Чем пахнут «Земляничные луга»

Писатель протоиерей Алексий Лисняк


Рассказы воронежского прозаика протоиерея Алексия Лисняка широко известны. Они регулярно появляются на страницах «толстых» литературных журналов, его произведения в исполнении актёров звучат на радио. Рассказы батюшки публиковались в знаменитой «Зелёной серии» издательства Сретенского монастыря. А недавно издательство «Вольный странник» выпустило сборник светлой русской деревенской прозы отца Алексия «Земляничные луга», который сразу стал популярным. Отец Алексий нечасто появляется в публичном пространстве, но сегодня – он гость нашей редакции (интервью записано в Сретенском монастыре ещё до введения карантина в Москве).


– Отец Алексий, рад снова видеть вас. Мы беседовали здесь ровно 6 лет назад. Что изменилось в вашей жизни за это время?

– Сложно сказать сходу, себя со стороны не видно. Служу всё там же – в селе Орлово под Воронежем. Зато в Сретенском монастыре изменения потрясающие!

– Да. Мы ведь разговаривали с вами ещё в административном корпусе, на месте которого теперь стоит храм Новомучеников...

– Храм великолепный! Вот уж где ощущаешь себя посланцем князя Владимира – то ли на земле стоишь, то ли на небе… В нашей провинциальной жизни перемен меньше, сельская жизнь подобными темпами не меняется. Впрочем, и наш храм тоже сильно похорошел, и снаружи, и внутри, вот, заканчиваем монтировать новый иконостас. Приход всё увеличивается, людей прибавляется. Старший сын окончил мединститут. Крупные издательства выпустили две мои книги: одна – «Через речку быструю», в ней опубликована моя развесёлая повесть, а другая – вот эта, «Земляничные луга», выпущенная в Москве.


Протоиерей Алексий (Лисняк) «Земляничные луга»


– «Земляничные луга» выпустило псковское издательство «Вольный странник», не московское.

– Псковское? Чудеса! А я до последнего был уверен, что издательство располагается в столице! Шучу, конечно, однако сейчас такая степень глобализации, что немудрено перепутать.

– Главное, чтобы Интернет был.

– Ага, чтоб никто не догадался. Вот и в селе почти все изменения связаны с распространением Интернета. Глобализация полнейшая.

– Вас тоже Интернет-баталии коснулись?

– Кабы я принимал в них участие, они меня непременно бы коснулись, но мне, как и любому священнику, «баталий» хватает в реальности. Неплохой, кстати, рецепт: чтобы вас не потрепали в Интернет-схватках, просто не участвуйте в них. Сейчас любая периферия стала полноценной частью глобального мира, при желании вляпаться в какую-нибудь вселенскую грязь человек может повсеместно. Это прогресс, одна из граней прогресса.


Чтобы вас не потрепали в Интернет-схватках, просто не участвуйте в них


– Не знаю, как на селе, а в столице порой складывается ощущение, что большинство активных «юзеров» – противники Церкви. В то время как в реальной жизни поговоришь с людьми – и другая картина вырисовывается. Как бы понять, что на самом деле происходит?

– Мне понравился один живописный образ современной Интернет-реальности: люди вдруг разом взобрались на крыши и принялись орать, да так, чтобы все их слышали, вот только не учли, что слушать-то некому: все же заняты, все же орут. То есть технический прогресс всего лишь заменил нам неудобные скользкие крыши на комфортные аккаунты, а по сути ничего нового-то не произошло. Мы, люди, не меняемся тысячелетиями. Всегда об этом говорю. Мы сейчас живём и дружим с теми же грехами и добродетелями, что и тысячу, и две тысячи лет назад. Когда будете готовиться к Исповеди, присмотритесь к хрестоматийному перечню грехов: там всё то же, что было и при царе Алексее Михайловиче, и в «эпоху развитого социализма». Или присмотритесь к древним святоотеческим добродетелям: они все актуальны и теперь. Выходит, что и в реальности, и в виртуальном пространстве – те же самые люди о двух ногах. Есть там такие, кто «поголовно против Церкви», а есть и немало вполне воцерковлённого народа.

