отсутствует. И главным событием становятся лица людей, которые переживают историю, происходящую с ними, практически у них на глазах: где-то рядом, в осязаемой близости.

Разумеется, общее место говорит, что люди (и их лица) в Москве и Ленинграде — разные. В те три дня 91-го (и это хорошо видно в хронике, отобранной Лозницей) — совсем разные (опуская понятные фенотипические различия): одно дело, когда на тебя едет танк, и совсем другое — когда ты слышишь по радио о том, что на кого-то такого же живого, как ты, едет танк.

Ленинградцы тем летом одеты в дурацкую варенку с нелепыми «начесами по лаку» на головах у женщин и кривыми роговыми очками в пол-лица — у мужчин. Они много курят, у них нет привычки собираться вместе, но вот они собрались, и сами, кажется, себе удивились…

В фильме есть кадр, когда всего лишь два месяца назад избранный мэром Ленинграда Анатолий Собчак вылезает в окно Ленсовета, чтобы рассказать людям, собравшимся на площади, что сейчас происходит в стране и городе… Площадь не просто заполнена людьми — это человеческое море, которое рукоплещет Собчаку и тут же замирает, слушая его, затаив дыхание. В этот момент я сдалась и заплакала: такой веры и такого кредита доверия, которые были у новой российской власти в том августе, мне кажется, не было ни у одного начинающего политического режима ни в одной стране. Как, куда это делось? Почему и по какому праву на это людское доверие так наплевали? Как они могли? Кто эти они? А кто — мы?…

В хронике 20 августа в фильме Лозницы есть момент, когда камера выхватывает из людского потока то одного, то другого ленинградца, спешащего на митинг на Дворцовую площадь: женщина с ребенком, который жует булку; парень, прижимающий к себе девчушку, смущенную и объятием этим, и обстановкой, и тем, что столько людей вокруг; наконец, дядька с полупустой авоськой. Идет один, целеустремленный, в джинсах на высоком поясе. Не знаю, почему меня так резанула эта полупустая авоська. Но в ней, конечно же, тоже и знак, и смысл того времени. Кто угодно задним числом пусть рассказывает о том, что в 91-м люди, вышедшие в моей стране на площадь, боролись за колбасу и джинсы, — я не верю. Это потом все переменилось, и многое встало с ног на голову: с колбасой-то оказалось жить уютнее и проще, чем со свободой. Но 19, 20 и 21 августа люди, стоявшие на Дворцовой площади, стояли за свободу. Верили в нее. И надеялись этой свободой хоть чуточку надышаться. Хоть капельку при свободе пожить. И об этом — вся эта хроника.

Такой веры и надежды в глазах, пожалуй, нет больше ни в одной документальной съемке. Человек надеющийся. Homo sperans. Вымерший, исчезнувший с лица страны человеческий вид.

Вот они стоят на самой красивой площади страны и, приподнимаясь, на цыпочках, слушают и академика Лихачева, и Марию Берггольц, сестру Ольги, говорящих негромко, но страшно убедительно о том, что свобода лучше несвободы и что сейчас это — самое главное. И безмолвная, чтобы не пропустить ни слова, площадь взрывается овацией. И с тем же пиететом они опять слушают Собчака. И тот говорит им о планах на долгое, счастливое и конечно же свободное будущее.

Пройдет четверть века, и я буду сидеть в темном зале очень смелого кинотеатра, не побоявшегося пустить к себе опальный фестиваль «Артдокфест», и закрывать себе рот, чтобы не плакать в голос по тем нам, которых больше нет и с которыми ничего такого долгого, счастливого и свободного, в том смысле, в котором об этом говорят в августе 91-го на Дворцовой площади, не случилось.

Я надеюсь, однажды дойдет до того, что фильм Сергея Лозницы «Событие» и другие документы 90-х станут показывать в школах. Показывать и рассказывать о происшедшем. И рассуждать о том самом человеке надеющемся, который был, да весь вышел. Может быть, еще лет через 25 какой-нибудь дотошный юный историк изучит нас подробно и сообразит, наконец, как так вышло, что ничего в итоге не вышло. И люди из этой хроники, кажется, сами не заметили, как умерли. Вместе с надеждой…

16.12.2015
Автор
Катерина Гордеева
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе