С другой стороны, чего бы я в жизни не хотел, так это быть эстетическим критерием. Может, этот натюрморт кому-то всю душу перепахал до самого корня. Открыл новый дивный мир. А критерий — он вроде ложечки в обувном магазине. Всунул, пальцами пошевелил — нет, не соответствует: "Мне, девушка, вон ту пару, пожалуйста". 

Я, вообще-то, географ. Уже лет 50, как наша наука на основе скучных эмпирических наблюдений признала город ландшафтом общего пользования. Иначе невозможно. Если у вас квартира рядом с церковью — слушайте в восемь утра малиновый звон. Если рядом со стройкой — наблюдайте таджиков на бульдозере. Либо съезжайте. По причинам физического порядка ненавистные известной группе сограждан словечки "толерантность" и "космополитизм" — не выдумка, а неизбежная столичная реальность. 

Вопрос только: а) в соблюдении суммы правил/приличий и б) наличии механизма, эту подвижную сумму определяющего и регулирующего. Да, законы, да, суд. Но не только. Повседневная жизнь течет в русле неписаных правил и лишь в исключительных случаях вскипает до уровня формальных юридических разборок. Каждый день в Москве сотни или тысячи мелких конфликтов из-за парковки. Некоторые кончаются мордобоем. До суда доходят единицы. И слава богу. Как-то научились разбираться на своем уровне. Нарабатывается сумма правил и неписаный код горожанина. 

Процесс облегчается незримым разделением пространства на территории и страты. В моем детстве пацаны прекрасно понимали разницу между своим и чужим двором. Это спасало. Мы знали правила. И выжили-таки. Наверное, и сейчас так, но, насколько могу судить, стало мягче. Взрослые часто меняют квартиры и города, дети — школы и дворы. Москвичи умеют смотреть мимо человека, не чувствовать запаха в метро, не кусать соседа за ухо, если случайно наступит на ногу... Но если возникает анклав или страта с преобладающей социальной культурой села — тогда проблема. Не потому что сельская культура плохая, а потому что неадекватна среде обитания. В частности, она всегда менее толерантна. Свой неформальный код в ней доминирует над общегородским. Она обидчивее и агрессивнее по отношению к чужим (это мы чувствуем) и в еще большей мере — по отношению к своим. Этого мы не чувствуем. Нам, в общем, плевать. Горожане в чужие дела не лезут — своих по горло. Но и вам не следует на лестнице баранов резать. 

В конечном итоге городская среда всегда (всегда!) берет верх. Но никогда (никогда!) процесс не проходит безболезненно. Только через конфликты. В течение поколений. 

Тридцать лет назад в Ясеневе стояли "лимитные" девятиэтажки. Они были окружены "ореолом" бытового мусора. Люди, приехавшие из провинции и испытывающие нешуточный адаптационный стресс, инстинктивно мстили столице, швыряя отходы за окошко. Может, так преломлялось понятие "околица". Мусор на селе выносится за пределы "своего" пространства. Но в городе околицы нет. Тем более в общаге. "Мое пространство" — в лучшем случае койка. Все вокруг неродное... Чего ради я, такой молодой, крутой и несправедливо бездомный, буду соблюдать правила этих зажравшихся москвичей?! 

Оторвавшись от своей традиции, они трудно вживались в чужую. Москва их не любила. Но через поколение сами сделались москвичами. И точно так же сверху вниз недолюбливают "понаехавших". Однако их недоброжелательность в целом все же толерантнее резкой оборонительной агрессии снизу, со стороны новоприбывших. Эту социокультурную асимметрию не обязательно оправдывать, но следует видеть и понимать. 

Если с этой точки зрения посмотреть на процесс в Таганском суде, то мы увидим типичный конфликт разобиженной низовой ("слободской" или "сельской) культуры с более раскрепощенной и успешной старогородской. Организаторы выставки "Запретное искусство" — уж не знаю, осознанно или инстинктивно — действовали строго по столичному коду. Есть "наше" пространство. Музей, в котором для желающих выставлено "наше" искусство. Уж какое ни есть. Извините. Нежелающих туда никто за уши не тянет. Впрочем, и не запрещает — только, пожалуйста, соблюдайте общий для города этикет: в чужой монастырь со своим уставом не надо. 

Их оппоненты живут в другой парадигме: это наш монастырь. Чужие здесь не ходят. А если ходят, то на цыпочках, пока мы сделали вид, что отвернулись. Мы же всегда готовы прийти и вправить мозги тем, кто живет неправильно. И нигде они от нас не укроются — пространство целиком и полностью наше, включая ихний поганый музей... 

Такая социокультурная конструкция называется уже не Москвой, а в чистом виде большой деревней. Она тотальнее и агрессивнее. 

Неважно, кто именно рассматривается как "чужой" — ошалевший от столицы таджик или, наоборот, интеллигентный москвич в пятом колене, очкарик; буржуй, гомосексуалист или, скажем, бродячая собака. Суть в "низовом" градусе неприязни и форме ее проявления. Так агрессивно ведут себя, пользуясь городским сленгом, лузеры, болезненно сознающие свою неконкурентоспособность. Если пользоваться более привычным для СССР языком, люмпен-пролетарии. Им в этой ненавистной среде ничего не светит. Надо ее ломать! 

Откуда растет подобное мировосприятие, хорошо показывает такое незамысловатое желание генерала Макашова "жиду окошко обосс...". Такое легко представить в одноэтажной слободке, но как быть, если, допустим, цель обитает на двенадцатом этаже? Не хочу лишнего сказать об антисемитах, но, боюсь, даже лучшим из них не дотянуться. 

Технологическая невозможность следовать сельским постулатам в городской среде сильно подрывает прочность устоев. Отсюда искренняя и вполне оправданная ненависть охранителей к большому городу. Особенно, конечно, к Москве. Жирующая блудница, продажная тварь, раковая опухоль предательства — как только ее не называли. 

И правильно. Это чуждая, но абсолютно неизбежная и необратимо отдаляющаяся от "уникального российского пути" (который, как идеологема, корнями связан с селом) модель жизни. У вас, господа, выбор: либо к ней адаптироваться, либо остаться на обочине. На практике вы свой выбор давно сделали, де-факто приняв городские правила. Но ни за что не признаетесь в этом даже самим себе. Да и не надо: большой набор социальных масок у одного человека — типичный признак либерального городского кода. 

Эстетические и тем более юридические конфликты вторичны, потому что они всего лишь тонкий слой лака на могучей социокультурной основе. Которая, однако, тоже подвержена изменениям. Сто с небольшим лет назад толпа растерзала на улицах Киева двух "шароварниц" — модниц, рискнувших выйти на улицу в брюках. Формальная логика близка нынешней: оскорбили народную нравственность, намеренно спровоцировали разврат. Вы сами посудите, громадяне: до какого ж извращения природы человеческой мы так дойдем: чтобы баба да в портках?! 

Чистый гей-парад. 

Город, город во всем виноват. Но без него никак. Пол Пот в Камбожде попробовал — вышло очень контрпродуктивно. Так что адаптируйтесь. 

Организаторы выставки знали, на что шли и, полагаю, осознанно смоделировали экспозицию по мотивам старого советского анекдота: 

...Пенсионер жалуется в милицию, что девушки из общежития напротив, переодеваясь перед окном, оскорбляют его нравственность. Приходит участковый, с интересом смотрит в окно: 

— Дед, так ведь не видно ничего! 

— Как не видно? А ты, сынок, на шкаф заберись и через бинокль! 

Слезай со шкафа, дедушка! Суесловие насчет кощунства и оскорбления чувств верующих точно из этого же источника. Надо не полениться, найти время, прийти, залезть на табуретку, заглянуть в дырочку — и только потом от всей души оскорбиться. Ребята, неужели вы сразу не почуяли, что городские пацаны вас разводят, как лохов на вокзале?! Видать, не почуяли, коли сходу проглотили наживку, как глупый окунь червяка. 

Без бутафорских страстей православных активистов выставка осталась бы мелким пресноватым событием. Зато с их бесплатной помощью маленькую подставу удалось развернуть в масштабное ТВ- шоу для всей страны. В терминах провокативности и пр., о чем толкуют современные эстеты, успех просто грандиозный. Причем дело отнюдь не только в масштабе. 

Возмутить и спровоцировать сосисками на кресте или икряными иконами более или менее образованного горожанина в индивидуальном порядке нелегко. Видали мы уже эту икру — и в гораздо более свежем виде. Помните замечательно неожиданный (после не забытых еще голодных лет) плакат "Жизнь удалась"? Через полтора-два десятка лет сделать в той же технике икону, или, скажем, портрет Л.И.Брежнева — не более чем унылое эпигонство. По крайней мере, на мой непросвещенный взгляд. Не радует, не раздражает, не удивляет. Вопреки самоназванию, не актуально. Постоял три минуты, полюбовался и пошел, ругая себя за потраченное время. 

Но с выходом в большое пространство общественного мнения, которое всегда консервативнее и, прости господи, глупее личного мнения относительно продвинутого индивида, актуальность естественным образом возрождается. Для массового мышления это новость, объект эмоциональных споров, эстетического и нравственного переживания. Такая реакция позволяет обоснованно говорить, что перед нами действительно акт искусства. Актуального, провокативного, с элементами массового действия, преломляющегося через СМИ... Типично городского. 

Выставка повлекла за собой суд, суд привлек косматого Никшича с его ряженой массовкой, Никшич привлек молодых людей с тараканами. И, само собой, комментаторов с федеральных каналов. Вот где, собственно, и состоялся настоящий перформанс. Реалити-шоу было не в музее Сахарова, а в Таганском суде. Эх, селяне. 

Организаторов выставки "Запретное искусство" можно только поздравить. Едва ли они рассчитывали на такой могучий успех. Хотя, конечно, понимали, что "запускают волну". 

Столичный город — настоящий кудесник. На его волшебной территории даже охранительская атака с целью сокрушить его систему ценностей чудесным образом обращается ему на пользу. Это естественно и неизбежно: чтобы публично зафиксировать свою позицию, консерваторы вынуждены физически собраться в центре столицы у суда. То есть воспользоваться преимуществами компактной городской среды и инфраструктуры. Им следует привлечь внимание СМИ — то есть подчиниться их поганым правилам. Они нуждаются в юридическом инструментарии, созданном, опять же богопротивными горожанами с университетским образованием. 

В результате вместо доброго слободского погрома получается развлечение для городской публики. Бесплатный цирк. 

А иначе получился бы смиренный крестный ход в селе Пятихатки. Нет, братья, надобно ехать в либеральную столицу! Издавать там свою народную прессу, осваивать гнусный интернет, изобретенный в Америке. Веселить ее, чревоугодливую похотливицу, и тешить. Растворяясь и встраиваясь таким образом в пестрый городской и глобальный ландшафт. 

Такая жизнь, братья и сестры. 

Во всей этой истории меня радуют два пункта. 

Во-первых, вместо того, чтобы громить помещение, православное воинство на этот раз двинулось в суд. Цивилизаторская функция города? 

Во-вторых, официальной церкви хватило ума и достоинства, чтобы отстраниться от участия в шоу. Ей за это искреннее уважение. 

Именно так, в процессе взаимных конфликтов и притирки, формируется и укрепляется мозаичная среда Москвы. Нарабатываются навыки и социальные технологии сосуществования разных социальных культур в единой общегородской. Разве это не важно?

Дмитрий Орешкин

Огонек