А вообще, о чём мы говорим! Самые яркие впечатления и воспоминания у нас ведь не из Сети, а из реальной жизни. А реальность наполнена радостями, запахами и красками, которые никакое виртуальное пространство никогда не заменит. В наших силах не прятаться от проблем в Сети, а делать так, чтобы проблем вокруг нас становилось меньше. Говорю банальные вещи, но стоит просто взять и попробовать сделать в мире хоть что-то своими руками, да хоть табуретку для любимой тёщи, чтобы на всю жизнь остался опыт, ощущение радости, и в мире на капельку прибавилось любви.


Присмотритесь к хрестоматийному перечню грехов: там всё то же, что и при царе Алексее Михайловиче


– А что в реальной сельской жизни происходит?

– Лень происходит, лень вкупе с поголовной сытостью, даже пресыщенностью. Раньше была такая категория людей, которая в поисках лучшей доли всё время переезжала с места на место, но ничего хорошего и там не находила, поскольку всюду – люди. Нет бы хотя б попытаться украсить своими трудами окружающее жизненное пространство, изменить его. А сейчас-то даже и переезжать не надо: кнопку – тык, и провалился, привет, пишите письма.

Просто я не склонен преувеличивать опасность от Интернет-глобализации: ведь когда придёт то самое время «Ч» (а оно придёт!), камни в христиан полетят не из Интернета. Камни будут швырять те, кого мы не сумели воспитать здесь, на земле, в реальности, в том числе своим примером.

– Многие серьёзные историки считают, что революции делаются сытыми.

– Сытыми и праздными. Либеральные Интернет-горлопаны вбивают в наши головы различные штампы про «голодных оборванных россиян», но я, живя среди народа и являясь его частью, таковых давно не встречал. Да, в жизни каждого белые полосы сменяются чёрными, и наоборот. Но благополучие общества определяется не временными трудностями, а наличием свободного времени у его граждан – это азы политэкономии. Свободного же времени у нас полны карманы, а желания конвертировать его в какие-нибудь иные блага – нужды нет, сыты.

Оглянитесь: наши нищие хлеба не берут. По-моему, неплохо. Пару десятков лет назад в обиход вошёл штамп «наше нелёгкое время». Знаете, меня это словосочетание теперь уже даже и не веселит, и не раздражает. Смотрю, бывает, на мордатого оратора или на соборного проповедника, который ради красного словца вот это вот «в наше нелёгкое время» вворачивает… Люди это слышат и сами начинают в это верить! В нашем селе в каждом дворе – если не машина, то две. Сейчас можно вообще не работать. Просто не работать! И при этом ходить сытыми, пьяными и бухтеть про нелёгкие времена.

– Автомобили-то, конечно, у многих есть, и дотации многие получают, но ведь и само производство не сильно увеличилось!

– Тут возразить нечего. Я всё о той же невероятной сытости «нашего нелёгкого времени»: представляете, производство заброшено, но мы при этом не ходим пешими, ездим на импортных авто. Одеваемся в импортное. Слава Богу, благодаря санкциям питаться стали своим, отечественным, да и строить почти что из своего, родного. То есть мы можем ещё и увеличить производство, но не сами по себе, а под давлением внешних обстоятельств. Но если мы сами себя не заставим трудиться, то, боюсь, уйдём все поголовно в Сеть, и оттуда, жирные и с одышкой, уже не выберемся.


Самоизоляция


– Сейчас в роли внешних обстоятельств выступают пандемия вкупе с разразившимся экономическим кризисом. Боюсь, по выходе из карантина многие люди, которые сейчас дома сидят, останутся без работы.

– Дед мой, Царство ему Небесное, говорил, что когда после войны он вернулся из побитой Европы на разорённую Родину, мысли не возникало такой – «остаться без работы». Потому что у них действительно было бедствие, а не как у нас. Ни выходных, ни толстых пуз, ни отпусков, ни обеденных перерывов, ни набора веса в самоизоляции. Не горевали они, что вместо Турции им придётся отдыхать на даче – а мы пока, давайте признаемся, именно этого боимся? У нас ведь больше половины населения занято похудением! Расскажи дедам в том же 1945-м году, как их внуки станут сгонять жиры в фитнес-клубах, они бы это за анекдот приняли. А ещё добавь, что внуки при этом недовольны! Слов нет.

