Теперь спрашивается — да много всего спрашивается. Например: почему ЕР обратилась к Медведеву, а не к собственному лидеру? Решение-то о проведении дороги через лес принимал Путин — так, казалось бы, его и просить о приостановке… Уже мелькавший в прессе ответ: позиция Путина на сей счёт известна, и верным партийцам было неловко просить его передумать — не убеждает. Просить В. В. передумать — неловко, а просить Д. А. остановить В. В. — ловко? Дырявая какая-то почтительность. Надо полагать, некие политтехнологи решили, что этак, от трёх бортов: партия попросила, президент поручил, премьер согласился — получится внушительнее. Что ж, дело вкуса, но со стороны всё это кажется весьма натянутым. (Замечу в скобках, что самоназвание «политтехнолог», носимое изобретателями подобных мизансцен, всё чаще отдаёт беспардонным бахвальством: такого качества технологии стоило бы называть иначе.)

Или другой — гораздо более важный — вопрос: а почему сцену Dei ex machina собрались разыграть только сейчас, когда половина намеченных к вырубке участков Химкинского леса уже сведена под корень? Ответ: потому что только сейчас общественное движение в защиту леса стало достаточно громким — не весьма хорош. Нет, он правдив: именно после полуконцерта Шевчука на Пушкинской площади и концерта U2 в Лужниках лозунг «Спасти Химкинский лес!» зазвучал настолько громко, что власть сочла разумным его перехватить, — но не свидетельствует о серьёзной продуманности решения. Потому что перехватывать лозунги у оппозиции — оно, конечно, не слишком трудно и очень весело, но ведь ещё и рискованно. Как показала недавняя наша история, такое поведение власти может довольно быстро привести публику к вопросу: а вы-то зачем нужны? без вас — не веселее ли будет? Не доводить дело до массового интереса граждан к подобным вопросам — разрешимая и даже рутинная для власти задача: подавляющую часть исторического времени дело до него и не доходит; но изгнать такой массовый интерес, если он уже возник, — задача несопоставимо более трудная, если вообще разрешимая. Во всяком случае, КПСС с ней не справилась.

На мой взгляд, вмешательство верховной власти в драму Химкинского леса произведено слишком поздно — и с практической, и с политической точки зрения. С практической — потому, что лес уже не спасти. Да, вырублено пока только 60 га из 144, выделенных в лесу под строящуюся дорогу; какую-то, говорят, особенно ценную дубовую рощу строители только готовились уничтожать. И всё-таки лесу уже не жить. Заметим: президент с премьером лишь приостановили строительство для «дополнительных общественных и экспертных обсуждений». Эти обсуждения вполне могут привести и к возобновлению строительства — потому ли, что пересмотр решения затянет стройку минимум на год; потому ли, что трасса через Молжаниново окажется заметно дороже — да мало ли почему. Но даже если трассу через Химкинский лес и не поведут, деревья-то уже повалены. Лесоводы утешают: лет за восемьдесят-сто всё вырастет лучше прежнего — чушь. Нет у лесоводов восьмидесяти лет. Подмосковные леса, которые указывал охранять ещё Пётр Великий, горят случайно, горят нарочно, гибнут из-за перестоя, вырубаются под коттеджи, сдаются в долгосрочную аренду для рекреационных нужд (то есть тоже вырубаются под коттеджи) — и так далее. Нетронутый Химкинский лес имел хоть какие-то шансы уцелеть в этом беспределе; рассечённый просекой стометровой ширины, он почти наверняка будет добит — оглянуться не успеем. С политической же точки зрения взять и без какой-либо добавленной стоимости повторить тысячекратно прозвучавшие речи несогласных — для президента несколько простовато. Никакого политического выигрыша тут нет даже теоретически. Вместо «спасибо, что защитил», президент будет гораздо чаще слышать: «Что ж раньше-то молчал?»

Выигрыш мог бы быть, кабы президент вступился, например, за Павловскую опытную станцию, у которой исподтишка принятое распоряжение Росимущества отнимает (конечно же, под элитные коттеджи!) сотню гектаров земли, занятой коллекцией кормовых и плодово-ягодных культур — любовно приумножаемым наследием великого Вавилова. Да, от той истории меньше шума — потому что в ней нет двух шкурных интересов, — но важность её бесспорна. Требование отменить наглое распоряжение ещё не бессмысленно (коллекция пока цела) и ещё не опошлено совместными усилиями пиарщиков pro и пиарщиков contra. Конечно, если президент решит вступиться за биологов, пиарщикам pro придётся поработать, разъясняя публике значимость президентского поступка, — в Химкинском лесу за них это сделали их оппоненты; так ведь и результат получится настоящий.

Возвращаясь от возможного к наблюдённому, скажу, что главная загадка — не в деталях политической суматохи последних недель, а в градусе её ожесточения. Пиарщики и политтехнологи ровно с цепи сорвались, причём более властные, чем оппозиционные. Обычно так напрягают силы, так выкладываются за несколько метров до финиша. Какую такую финишную ленточку имеют в виду все эти люди, я не знаю, но в пылу своего спурта иные из них дошли до фальсификации речей и деяний — и даже до клеветы. Хорошо бы, чтобы замеченных в подобных финтах специалистов поскорее лишили ангажемента, а то ведь так и новости читать станет невозможно.

Александр Привалов, научный редактор журнала «Эксперт»

Эксперт