Сванидзе, кстати, в этой кампании поучаствовал, но от хунвэйбинов его образ (пока только фотографию) это не защитило. Так что никакого толку в попытках понравиться этой власти нет. У нее своя система распознавания своих и чужих.
Но дело не только в этом. Рассуждая о коллаборационизме, Юрий Афанасьев толкует об "идейной позиции людей, сознательно вовлеченных в политику". А политика ли это? Владимир Максимов еще в начале девяностых ответил любителям малых дел, ссылающимся на притчу о лягушке, попавшей в кувшин с молоком, но сбившей масло и спасшейся: а в молоко ли мы попали? И говорил о необходимости "глобальной концепции спасения". Ныне же среди демократически настроенной части общества зреет понимание того, что политическая борьба (то есть концептуально обоснованная деятельность) и защита прав человека (деятельность ситуативная, разновидность "малых дел") - это совершенно разные вещи. И заниматься одновременно и тем и другим совершенно невозможно.
Защита прав человека - это гениальное изобретение советских диссидентов, понимавших, что любые разговоры о смене политического режима повлекут за собой немедленные репрессии, а вот требования соблюдать собственную Конституцию и хельсинкский Заключительный акт позволят хоть какое-то время проявлять общественную активность. Политической правозащитная деятельность становилась в неполитической стране. И главное - это была защита прав человека неполитического. Таковым советский человек являлся не только по причине отсутствия соответствующих политических институтов, но и по своему внутреннему устроению, по свойствам своей личности.
Политика предполагает четкое целеполагание с расчетом на конкретный результат - приход к власти либо участие в ней, удержание власти, готовность к переходу в оппозицию. Удержание власти вплоть до установления несменяемости означает переход общества в неполитическое состояние, что сейчас и происходит в России.
Защита прав человека - это процесс, который результата, конечной цели иметь не может, ибо не бывает идеальных обществ. У правозащитников бывают конкретные достижения, но в целом само существование правозащитного движения, оказывающего постоянное давление на власть, но не отказывающегося от сотрудничества с нею, какова бы она ни была, оказывает влияние на общественную ситуацию. Власть может ненавидеть правозащитников, да и они не обязаны ее любить, но они не могут быть в оппозиции в том ее понимании, что существует в политическом обществе.
В обществе же неполитическом понятие "оппозиция" применяется к любым проявлениям нелояльности, которая трактуется властью весьма широко и произвольно. И уже не только Владимир Лукин, но и Элла Памфилова становятся неприемлемыми фигурами для прикремлевских правозащитных институтов. Чем менее политическим власть делает общество, тем более она политизирует защиту прав человека.
Не удивлюсь, если место Эллы Памфиловой и Владимира Лукина займут представители молодой сурковской элиты. Какая-нибудь Маша и какой-нибудь Леша.
Но общество-то чем лучше власти? Последние неделю-две только и разговоров, что о конфликте в "Стратегии-31". А собственно политическую акцию - попытку начать кампанию за возвращение выборности губернаторов, предпринятую в Екатеринбурге, - не заметили. Как давно уже не замечают идущую по всей стране ликвидацию выборов мэров, замену их сити-менеджерами в рамках нового передела власти-собственности, затеянного "Единой Россией".
Ничего удивительного. Нынешняя оппозиция, как и нынешняя власть, состоит из людей, в девяностые годы не имевших серьезных электоральных успехов - исключение составляют, пожалуй, лишь Борис Немцов да Сергей Ковалев. ("Яблоко" следует рассматривать особо.) И это весьма показательно. Можно сколько угодно и в чем угодно обвинять Бориса Ельцина, но время его правления было эпохой выборов и референдумов, когда Россия училась выбирать и голосовать. Этот опыт оказался лишним для власти и невостребованным у оппозиции.
Актуализация этого опыта, то есть опыта борьбы за власть, и будет означать возвращение к политике. Как перестройка началась с историко-культурной рецепции наследия шестидесятых, так и модернизация России начнется с переоценки и усвоения опыта конца восьмидесятых - девяностых годов и преодоления советского опыта семидесятых-восьмидесятых.
Дмитрий Шушарин
Грани