У меня много знакомых, которые преуспели в различных отраслях. Сколько чёрных полос ни наступало, а они всегда заняты. И будут всегда заняты, я уверен. Просто работают они хорошо. Хорошие работники при любых катаклизмах на вес золота. Всем они нужны, народ за ними бегает. Я и сам к некоторым из них в очереди стою, потому что никто лучше не сделает. Мне кажется, чтобы не бояться безработицы, стоит с таких вот брать пример.


Хорошие работники при любых катаклизмах на вес золота


– А что, на селе образ труженика и рукастого хозяина больше не в чести?

– Увы, это главное изменение последних лет: люди расслабились, основательно расслабились. Безделье повсеместное.

– Простите, но какое может быть безделье на селе? Знаю по родным: если работать на земле, времени вообще не остается.

– Мы с вами выросли в СССР. Помните студенческие поездки на картошку?

– Нет. Не успел я в школу пойти, как разразилась Перестройка. Соответственно, и никаких стройотрядов к моему поступлению в Университет уже и в помине не было.

– Эх, а сколько впечатлений и воспоминаний! Всем отрядом, пятью автобусами – да в колхоз!..

Я часто бываю в современных сельхозпредприятиях. Слава Богу, трудятся там в основном крещёные люди. Сев – с молитвой, уборка – с молитвой, подведение итогов – с благодарственным молебном, – у нас на приходе прижился такой порядок.

Так вот, «в наше нелёгкое время» один оператор современного картофелеуборочного комплекса выполняет работу примерно ста-двухсот человек. А один нынешний трактор в единицу времени засевает столько, сколько два десятка советских МТЗ. Места для студенческих отрядов в реальности больше нет, и это надо принять. Просто принять. Помните, как в фильме «Приключения Электроника» советские школьники грезили о прогрессе: «Позабыты хлопоты, остановлен бег, вкалывают роботы, а не человек»? Так вот, эта пора наступила, сейчас мы в начале новой эпохи. Но почему-то она совсем нас не радует. Очень важно не отдать роботам нашего счастья – простого человеческого труда.

– Невольно вспоминается известная картинка Васи Ложкина «Газ-батюшка и нефть-матушка». Некоторые уважаемые экономисты говорят, что наличие условной нефтяной трубы (или любых других обильных дармовых ресурсов) общество развращает. Нельзя жить за счёт экспорта сырья – основным источником дохода должно быть производство.

– Это очевидно, у нас перед носом есть хороший пример: братья-белорусы и сами трудом живут, и россиян своей продукцией радуют. А ещё – у них нет иностранной рабсилы, сам видел: дворники славянской наружности. И у нас так раньше было. Теперь вы в Москве много таких видали? Этому масса причин, но начинается-то всё с чего?

– Одни считают, что с экономики, другие – с бардака в голове.

– А я думаю, с художественной культуры, которая непрерывно формирует гражданина. И какова культура, таков и гражданин: либо бездельник, ноющий о том, как плохо жить «в этой стране», либо трудолюбивый и жизнелюбивый патриот. Если культура брошена на рыночно-базарный произвол, её обязательно подбирают рыночные дельцы или, ещё хуже, «наши зарубежные партнёры». Тогда она и начинает рождать это вот – «у нас труп» или «ах, щас бы в Англию из этой нищей страны». Такие вот, казалось бы, незаметные детали личность и формируют. И вроде бы всё логично: выживает то, что приносит доход. Вот только – что приносит хороший доход-то? То, что имеет хорошие рейтинги, а это далеко не художественное слово. Это героин, автомат Калашникова, голая гм-м… кхе-кхе… и «у нас труп». Советская культура работала на перспективу, она воспитывала человека. Да, это был дорогостоящий инструмент в руках власти, но именно этот инструмент и обеспечивал в том числе силу и стабильность державы. Очевидные вещи, к сожалению…

– Вот мы и вернулись к вашей книжке, которую издал «Вольный странник». Отличное название: «Земляничные луга», душистое.

– Это название утвердил митрополит Тихон лично. Рабочее название у книги было моим – «Кровная родня». Однако владыка решил, что оно не годится. Ну, я и набросал десяток новых, из которых издательство выбрало «Земляничные луга». И я владыке Тихону за это благодарен.

– Я отлично его понимаю: у современного человека, пресыщенного дешёвой масс-культурой, «Кровная родня» это почти что «кровавая резня» или «кровная месть».

– Допрыгались! Самим-то нам не смешно? Кровной бывает только резня или месть? А «кровная родня» нами уже даже в качестве штампа не проглатывается? А ведь эта метаморфоза приключилась с нашими мозгами за каких-нибудь 20–25 лет… Впрочем, чему я удивляюсь? Если наше медиапространство генерирует 7000 трупов в неделю, как говорил Александр Михайлов, какая уж тут родня… Всё закономерно.


– Тогда о чём книга: об идиллическом селе или селе реальном?

– Как думаете, можно ли спросить живописца, о чём его полотно? Скажу лишь, что в сборник вошли рассказы разных лет, все они – художественные, живописные произведения. Художественное произведение — это не репортаж с места событий. Художественное произведение — это всегда сумма авторских впечатлений, авторского видения, накопленного опыта и мастерства, – сейчас уже не стыдно этим словом пользоваться. Как говорил Антон Кержун, герой одного из крупнейших русских прозаиков Константина Воробьёва, художественная книга – это не матрац, назначение которого всем понятно.

– Некоторые думают: православный рассказ тождественен своему антуражу – бабушки, свечечки, просфорочки и пр. Мне близок другой подход, когда автор оттачивает композицию, выстраивает сюжет, выжимает из диалогов лишнюю «воду». Вы именно так и пишете.


Подлинная картина начинается не с желания нарисовать корову, она начинается с тихого звучания в сердце художника


– Я рад, что вы меня понимаете. Наши приходские художники-иконописцы как-то учили меня, что подлинная картина начинается не с желания нарисовать корову или паровоз, она начинается с тихого звучания в сердце художника. Не с сюжета, а с того, что в душе зазвучал вдруг ритм, и художник этот ритм фиксирует на холсте. Потом он пытается этот ритм отточить, добавить гармонию, как в музыке, чтобы это полотно, уже ритмичное, зазвучало гармонично. А вот когда полотно полноценно зазвучало, тогда уже можно в это полотно вплести сюжет. Таковы примерно основы искусства, и во мне они, слава Богу, работают. Лишь когда все эти условия соблюдены, в дело вступает культура самого автора, и Васнецов изображает Василису Прекрасную, а Шишкин – сосну посреди ржи.

Есть пути проще и прибыльнее, если ты Сафронов: долго не думай, рисуй популярных и богатых, глаза им побольше, уши поменьше. Успех, аншлаг. Если ты Павленский, всё ещё проще: гениталии к площади гвоздями прибей – и сиди в ожидании иностранных корреспондентов… Поэтому я не писал книгу про село, веру, корову или паровоз, но каждый рассказ, включённый в сборник, сперва начинал тихонько звучать вот здесь (показывает на сердце – А.П.), и начинался не с сюжета, не с «портрета моего кролика». Потом, в процессе, когда работаешь над полотном, сюжет может меняться, появляются или же исчезают герои. Кстати, эти же вечные основы искусства заставляют художника годами не работать, что также отличает художника от графомана. У меня и это получается. Главное в творчестве ведь вовсе не сюжет: литература должна впечатлять, как хорошее художественное полотно. Чтобы душа человеческая расцветала! Я добивался того, чтобы от моего рассказа у человека начинало петь сердце. Есть такие рассказы, где не упоминается ни храм, ни крест, ни бабушка, ни свечечка, а жить и Бога славить всё равно хочется.

– Ни бабушка, ни свечечка? Ужас. Это ж против жанра!

– Вот мы с вами шутим, а некоторые издательства, когда я им поначалу предлагал свои сборники, отказывали мне по этой самой причине: «Что тут православного? А кадило-то где?» Да ты взгляни, думаю, на всё это простыми человеческими глазами – и сразу поймёшь, что Православие не в свечечках и не в умерших девочках, не в убогих дешёвых котиках. Творчество, тем паче православное, – в человеческом сердце. Не умеешь до сердца достучаться – значит, грош тебе цена как художнику.

– По такой логике, и в «Капитанской дочке» нет ничего православного.

– Вот именно. Поэтому-то на «Капитанскую дочку» и на подобные феноменальные произведения православные издательства начали обращать внимание сравнительно недавно. Боялись. Есть опыт, знаю, о чем говорю.


Богоявленский храм. 
Фото из Интернета


– А бывает ли вообще «православная литература»?

– Вы мне этот вопрос уже задавали шесть лет назад. С тех пор я пришёл к выводу, что православная литература, конечно же, есть. Другое дело: что мы считаем православной литературой? Если те опусы, вся ценность которых в кондовом сюжете, где искусственный эрзац-батюшка рыдает на чьей-то разрытой могиле или умирает хромой котёнок, то это не православная литература, это ужас, который нельзя тиражировать ни в коем случае, тем более внутри церковных оград, потому что с этого-то околоправославного нытья и начинается культурная деградация.


Православная литература, конечно же, есть. Другое дело: что мы считаем православной литературой?


– Смотрите: выражение «православная наука» лишено смысла, поскольку наука либо отвечает критериям научности, либо нет. А вот, скажем, архитектура уже может быть православной, если она, например, относится к православному храмоздательству. Но вот как быть с литературой, честно говоря, до сих пор не совсем понятно.

– Пусть вместо меня вам ответит сама русская литература. Сейчас я найду кое-что в своём телефоне… Вот, прикройте глаза и послушайте, прочту фрагмент Шишковской «Угрюм-Реки»:

«Ночь была прохладная, спокойная и звездная. Какой богатый Бог! Столько золотой пыли натряс он из широких рукавов своих на небо. Дорога золотая, Путь Млечный, куда ведешь? И что за твоим кольцом, и есть ли что? Вот Нина устремила ввысь глаза и ищет ангелов на твоих златых путях. Но глаза ее смертны, видят вершок, не боле, – и вдаль, и вглубь. Несчастные глаза, несчастный человек! Глаза ее в слезах, а мысль в восторге. Да, ангелы есть! Вот они, вот они – в мыслях, тут, возле нее. И среди них, конечно, – Прохор!

Прохор тоже смотрит на небесный золотой песок, но взор его корыстен, жаден. Ему не надо ангелов. Он, как тать, обокрал бы все ночное небо, все звезды ссыпал бы к себе в карман. А вот самородки, один, другой, вот семь блистающих самородков сразу. Огни Большой Медведицы... О, богатый Бог! Если б хоть одну золотую звезду залучить на землю...».

Каково? Вячеслав Яковлевич Шишков – один из моих любимых писателей. Он преставился аж в 1945-м году, в самое-то безбожнейшее время получил за своё творчество Сталинскую премию. Но его работы из любого советского пионера способны были воспитать православного если не архиерея, то уж точно инока. Да так, собственно, и было. Наши старые иерархи воспитывались на такой вот литературе. А теперь я найду в телефоне и зачитаю вам одно современное, растиражированное и признанное едва ли не «эталонным православным» произведение, его фрагмент, слушайте:

«…бедная женщина лежала, раскинув руки на венках, вжимаясь растопыренными пястьями пальцев, неразборчиво бормоча и бесслёзно, сухо, отрывисто вскрикивая, не криком, а даже скорее икотой, откуда-то из чрева. Перепачканную в свежей глине, ее с трудом подняли и обтряхнули. Женщина будто переменилась. В звонкой солнечной тишине она оглядела охристые стены церкви, зеленые купола и в наружном подобии спокойствия подняла испачканные в земле руки и принялась их рассматривать. Вдруг нагнувшись, она схватила ком земли и наотмашь, неловко и нелепо, отшвырнула его, затем схватила еще и кинула, целясь куда-то в сторону церковных стен».

– «Пястьями пальцев»: это как?

– Сам до сих пор не знаю, где у пальцев «пястья» и как это – «вскрикнуть икотой». В этом произведении много загадочного, наподобие «блестящих днищ лопат» и т.д. Лично я, впервые увидев данное произведение, вспомнил не о Боге. Мне вспомнился анекдот:

– Чукча, куда ушла американская подлодка?
– Зюйд-зюйд-вест!
– Да ты не выделывайся, ты рукой покажи!

Вот и весь мой сказ о том, есть ли в природе православная литература и что это такое.

– В Сети такого «творчества» пруд пруди.

– Именно. Но попадает в Интернет оно из нашей с вами реальности. Однако случается, что в этом пруженном пруду отыскиваются бесценные самородки. Они, как правило, не лауреаты премий, за ними обычно не стоят чиновники от литературы, издательства не видят в их творчестве для себя барыша, но их литература русскому человеку необходима как воздух, как одно из средств постижения Богом зданного мира. Таковыми я считаю поэтов Леонида Сафронова, Веру Часовских, и не только их. Поэты сейчас, слава Богу, встречаются. С прозаиками куда сложнее, я состою в редколлегии литературного альманаха «Стражник» и с этой проблемой знаком. Прозаики попадаются, но значительно реже. Полагаю, оттого, что нет у нынешнего прозаика культуры труда. Над каждым прозаическим словом требуется точно такая же работа, как над словом поэтическим, это проверено, сам видел… Благодаря своему отцу мне посчастливилось бывать в самом сердце того великого советского литпроцесса, который рождал грандиозных писателей. Потому я и перечитываю Владимира Орлова, Фёдора Абрамова, Юрия Казакова, Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Юрия Нагибина, Виктора Некрасова, Валентина Распутина и многих-многих их современников.

– Повезло вам. Что объединяет рассказы, собранные под обложкой «Земляничных лугов»?

– Если коротко, то все рассказы отобраны мною по простому принципу: после их прочтения хочется жить.


Все рассказы отобраны мною по простому принципу: после их прочтения хочется жить


– Но некоторые рассказы очень грустные, до тоски. Тот же «Мангал», например.

– Желание жить – это ведь не поросячий восторг, это желание созидать, не повторять своих ошибок, но всё-таки – жить.

– А почему книга разбита на две части?

– Тут всё просто. Рассказы из первой части собраны под заголовком «Кровная родня». Они о нас – детях одного Отца, таких разных, – это если совсем уж «на пальцах». Некоторые рассказы из этой части существуют в аудиоформате, их читает – и хорошо читает! – народный артист России Александр Панкратов-Чёрный. Вторая часть книги называется «Родной уголок», она больше касается Земли – нашего общего уголка. Кстати, многие из рассказов второй части тоже существуют в аудиоформате: их читает актёр Московского театра «Глас» Виктор Золотоног. Некоторые рассказы из этой книги периодически звучат на волнах различных радиостанций, как церковных, так и светских.


С народным артистом России Александром Панкратовым-Чёрным. 
Фото: Ян Лотошинский


– Теперь ясно. И завершает книгу очень хороший рассказ «Сущие во гробех». Мы его на Православие.Ru когда-то публиковали.

– Мне он тоже нравится: читал – не мог оторваться (смеется – А.П.).

– Кстати, а вас прихожане в качестве писателя воспринимают или считают, что это одно из хобби настоятеля? Книжки ваши у вас в храме продаются?

– Продаются. Они и помимо нашего храма продаются повсеместно. Видел я их и в Питере, и в Минске, и в Уфе, и в Южно-Сахалинске. Говорят, и за рубежом эти книги доступны.

А прихожане у нас разные. Есть книгочеи и настоящие любители русского художественного слова, а есть и такие, что совсем не читают. И это нормально. В Церковь людей приводит не любовь к художественному слову, а другое – желание в Царство Божие попасть. А там, как известно, не про грамотность спросят, там – душу свою покажи.

А вообще – Пасха наступила! А мы тут о лени, коронавирусе с кризисом и прочем грустном. Нам, христианам, грустить по уставу не полагается! Кризисы приходят и уходят, равно как и вирусы. А нас впереди ждёт много-много светлого, интересного. И самое светлое, что нас ждёт, – оно неизбежно: это «воскресение мертвых и жизнь будущего века». Вот где радости! Ну, и с чего нам грустить-то? Как говорил наш признанный православный писатель: «Тут уж приуготовляться надо».

Поделиться